— Слава! — зашумели все.
— Спасибо! Спасибо! — откланялся Ходыка, осторожно отпивая из кубка.
— Да что же ты до дна не пьешь? Это непорядок! — зашумели кругом.
— Не привык, братцы, помногу сразу пить!
— Пустое! Доливай ему! На радостях пьем!
Кубок Ходыки наполнили снова. Мартын подмигнул Скибе. Скиба наполнил высокий кубок медом и вышел с ним незаметно за дверь.
— Да и как не пить? — заговорил Мартын. — Проехать с такими товарами такой дальний путь и благополучно домой вернуться… в наши-то времена…
Тут он спохватился, будто бы сказал что-то лишнее и прибавил как-то неловко:
— Как не радоваться? Пей, брат, пей еще! — чокнулся он с Ходыкою, и, заставивши его осушить кубок до дна, наполнил его снова медом.
Недосказанность в словах Мартына не ускользнула от подозрительного Ходыки, но в это время заговорил Грыць Скиба:
— Да уж, правду сказать, я не трусливого десятка, а и то каждый раз перед тем, как теперь из дома вечерней порой выхожу, раз пять молитву прочитаю, да келыха два меду для храбрости опрокину.
— А что так? — спросил уже не совсем спокойно Ходыка.
— Да что! Не стоит против вечера и говорить! — махнул рукою один из молодых подмастерьев.
— Да в чем же дело, панове? — спросил во второй раз Ходыка, оглядываясь кругом.
— Э, друже, — перебил его Мартын, — не стоит о том вспоминать! Вот ты расскажи нам лучше, когда думаешь свадьбу играть?
— А вот приедем… так даст бог завтра и обвенчаемся, — раздвинул он в улыбку свой широкий рот.
По лицу Мартына пробежала насмешливая улыбка:
— Счастливый ты, брат, славную дивчину берешь!
— Да и не голую.
— А ты и об этом подумал?
— Ого! — повел важно головою Ходыка. — Об этом я думаю об первом. Что краса? С лица воды не пить! Вот посаг, приданое — дело не последнее… Да и войтова дочка.
— Разумный ты, пане-брате, — зашумели кругом. — Ну, выпьем же еще по чарке за твое здоровье.
Снова наполнились кубки и осушились до дна.
С непривычки Ходыка почувствовал, как глаза его посоловели и приятная истома охватила все члены; он больше не отказывался от вина.
Мартын еще раз подмигнул Скибе и, когда тот снова вышел с полным кубком, поднялся с места:
— Ну, панове, здорово ж вам оставаться, а тебе, пане Ходыка, всякого блага и благополучия!
Ходыка улыбнулся довольной улыбкой.
— Куда же ты? Чего торопишься? Чего от компании бежишь? — остановили было Мартына товарищи, но Мартын заявил решительно:
— Нет, други, мне в Васильков поспешать нужно, и то засиделся, попируем в другой раз.
Мартын вышел. Ходыка встал вслед за ним, но, убедившись, что его товары стоят целы и невредимы, вернулся снова к столу.
— Ну, надо же правду сказать, и храбрый этот Мартын, черт его не взял, — заметил раздумчиво Грыць, входя в шинок. — Я бы в такое время ни за что один не поехал, ведь от него, — понизил он голос, — не то что от человека, ножом не отобьешься!
— Нет, брат, есть такие пули заговорные, от них, говорят, и он не уйдет, — перебил другой.
— Да кто он? Что такое случилось? — спросил уже не совсем бодрым голосом Ходыка, переводя глаза с одного на другого.
— Да разве ты не слыхал? — изумился один из пирующих. — Червоный дьявол позавчера в город влетел!
Кубок, который поднес было ко рту Ходыка, так и замер у него в руке.
— Дьявол? — произнес он наконец, обводя всех испуганными глазами. — Да кто же видел? Кто сказал?
— Кто видел? Кто сказал? — заговорило сразу несколько голосов. — Весь город!
И один за другим посыпались, перебивая друг друга, страшные рассказы. То уверяли, что червоный дьявол влетел на огненном облаке, то на крылатом черном коне. Говорили, что он задушил старого мещанина Крупа; что, встретивши на дороге бабу Ганку-перепечайку, обратил ее в белую собаку, да так эта собака и бегает по ночам и воет, да никто не может ее отколдовать; говорили, что в Николаевской церкви все иконы посрывались с иконостаса и попадали на пол; рассказывали, как он ночью спустился над ратушной площадью и, разбросивши огненное покрывало, сзывал к себе всех ведьм из-за старого типографского двора. Рассказ заинтересовал всех присутствующих: жолнеры, взявши свои кружки в руки, подошли к столу, даже мещане перестали шептаться и, перейдя за соседний стол, стали прислушиваться к разговорам.
— Да постойте еще, панове гости, — заметил наконец из-за прилавка хозяин, — и до нас эти рассказы дошли, только, думаю, много тут брехни!
— Какая брехня? Черт меня побери! — стукнул жолнер кружкою пива об стол. — Когда у нас не далее прошлой ночи что в замке случилось?
— Что, что? — спросили разом и заинтересованный хозяин, и пирующая компанийка, даже мещане приблизились еще ближе.
— А вот что! Мы стояли с товарищем на Драбской браме, а мийская сторожа с паном Лоем, хорунжим замковым, была у Воеводских ворот. Сидят они, разговаривают. Бьет двадцать два, самый их час. Вдруг слышат шум. «Кто идет?» — спрашивают. Молчок. «Гасло!» — «Червоный дьявол!» — крикнул жолнер таким громовым голосом, что Ходыка даже пригнулся, бросив испуганный взгляд на входную дверь. — Что ж вы думаете? — продолжал рассказчик. — Прямо из- под подъемного моста вырвался огненный столб, и сам он в красном, как огонь, плаще, в красном капюшоне, потому что, знаете, по сторонам его головы рога торчат, — расставил он руки по сторонам своей головы, — остановился в дверях. Бросились было наши вартовые к нему и пан Лой впереди — он на этом деле знается, — что ж бы вы думали? Только взглянул на них… глаза у него огненные, — так они все замертво и упали. На утро мы их нашли — так и лежали, как мертвые, едва святой водой отлили. А то бы совсем пропали, потому что дьявол, говорят зналые люди, сильнее всех, да на пане Лое оказался, на счастье, крест, заговоренный печерским схимником. И что же вы думаете? Даром он в замок пробрался? Куда?! Вошел в дом к воеводе, — заговорил рассказчик, снова понижая голос — да как вошел? Двери были заперты, подошел к ним— так сразу и упали замки. Обмер воевода. «Чего ты явился?» А он ему: «Ничего тебе не сделаю, только Черную книгу мне отдай!» А это книга такая колдовская, — пояснил он, — воевода ее за большие деньги у московских звездочетов купил. Видит воевода, что плохо дело, подступает к нему дьявол, руки вытягивает, а на руках черные когти так и завиваются, так и завиваются. Догадался, к чему это дьяволу книга понадобилась, потому что в ней против него заклятие есть, поднял книгу да и давай на него наступать, давай наступать, а про себя, знай, молитвы читает. Завыл дьявол, застонал, корчиться начал, а потом как взвизгнет, так что у воеводы даже волосы дыбом стали, а руки ходуном заходили, так и провалился сквозь землю в огненном столбе.