— Ты чего поднялась?.. Тебе ещё спать можно, сколько хочешь…
— Пить хочу… — ответила негромко.
— Вон ведро. — Мотнул головой в сторону, — Пей!
Ацилия прошла мимо него, подхватила бронзовый ковш с длинной ручкой, зацепила немного воды, пила, а через край следила за деканусом. Сейчас он обувался, поочерёдно ставил ноги на трипод, затягивая шнуры высоких сапог. Строгий, подтянутый. Военная форма почему-то идёт всем мужчинам, даже ему. Ацилия вспомнила, каким жестоким он бывает, как больно стискивает запястья и, как силой целует… С напором, с агрессией… Всего один раз с ней он был нежным, даже не узнать, словно что-то нашло, да и сегодня.
Что к чему?.. Что это вдруг он пришёл к ней?.. Одному спать надоело?.. Странный какой-то, ей-богу…
— А где Гай? Почему он вам не помогает? — спросила вдруг, убирая пустой ковш на край ведра, повесила и подняла глаза.
— Не знаю… Шастает где-то, может, где у своих дружков… — сейчас он затягивал ремни кожаной кирасы или, вернее, пытался это сделать, они были на боках, и одному неудобно. Вскинул голову, — Ацилия, помоги мне…
Она вздрогнула бровями, подошла к нему:
— Сейчас… — она остановилась рядом, потуже подтолкнула под мышки своё покрывало, ведь руки будут заняты. Склонилась, а Марций глядел на её открытые ключицы, плечи, верх груди, запутанные кудряшками после сна волосы на висках, затылке.
Ацилия затянула последние ремни, и он качнулся от рывка, задумавшись.
— Так пойдёт? Или ослабить? — Ацилия смотрела снизу.
— На одно деление…Мне же работать, а не на парад…
— Хорошо. — Она растянула пряжки и снова затянула их. Резко выпрямилась и почувствовала, как внезапно закружилась голова, качнулась, но Марций поймал за локоть, не дал упасть.
— Ты что это?
Ацилия сглотнула, прикрывая глаза, прижала пальцы к губам. Шепнула:
— Не знаю…Что-то со мной… Плохо… Тошнит… От воды, наверное.
— Она тёплая, противная. Гай придёт, скажи, пусть холодной принесёт… — отпустил её руку, в упор глянул в глаза, — Сильно плохо?
— Нет, сейчас пройдёт… — Ацилия перевела разговор на другую тему, — Где вы сейчас работаете?
Марций расправлял кожаные ремни кирасы, одёрнул птериги на плечах, произнёс:
— Задание самого Сципиона Эмилиана… Мы ломаем город…Нуманцию… — Ацилия при этих словах нахмурилась, — Мы отправляем камень, им мостят дороги или строят новые города, а рабы — их здесь много — дробят мелкий и грузят на подводы…Тяжёлая работа.
— И вы…тоже ломаете город? — голос её дрожал.
— Я же деканус, если бы я был центурионом, я бы только командовал, — он усмехнулся. — Когда город разберут, наш легион отправят отсюда…
— И когда это будет?
Пожал плечами, взял с лавки свой шлем, теперь он был без красного гребня центуриона.
— Может, через месяц, может, больше. Работы много, других уже отправили…
— А… — она хотела спросить, но осеклась, и Марций перевёл на неё глаза, — А мой дом вы уже разобрали? — шепнула почти неслышно.
— Не знаю. Наша центурия работает в другом секторе.
Ацилия опустила голову, вздохнула.
— Иди, ложись, ещё рано…
Качнула согласно головой и ушла.
* * * * *
Она уже стала обращать на это внимание: дни шли, а тошнота и головокружение преследовали её. Она старалась скрывать это от хозяина, больше гуляла вокруг, играла на флейте, чтобы отвлечься. Но ничего не помогало. Ацилия думала, что заболела, но жара не было, и горло не болело. Ничего не понять.
В один день она рано легла спать, хозяина ещё не было. Сон был беспокой-
ным, словно что-то мешало ей, проснулась, лёжа на спине, смотрела в потолок палатки. Огонь в атриуме горел, кто-то там разговаривал. Ацилия невольно прислушалась.
— …Зачем ты начал с ним спорить? Тоже мне, герой… Он — легат, а ты…-
Ацилия уловила усмешку незнакомца, — Был центурионом, а теперь… Знаешь,
как он на Совете на тебя..? Во-во, не знаешь… Я предлагал тебя понизить по
рангу, но оставить центурионом, да куда там… Ты тут ещё с этой дракой, да
ещё при трибуне. Как мальчишка, честное слово, уже ж не маленький, пора бы знать, где драки устраивать…
— А я и не устраивал. — Голос Марция.
— Не устраивал ты, — опять усмешка, — Да ещё из-за бабы… В твоём возрасте
уже давно надо быть офицером, а то так и уйдёшь на пенсию деканусом, если
будешь спорить с командиром, да в драки лезть.
— Валенсий сказал, я ещё слишком молод и неопытен, чтобы быть центурионом… — Марций.
Собеседник его рассмеялся:
— Молод? Да ты что? Мне было двадцать три, когда я стал центурионом, и я
был не самым молодым… Если будешь таким несдержанным, карьеры тебе не видать… Помрёшь на работах…
— Значит, помру… — согласился Марций, и Ацилия уловила в его голосе нетвёрдые нотки. Да он пьян! Они, наверное, пьют сидят!
— Ладно-ладно, не обижайся. Работы на пару месяцев, потом переведут на север… Я что хотел тебе сказать, ты же теперь деканус, тебе надо жить с твоим десятком, вместе с ними, а ты по-прежнему живёшь, как офицер, в своей палатке, один, да ещё и наложницу себе завёл. Роскошь! Неслыханная роскошь, да ещё в твоём положении… Все же видят!
— И что я, по-твоему, должен делать?
— Продавай рабыню — волчиц здесь хватает, Гая можешь оставить, сворачивайся и живи со своими солдатами. Это тебе на руку… Полезно для авторитета. Если освободится место центуриона, я сразу же предложу твою кандидатуру…
— А я не хочу…
— Что?
— Не хочу под них подстраиваться, не хочу им льстить, Валенсий и так знает, что я прав, и трибуну Фаску я уже говорил, что они сами виноваты, они просто сами допустили ошибку, столько ребят положили, а, когда я им указал, когда носом ткнул, они меня одного виноватым выставили… Ну и пусть! Я не собираюсь мириться с ними. Сделали деканусом, значит буду деканусом.
— Ну и дурак.
— Значит, дурак. — Согласился Марций.
Они замолчали. Слышно было, как наливали вина в кубки. Пили. Ацилия молчала, не шевелясь. Заговорил незнакомец:
— Что ты за неё держишься? Я тебя не понимаю…
— За кого? Ни за кого я не держусь…
— Да рабыня эта твоя! Зачем она тебе нужна? Ну, симпатичная, не спорю, может, и образованная, а дальше что? Продай ты её. Женщин тут хватает… Что в ней такого? Ты же никогда не жил с женщинами… Если бы Овидий кого завёл, я бы не удивился, но ты…
— А что здесь такого?
— Овидий долго их не держит, надоела и продаёт… Ты же привязываешься.
Так и будешь караулить, чтоб другие не увели, в бой пойдёшь, а сам будешь