– Обязательно, – возвращаюсь на постель, накрывая Асино тело своим. – Только немного поправим твою интонацию на умоляющую.
– Не дождёшься, – фыркает Гордеева.
Следующие несколько часов я с усердием отличника, обезумевшего от любви к предмету, доказываю ей, как сильно она не права.
Стоны, умоляющий шёпот, звуки поцелуев… Как жалко, что это нельзя тоже оставить на фото. Потому что слишком личное…
– Ты как, малыш… – я сжимаю ее объятиях, укладывая к себе на плечо.
– Мне стыдно, Царицын, – стонет Ася. – Ты меня окончательно развратил.
– Хочешь ещё? – сжимаю ее попочку в руках.
– Нет, – прячет она лицо у меня на груди. – Ещё больно.
– Я люблю тебя, – тихонько говорю ей в ушко. – У меня никогда не было женщины лучше тебя.
– Врун… – мурлычет она.
Глава 25. Аффекты
Ася
– Все молодцы, – я ставлю подпись в зачетной ведомости и отдаю стопку зачёток старосте. – Ни одного неуда – это достижение. Увидимся с вами…
Телефон на столе вздрагивает принятым сообщением. Я машинально открываю его и просто вылетаю из реальности, задыхаясь в эмоциях.
Царицын:
«Ты просто нереально красивая. Хочу тебя снова… фотографировать…»
И фото. Много. Те самые, из прошлого. Когда я считала, что любовь – это навсегда и у меня будет один единственный мужчина. Макс.
Я действительно на этих фотографиях какая-то очень счастливая. Может быть, зацелованная или просто моложе себя сегодняшний на пять лет…
Паника вместе со слезами подкатывают к горлу. Я не знаю, что на это ответить!
И тут же, будто читая мои мысли, телефон вздрагивает новым сообщением от Макса.
Царицын:
«Ничего сейчас не отвечай. Я заеду за тобой вечером.»
– Анастасия Ивановна, – меня окликает староста группы. – Зачетки то можно забирать?
– А, да, конечно, – прихожу я в себя.
– Вам плохо? – с беспокойством уточняет студентка. – А то вы резко так покраснели…
– Все хорошо, – я мотаю головой. – Просто кое-что вспомнила. До свидания.
– До свидания, – отвечает мне в нестройный хор голосов.
Я первый раз в жизни подхватываю вещи и убегаю из аудитории раньше, чем из неё выйдет последний студент.
Одеваюсь прямо на ходу.
Вылетаю на улицу и прямо как в далеком детстве, когда нужно было срочно прийти в себя, собираю в ладошку снег с перил и прикладываю его ко лбу.
Он стекает холодными каплями по вискам на воротник, а у меня в голове звучит голос бабушки, который в очередной раз напоминает мне, чтобы я так никогда не делала. Иначе будут прыщи.
– Да помолчи ты ради Бога! – отвечаю этому голосу вслух и вообще спорю первый раз в своей жизни.
Я понимаю к чему мы с Максом идём. На уверенной крейсерской скорости. И с каждой нашей встречей у меня все меньше сил сопротивляться.
В состоянии внутренних диалогов я доезжаю до дома на такси.
Снимаю с себя свою «учительскую шкурку», подхожу к шкафу, в котором висит подготовленное на вечер специально максимально «скучное» и закрытое черное платье с белым воротничком, и неожиданно осознаю, что на самом деле все просто.
Либо прямо сейчас нужно оборвать с Царициным любое общение, либо рано или поздно я стану его женщиной. Снова вместе с телом, душой и глупым сердцем.
Я даже беру в руки телефон, чтобы написать прощальное сообщение. Но непослушные пальцы пишут совсем не те слова, которые нужно.
Ася:
«Я бы хотела оказаться там снова…»
Отправляю и только после этого понимаю, как двусмысленно прозвучала фраза.
Так все, стоп! Делаю несколько глубоких вдохов и выдохов. Сегодня мы просто идём на концерт.
После сорока пяти минут Шопена Макс будет точно не в настроении продолжать вечер.
Ровно в шесть звонит домофон. Пока Макс поднимается, я экстренно подкрашиваю губы красной помадой, чтобы у него не было соблазна к поцелуям.
– Привет… – он появляется на пороге квартиры и оглядывает меня таким голодным взглядом, что у меня начинают дрожать коленки. – Ммм… – ехидно хмыкает, распознавая мой манёвр, – какие красивые губки.
И дальше просто окончательно выбивает меня из колеи, впиваясь поцелуем в шею.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Макс… – я глубоко дышу запахом его одеколона с воротника пальто. – Макс, нет… ты холодный! – придумываю оправдание и вжимаюсь в стену.
– Ладно, – с улыбкой в голосе говорит Царицын. – Я безумно соскучился по тебе, малышка. И только по этой причине иду слушать «собачий вальс».
– Как прекрасно, – тяжело дыша, стараюсь ответить ему в тон. – Что ты нашёл время ознакомиться с творчеством композитора.
– Я тебе больше скажу, – уже открыто улыбается Царицын. – Я даже его играть умею. Двумя пальцами, – он показывает оба указательных, – этим и этим.
– Да ты, оказывается, талант, – немного расслабляясь, я улыбаюсь Максу в ответ и надеваю шубку. – Ключи от машины мне верни, – протягиваю ладошку и играю пальчиками в воздухе.
– Конечно, моя госпожа, – он шутливо кланяясь, достаёт из их кармана и в самый последний момент зажимает в кулаке, не давая мне перехватить брелок. – А «спасибо»? – спрашивает, прищуриваясь.
– После концерта, – прикрывая глаза от новой волны животного магнетизма этого мужчины, обещаю ему.
– Тогда поехали быстрее, – Макс оставляет ключи на тумбочке и подаёт мне руку. – Теперь я ещё сильнее хочу, чтобы он побыстрее закончился.
В холе филармонии, как и в студенческие годы, когда мы с Максом куда-то выбирались вместе, он становится просто магнитом для женских взглядов.
Я ревную? Ну нет!
– Выбирай любую, – шепчу ему на ушко, делая вид, что поправляю воротник пиджака, – можешь сказать, что я – сестра.
– Совсем любую? Ты разрешаешь? – мурлычет он мне в ответ и сжимает талию.
– Да, абсолютно, – киваю я, попадаясь в его ловушку.
– Тебя хочу, Аська, аж искры из глаз. Ты такая нереальная в этом платье, что я готов позвать тебя в ближайший туалет… Дай мне себя!
– Макс! – прерываю я его пошлости, чувствуя, что пульсируют от стыда даже уши. – Пойдём в зал, – говорю строго, – у нас боковой балкон.
Царицын держит меня за руку, переплетя наши пальцы. Я позволяю ему этот собственнический жест, приказывая себе расслабиться.
Мы садимся на свои места последними, и капельдинер опускает за нашими спинами портьеру.
Я наклоняюсь к Максу.
– Ты готов? – с ноткой издевки шепчу прямо в ухо.
– Ради тебя, любимая, на что угодно, – отвечает он мне в тон.
Неожиданно свет в зале полностью гаснет.
На сцену выходит конферансье и рассказывает о том, что артисты сами не были до конца уверены получится или нет воплотить в жизнь ключевую идею концерта, которая заключается в том, чтобы провести выступление практически в полной темноте. Так, как любил музицировать великий композитор.
– Оказывается, у нас будет внеплановый интим? – веселеет голос Макса. – Мне даже начинает нравится это мероприятие.
– Тихо… – грозно шикаю я на него.
Он тихонько посмеивается.
Четыре прожектора высвечивают на сцене рояли: два белых и два чёрных. С первыми аккордами лучи гаснут и остаётся только чистое и совершенно виртуозное фортепианное звучание.
Сквозь музыку, я чувствую, что Макс касается моей руки.
– Что? – я чуть наклоняюсь к нему.
– Не отвлекайся, – загадочно шепчет он мне и касается кончиками пальцев ладони.
Прикосновения его рук, подчиняясь музыкальному узору, скользят по нежной коже моей руки от ладони ли плеча. Я покрываюсь мурашками. Сбиваюсь с ритма дыхания, становлюсь мягкой и липкой, как горячий зефир. Кажется, говоря о том, что Макс талант, я совсем не пошутила. Просто его инструмент – это мое тело. Мои чувства.
Под конец концерта я уже практически ничего не соображаю, вибрируя в состоянии камертона между музыкой и ощущениями от рук Царицына.
Овации оглушают меня, выводя из состояния оцепенения.
Свет зажигается.
– Ась, – прижимает к себе Макс. – Я все организовал. Поехали на дачу.