то уж не спи: тут могут пароходы встретиться. Поглядывай в море.
Федька подошел к рулевому.
— Что трясешься? — спросил рулевой. — Ямы боишься?
— Та смерз, — сказал Федька. — А кака та яма?
— Не знаешь?
Федька много слыхал россказней про яму, не верил им, но все-таки любил послушать. А ночью так и побаивался: а вдруг в самом деле есть?
— Нема никакой ямы, — сказал Федька. — Ты ее видал?
— А вот и видал: там повсегда зыбь. Ревет! — аж воет. Я раз с греками плавал, видал, как судно туда утянуло. Хоп— и амба!
— Брешешь! — испугался Федька.
— Вот чтоб я пропал! Пароходы затягивает.
— А где ж она?
— Аккурат посередь м!оря. Греки знают.
— Да врешь ты! — отмахивался Федька.
— Верное слово. Вот чего Афанасий не спит? — добавил рулевой вполголоса. — Накажи меня бог, ямы боится.
— Федька! — крикнул из каюты хозяин. — Смотри огни! Уши развесил!
Федька стал вглядываться в темноту, и действительно, далеко впереди, справа, ему показался белый огонек. А сам прислушался, не гудит ли впереди яма.
…Английский грузовой пароход «Мэри» с полным грузом русского хлеба шел, направляясь вдоль западного берега Черного моря, в Босфор, чтоб оттуда идти дальше, в Ливерпуль.
Зеленый и красный огни ярко светились по бортам, там горели сильные электрические лампы. Еще один, белый, огонь горел на мачте. Этот огонь на мачте носят пароходы в отличие от парусных судов, которым пароходы всегда должны уступать в море дорогу.
Пароход был недавно построен, все было новенькое, и исправная машина работала как часы. На носу судна стоял вахтенный «баковый» и зорко смотрел вперед. Тут же висел большой сигнальный колокол, которым баковый давал знать вахтенному штурману, когда появится на горизонте огонь: ударит раз — значит, огонь справа, два — слева, три раза — прямо по пути парохода.
Молодой помощник капитана, штурман Юз, был на вахте и ходил взад и вперед по капитанскому мостику.
Вдруг он услышал три спешных удара в колокол с бака. Он глянул вперед: почти перед самым носом парохода слабо мигал зеленый огонек.
— Лево на борт! — крикнул Юз рулевому, и пароход резко покатился влево.
Реи парусника едва не задели пароход.
— Четвертый раз! — ворчал про себя Юз. — На курс! — скомандовал он рулевому.
Рулевой повернул штурвал, закляцала рулевая машина, и пароход пошел по прежнему направлению.
Капитан Паркер сидел на кожаном диванчике в своей каюте, которая помещалась тут же, у капитанского мостика. Две электрические лампочки горели над полированным столиком, на котором стояла бутылка виски[8] и сифон содовой воды. Капитан курил из трубки душистый английский табак и записывал в свой кожаный альбом русские впечатления. Он боялся, что за длинную дорогу забудет и не сумеет толком рассказать своим ливерпульским друзьям про Россию.
«На улицах громко говорят, кричат, — писал он, — на тротуарах толкаются и не извиняются…»
Бах, бах, бах! — опять раздались три удара с бака.
Капитан Паркер надел фуражку и выскочил из каюты.
— В чем дело, Юз? Опять? — спросил он помощника.
— Право, право, еще право! — командовал Юз.
Красный огонек совсем близко проскользнул мимо левого борта.
— Что они, издеваются? — сказал Паркер.
— Мы ведь должны уступать паруснику по закону, — ответил Юз.
— Но ведь закон, мистер Юз, запрещает ходить в море без огней, как пираты. Или вы считаете правильным, когда огни внезапно появляются за три сажени? — назидательно сказал капитан.
— Что же, бить? — спросил Юз.
— Надо быть твердым, когда ты прав.
— Конечно, следовало бы проучить, — слабо заметил Юз.
— Ну, а раз так, то не меняйте в таких случаях курса, Юз, — ответил Паркер.
Капитан круто повернулся и ушел к себе в каюту.
Артур Паркер представил себе, как его пароход, гладко выкрашенный в красивый серый цвет, горит яркими электрическими огнями, чистый, сильный, гордо идет среди этих замухрышек-парусников. Джентльмен в толпе дикарей.
Он вспомнил, как в русском порту его два раза толкнули на улице. Он не успел опомниться, как уже обидчик куда-то исчез.
Артур Паркер представлял, как он будет рассказывать про это в Ливерпуле и как все будут ждать, что он сейчас скажет, как он сумел показать этим дикарям, с кем они имеют дело. А сказать было нечего. Паркер сильно досадовал на себя.
<Вот и с этим парусником упущен случай. Этот разиня Юз! Надо было просто — трах! Довольно миндальничать, носите огни в море… Какой был удобный случай проучить эту публику!» — досадовал капитан.
Паркер снова вышел на мостик. Он надеялся все-таки, что вдруг представится еще такой же случай, и не рассчитывал на Юза.
— Они, кажется, вас выдрессировали, Юз, — едко сказал он помощнику. — Вы ловко обходите этих господ, юлите, как лакей в ресторане.
Юз молчал и смотрел вперед.
— Дядьку, — крикнул Федька хозяину, — вже блище огонь, пароход аккурат на нас идет!
Нечепуренко высунулся из каюты.
— А таки здоровый пароход, — сказал он, помолчав, — должно, с Одессы, с хлебом. А ты где, Федька, закинул той старый фалень? С него ще добры постромки выйдуть.
— Дядьку! Ой, финар давайте! — кричал Федька.
Он не спускал глаз с парохода, и ему ясно было, что если пароход через минуту не свернет, то столкновение неизбежно.
Рулевой не выдержал и стал забирать лево.
— Що злякавсь?[9] — крикнул Нечепуренко. — Держи, бисова душа, як було! На серники, — обратился он к Федьке.
Федька вырвал из рук хозяина коробок спичек и бросился в каюту, нащупал на стене фонарь, чиркнул спичку— красный. Надо правый, зеленый. Впопыхах, дрожащими руками Федька чиркал спичку за спичкой; они ломались, тухли, он не мог зажечь нагоревшей светильни.
Горит! Федька с маху захлопнул дверцу — фонарь мигнул и потух.
— Не сдавайсь под ветер! — слышал он, как кричал наверху хозяин рулевому.
Федька снова чиркал спички, чувствовал, что теперь уж каждая секунда стоит жизни. Наконец он выбежал с зеленым огнем на палубу и направил фонарь к пароходу.
Пароход был совсем близко, и Федьке казалось, что прямо в упор глядят красный и зеленый глаза парохода. Он услышал, что там спешно пробили три удара в колокол.
— Так держать! — крикнул Нечепуренко злым голосом.
— Так держать! — раздалась жесткая команда по-английски на пароходе.
Не меняя курса, «Мэри» шла прямо на парусник.
— Лева, лева! — завопил Нечепуренко.
Но было уже поздно. Федька видел, как с неудержимой силой на них из темноты летел высокий нос парохода, не замечая их, направляясь в самую середину судна. Ему стало страшно, что пароход прямо раздавит его, Федьку. Он выпустил на палубу фонарь, опрометью бросился к вантам и, как обезьяна, полез на мачту.
— Гей, гей! — в