Борис Степанович Житков
Что я видел
(Отрывки)
Железная дорога
Как меня называли
Я был маленький и всех спрашивал: «Почему?» Мама скажет:
– Смотри, уже девять часов.
А я говорю:
– Почему?
Мне скажут:
– Иди спать.
А я опять говорю:
– Почему?
– Потому что поздно.
– А почему поздно?
– Потому что девять часов.
– А почему девять часов?
И меня за это называли Почемучкой. Меня все так называли, а по-настоящему меня зовут Алешей.
Про что мама с папой говорили
Вот один раз приходит папа с работы и говорит маме:
– Пускай Почемучка уйдет из комнаты. Мне нужно тебе что-то сказать.
Мама мне говорит:
– Почемучка, уйди в кухню, поиграй там с кошкой.
Я спрашиваю:
– Почему с кошкой?
Но папа взял меня за руку и вывел за дверь. Я не стал плакать, а то бы не услышал, что говорит папа. А папа говорил вот что:
– Сегодня я получил от мамы письмо. Она просит, чтобы ты с Алешей приехала к ней в Москву. А оттуда она с ним поедет в Киев. И там они пока будут жить. А когда мы устроимся на новом месте, то возьмем его от бабушки.
Мама отвечает:
– Я боюсь Почемучку везти, он кашляет. Вдруг по дороге совсем разболеется.
Тогда папа решил:
– Если он ни сегодня, ни завтра кашлять не будет, то, я думаю, можно его везти.
– А если он хоть раз кашлянет, – говорит мама, – с ним нельзя ехать.
Я все слышал и боялся, что как-нибудь кашляну. Мне очень хотелось поехать далеко-далеко.
Как мама на меня рассердилась
До самого вечера я не кашлял. И когда спать ложился, не кашлял. А утром, когда вставал, я вдруг закашлял. Мама слышала. Я подбежал к маме и стал кричать:
– Я больше не буду! Я больше не буду!
Мама говорит:
– Что ты кричишь? Чего ты не будешь?
Тогда я заплакал и сказал, что не буду кашлять.
Мама спрашивает:
– Почему это ты боишься кашлять? Даже плачешь?
Я ответил, что хочу ехать далеко-далеко, а мама сказала:
– Вот как! Ты, значит, все слышал, что мы с папой говорили? Фу, как нехорошо подслушивать! Такого гадкого мальчишку я все равно не возьму.
– Почему? – спросил я.
– А потому, что гадкий. Вот и все.
Мама ушла в кухню и стала готовить обед. Она закрыла дверь и ничего не слышала. А я ее все просил:
– Возьми меня! Возьми меня!
Но мама не отвечала. Она рассердилась окончательно. Теперь все пропало!
Билет
Когда утром папа уходил, он сказал маме:
– Так, значит, я сегодня еду в город брать билеты.
А мама говорит:
– Какие билеты? Один только билет нужен.
– Ах, да, – вспомнил папа, – совершенно верно: один билет. Для Почемучки не надо.
Когда я услышал, что для меня билета не берут, я заплакал и хотел побежать за папой, но папа быстро ушел и захлопнул дверь. Я стал стучать в нее кулаками. Тут вошла наша соседка – она толстая и сердитая – и говорит:
– Это еще что за безобразие?
Я побежал к маме. Бежал и очень плакал. А мама прогнала меня:
– Уходи прочь, гадкий мальчишка! Не люблю тех, кто подслушивает.
А вечером папа приехал из города и сразу меня спросил:
– Ну, как ты? Кашлял сегодня?
Я ответил, что ни разу. А мама сказала:
– Все равно – он гадкий мальчишка. Я таких не люблю.
Потом папа вынул из кармана спичечную коробку, а из коробки достал не спичку, а твердую бумажечку. Она была коричневая, с зеленой полоской, а на ней буквы всякие.
– Вот, – сказал папа, – билет! Я на стол кладу. Спрячь, чтобы потом не искать.
Билет был всего один. И я понял, что меня не возьмут.
И тогда я заявил:
– Ну, так я буду кашлять. И всегда буду кашлять и никогда не перестану.
А мама сказала:
– Ну что же, отдадим тебя в больницу. Там на тебя наденут халатик и никуда пускать не будут. Так и будешь жить, пока не перестанешь кашлять.
Как собирались в дорогу
А на другой день папа сказал мне:
– Ты больше никогда не будешь подслушивать?
Я спросил:
– А почему?
– А потому, что если не хотят, чтобы ты слышал, значит, тебе знать этого не надо. И нечего обманывать, подглядывать и подслушивать. Гадость какая!
Встал и ногой топнул. Со всей силы, наверное. Мама прибежала, спрашивает:
– Что у вас тут?
А я к маме, уткнулся головой в юбку и закричал:
– Я не буду подслушивать!
Тут мама меня поцеловала и говорит:
– Ну, тогда мы сегодня едем. Можешь взять с собой игрушку. Выбери, какую.
Я спросил:
– А почему один билет?
– А потому, – сказал папа, – что маленьким билета не надо. Их так возят.
Я очень обрадовался и побежал рассказать всем, что я еду в Москву.
А с собой я взял мишку. Из него немножко сыпались опилки, но мама быстро его зашила и положила в чемодан. Папа вещи перетянул ремнями, потом посмотрел на часы и сказал:
– Ну что же, пора ехать. А то пока из нашего поселка доедем до города, а потом до вокзала…
Все соседи с нами прощались и приговаривали:
– Ну вот, поедешь далеко по железной дороге в поезде…
И смеялись:
– Смотри не вывались.
В город мы поехали на лошади. Ехали мы очень долго, и я заснул.
Вокзал
Я думал, что железная дорога как улица, только под ногами не земля и не камень, а железо, как на плите, гладкое-гладкое. И если упадешь из вагона, то о железо очень больно ударишься. И вокзала я никогда не видал.
Вокзал – это просто большой дом. Наверху часы. Папа говорит, что это самые верные часы в городе. А стрелки такие большие, и – папа сказал, – что на них даже птицы иногда садятся. Часы стеклянные, а внутри горит свет. Мы приехали к вокзалу вечером, а на часах все было видно.
У вокзала три двери, большие, как ворота. И много-много людей. Все входят и выходят. И несут, и везут чемоданы, сумки, коробки, и все очень торопятся.
А как только мы подъехали, какой-то человек в синей форме с жетоном на кителе подошел и взял наши вещи! Я хотел закричать «ой», но папа вдруг говорит ему:
– Носильщик, поезд на Москву, восьмой вагон.
Носильщик взял чемоданы и быстро повез их прямо к двери. Мама с корзиночкой еле успевала за ним. Там, в корзиночке, у нас еда в дорогу – колбаса, яблоки, и еще, я видел, мама конфеты положила.
Папа взял меня на руки и стал догонять маму. А народу было так много, что я потерял из виду и маму, и носильщика. Из дверей пошли наверх по лесенке, и вдруг оказались в большой-большой комнате. Пол в ней каменный и очень гладкий, а потолок так высоко, что ни один мальчик камень до него не добросит. И всюду круглые фонари. Очень светло и очень весело. Все очень блестит, и в зеленых кадках стоят деревья, почти до самого потолка. Они без веток, только наверху листья большие-большие и с зубчиками. А еще там стояли красные блестящие шкафчики. Папа объяснил мне, что в них хранятся вещи.
Какая платформа
Папа быстро пошел со мной туда, куда шли все с чемоданами и другими вещами. Я смотрел, где мама и носильщик, но их нигде не было. Потом мы прошли в дверь.
Я подумал, что мы вышли на улицу, но увидел сверху стеклянную крышу и понял, что это вокзал. Тут стояли вагоны гуськом, один за другим. Они друг с другом сцеплены – это и есть поезд. А впереди электровоз, который тянет все вагоны, а рядом с вагонами длинный пол.
Папа показал вперед:
– Вон на платформе стоит мама с носильщиком. Этот длинный пол и есть платформа.
Мы пошли.
Вдруг мы слышим – сзади кричат:
– Поберегись! Поберегись!
Мы оглянулись, и я увидел: едет тележка, низенькая, на маленьких колесиках, на ней стоит человек, а тележка едет сама, как заводная. На ней вещи лежат. Носильщик положил сверху наши вещи, посмотрел на меня и на папу, засмеялся и сказал:
– Молодого человека тоже можно погрузить на эту тележку.
Взял меня под мышки и посадил на нее, на какой-то узел. Папа крикнул мне:
– Ну, держись покрепче!
Тележка поехала, а мама закричала:
– Ах, что за глупости! Он может свалиться! – и побежала за нами.
Я боялся, что она догонит и снимет меня, а человек, который управлял тележкой, только покрикивал:
– Поберегись! Поберегись!
И тележка побежала так быстро, что куда там маме догнать!
Мы ехали мимо вагонов. Потом тележка остановилась. Тут подбежал носильщик, а за ним папа, и меня сняли.
У вагона в конце – маленькая дверка, и к ней ведут ступеньки, будто крылечко. А около двери стоял проводник с фонариком. На нем курточка с блестящими пуговицами, как у военных. Мама протянула ему билет.
Проводник посветил фонариком, чтобы рассмотреть мамин билет.
Как я потерялся
Вдруг, смотрю, по платформе идет женщина, и на цепочке у нее собака, черная, в завитушках, а на голове у собаки большой желтый бант, как у девочки. И собака только до половины кудрявая, а сзади гладкая, и на хвостике – кисточка из волосиков. Я спросил: