– Насколько мне известно, большинство ваших открытий впоследствии попало в газеты, – возразила Келси. – Мне кажется, что теперь, по прошествии стольких лет, ваши опасения относительно конфиденциальности этой информации не имеют под собой оснований… – Говоря это, Келси слегка подалась вперед и позволила своему голосу обнаружить кое-какие эмоции, чтобы дать Руни понять, какие именно чувства движут ею в данном случае и какие цели она при этом преследует. – Я должна знать все, мистер Руни. Я больше не ребенок, от которого необходимо скрывать щекотливые подробности. Надеюсь, вы согласитесь, что я имею на это право.
Как, спросил себя Руни, как он мог не узнать это лицо? Как он мог глядеть в эти глаза и не понять, что перед ним – дочь Наоми?
– Я сочувствую вам, мисс Байден, но, поверьте, я мало что могу для вас сделать.
– Но вы же должны были ходить за моей матерью буквально по пятам. Вы делали фотографии, писали отчеты… Вы должны были хорошо ее знать, мистер Руни. И ее, и Алека Бредли.
– Знать их? – Руни слегка наклонил голову. – Да я даже ни разу не разговаривал ни с Наоми Чедвик, ни с Алеком Бредли!
Подобная отговорка была чистой формальностью, и Келси нимало ею не смутилась.
– Вы видели их вдвоем – на вечеринках, в клубе, на ипподроме. Вы видели их вдвоем в ту ночь, когда Бредли пришел к Наоми домой. Кстати, с точки зрения закона вы сами небезгрешны – ведь вы нарушили границы частного владения, не говоря уже о сделанных через окно фотографиях.
Нет, Руни не забыл этого, как не забыл и всего остального.
– Согласен, я тогда ходил по лезвию бритвы и, возможно, слегка нарушил законодательство в своем рвении получше исполнить порученную мне работу. – Он слегка улыбнулся этим давним воспоминаниям, которые снова ожили в его памяти. – Будь в моем распоряжении современная техника, я смог бы проделать то же самое с расстояния в милю, и ни у кого не возникло бы никаких вопросов относительно вторжения в частную жизнь граждан… – Руни поднес к губам чашку с кофе и сделал из нее деликатный глоток. – Но даже сейчас эту запретную черту приходится переступать едва ли не каждый день. Специфика работы, мисс Байден.
– У вас наверняка сложилось определенное мнение о моей матери, – нетерпеливо перебила его Келси. – Я понимаю, что для вашей работы необходима максимальная объективность, но это, наверное, невозможно – наблюдать чью-то жизнь и никак ее не оценивать.
Руни снова принялся мешать ложечкой кофе, хотя никакой особенной нужды в этом уже не было – сахар, который он положил в чашку с самого начала, давно должен был раствориться.
– Это было больше двадцати лет назад… – проговорил он.
– Но вы помните ее, мистер Руни, – настаивала Келси. – Я не верю, что вы могли забыть ее и все, что случилось потом.
– Наоми была очень красивой женщиной, – медленно сказал Руни. – Трепетной, нежной… И она была по уши влюблена…
– В Алека Бредли?
Руни раздраженно отложил ложечку в сторону, испачкав при этом свой чистый блокнот.
– Да, в Алека Бредли. В газетах, о которых вы упоминали, обо всем этом было написано. Наоми Чедвик была арестована и предстала перед судом по обвинению в убийстве этого человека.
– А сделанные вами фотографии помогли судьям вынести приговор.
– Да. – Руни отчетливо припомнил, как он карабкался на дерево, и фотоаппарат бил его по груди, в которой отчаянно колотилось сердце. – Можно сказать, что я оказался в нужном месте в нужное время.
– На суде Наоми заявила, что это была самооборона. Алек Бредли угрожал ей и пытался изнасиловать.
– Я знаю, что она заявляла. К сожалению, все улики были против нее.
– Но вы же были там! Вы должны были видеть, была ли Наоми испугана и угрожал ли ей этот Бредли.
Руни сложил руки на столе, словно человек, который готовится прочесть заученную молитву.
– Я видел, как она впустила его; они вместе выпили, потом началась ссора. Из-за чего она началась и о чем они говорили, я не слышал – я сказал это тогда и могу повторить сейчас. Вскоре они поднялись на второй этаж.
– Наоми поднялась на второй этаж, – поправила Келси. – А он последовал за ней.
– Да, насколько я видел, так оно и было. Я решил, что они пойдут в спальню и поспешил взобраться на дерево.
– Почему вы решили? Потому что они уже бывали там? – уточнила Келси.
– Нет, не то чтобы я решил… Просто это была всего лишь третья ночь, что я дежурил на территории усадьбы, и первая, когда я точно знал, что прислуги не будет.
Руни продолжал держать руки сцепленными на столе, спокойно и серьезно глядя в глаза Келси.
– Я просидел на дереве несколько минут. Ничего не происходило, и я чуть было не стал спускаться, но тут они вошли. Наоми появилась первой, за ней – Алек. Мне показалось, что они все еще спорят…
Он замолчал, вспоминая лицо Наоми, заполнившее видоискатель его фотоаппарата. Лицо, красоту которого не могли перечеркнуть ясно читавшиеся в широко раскрытых глазах гнев и презрение. Гнев, презрение и страх…
Руни слегка откашлялся.
– Некоторое время я видел только ее спину. Потом она обернулась и шагнула в сторону. Когда она снова появилась в окне, у нее в руках был револьвер. Теперь я хорошо видел обоих. Алек поднял руки и попятился… И в этот момент Наоми выстрелила.
Келси почувствовала, как по ее спине пробежал холодок.
– И что было потом?
– Потом? Я застыл, Келси… Я был молод, и мне никогда не приходилось видеть, как… Я застыл, – повторил он. – Я вцепился обеими руками в ствол дерева и не мог даже пошевелиться. Мне было хорошо видно, как Наоми подошла к нему, наклонилась над ним. Потом она стала звонить по телефону. В полицию. Я уже не помню, как я слез с дерева – должно быть, просто разжал руки… Еще некоторое время я сидел в своей машине, стараясь прийти в себя. Лишь когда раздались полицейские сирены, я завел мотор и отъехал.
– Вы не обратились в полицию?
– Нет. Во всяком случае, не сразу. Глупость с моей стороны, конечно, но… Я мог потерять лицензию, но я все-таки пошел в участок, принес им пленку и сделал заявление… – Руни расцепил руки и убрал их со стола, неожиданно осознав, что вот уже некоторое время его пальцы ноют от напряжения. – Я делал свою работу.
– И сумели увидеть только молодую женщину, которая запуталась в своих чувствах и уложила любовника выстрелом из револьвера?
– Мне очень жаль, но я ничего не могу к этому добавить. Как бы мне ни хотелось… Ваша мать отсидела срок. Теперь все в прошлом, мисс Байден.
– Только не для меня. – Келси встала. – Что если я найму вас, мистер Руни? Сегодня, сейчас. Я хочу, чтобы вы вернулись на двадцать три года назад и снова занялись этим делом. Я должна все узнать об этом Алеке Бредли.