чердачную или техническую. Впрочем, так и оказалось — комната была в мансарде. Память подсказала, что всего жилых комнат тут было две: наша и ещё одна, где жили две первокурсницы. Остальные помещения были техническими.
Летиция открыла дверь, и мы ввалились в комнату квадратов примерно восемнадцать с удлиненным окошком под самым потолком высотой сантиметров пятьдесят. В комнате стояли три кровати, один трёхстворчатый шкаф, большой прямоугольный стол и стол-тумба с чайником и посудой. На стенах висели три стеллажа с книгами и шкафчик, который я определила, как кухонный и тумбочки у кроватей.
Как-то иначе я себе представляла жильё Таниры — через освещённые окна вчера я видела с удобством обставленные комнаты, где у каждой девушки был отдельный шкаф и стол для занятий. На полу лежали коврики, были двери в санузел. В этой комнате дверь была только одна. А как тогда? Память услужливо подсказала, что на этаже есть служебные душевые и туалет, которыми нам разрешено было пользоваться.
Мда, если я и была готова за что-то бороться, так в первую очередь — за комфортные условия проживания. Очень уж я к этому привыкла. А кто-то сказал, что хорошие привычки лучше хорошего воспитания. Воспитание у Таниры было, а вот с привычками не задалось. Не беда — исправим.
Разувшись и повесив пальто на вешалку при входе, я прошла в комнату и села на кровать, которую мне память обозначила как кровать Таниры. Постельное бельё нормального качества и цвет приятный. Покрывало — как обычное покрывало. У каждой кровати — совсем маленький простенький коврик. Это всё выдаётся школой. Вспомнилось, что кастеляншей здесь работает вполне доброжелательная гномка Биргита Таргет. Надо будет наладить контакт — наверняка есть варианты поинтересней и потеплей. Это скромной Танире не приходило в голову, что не обязательно брать молча то, что дают. Но в первую очередь — комната. Не верю я, что она соответствует требованиям к проживанию учащихся. Да и девушки, хоть и не именитые, но и не самые бедные в школе.
Татьяна уже была готова спросить подруг, как так получилось, что они живут в таких условиях, как память Таниры снова подбросила ей информацию. Так получилось, что пакостят родственники не только Танире. Родные дети барона Рабута тоже учатся в этой школе с этого года. Дочь барона Саманта — ровесница Летиции, а сын Вильям — младше на два года. Раньше они учились в школе в столице графства, но барон застал супругу флиртующей с чиновником муниципалитета и отправил в поместье, а с ней — и детишек. Надо ли говорить, что они были совсем не рады такому обстоятельству. Но отцу было всё равно на их недовольство, как и матери. Поэтому они вымещали свою злость тем, что проявляли хамство и высокомерие в отношении местных «провинциалов». Сколотили кружок из местной аристократии, собрали себе свиту из тех, кто был готов бороться за их высочайшее внимание и редкие подачки.
Предыдущие годы Летиция училась спокойно. Она не была признанной аристократкой, но все знали, кто её отец и понимали, что с замужеством она обязательно станет аристократкой. К ней присматривались парни из достаточно родовитых и богатых семей. Поэтому дети аристократов относились к ней как к «потенциально своей». Как и к большинству девушек со средним даром и выше.
С приездом же детей барона Рабута произошло резкое отделение признанных детей аристократов от всех остальных. Они сформировали своё сообщество и стали третировать тех, кто находится ниже их на социальной лестнице. Даже парни, которые присматривали себе одарённых невест за пределами этого кружка, чтобы избежать насмешек других юных аристократов, часто вели себя высокомерно и пренебрежительно по отношению к этим девушкам. Они как бы показывали, что пока ты — никто, а вот станешь моей невестой — сможешь войти в элиту.
Это, конечно, очень обижало девушек. Да и парни, не вошедшие в эту клику, были не в восторге от происходящего. Но больше всего доставалось Летиции. Узнав, кто она такая, Саманта с Вильямом просто ополчились на неё. Если бы у Летиции не было такой сильной магии, ей было бы совсем плохо. Когда наследники Рабута совсем распоясались, директор школы была вынуждена написать письмо барону. Барон, приехав, поставил на Летицию родовую защиту, чем ещё сильнее выбесил детей, а потом провёл беседу с дочерью и сыном в присутствии директора школы, в которой очертил им рамки дозволенного. С тех пор они избегали явного противостояния с Летицией, но в целом обстановка была не радужная.
Так вот, благодаря этим детям барона и оказались девушки в мансарде. Когда они приехали после летних каникул, то комендант общежития им объявила, что в связи с пополнением состава учеников, часть комнат забрали для новичков. А им предложили заселиться: Летиции и Адель — к Саманте, а Танире — четвёртой в комнату к Миранде с подругами. «Кровать как-нибудь впихнём, а об остальном договоритесь — вы же родственницы». Придя в ужас от такой перспективы, девочки насели на комендантшу, умоляя найти ну хоть какой-то вариант. Та, поломавшись для проформы, предложила им то, что и было запланировано — комнату в мансарде с окном под потолком и без удобств. Видимо, её смогли заинтересовать. Девочек она предупредила, что если пойдут в администрацию искать решение проблемы, то пойдут жить в комнаты согласно первоначальному списку.
Ох, где там уже мой юридический справочник! Руки чешутся поискать в нём варианты решения этих проблем. В том, что они есть, я не сомневаюсь. Виктор говорил, что главная задача состоит в том, чтобы дети учились магии, особенно — девочки. Значит, создание условий для учёбы должно быть в приоритете.
Погрузившись в воспоминания Таниры, я ненадолго выпала из реальности. Это заметили подруги.
— Тани, ты пока ложись, отдохни. До обеда ещё далеко — успеешь вздремнуть. А мы с Летти пока вещи разложим, и гостинцы распакуем, — предложила Адель.
Девочки помогли мне раздеться. Всё-таки в таком платье на кровати не поваляешься. Я надела тёплую ночную рубашку до пят и залезла под тёплое шерстяное одеяло. Летиция и Адель весело щебеча, разбирали сумки и чемоданы, что-то носили из угла в угол, перекладывали, шуршали. А я тихонько задремала под эти звуки.
Во сне я увидела Виктора. Он был в своём кабинете, и вообще это было похоже на общение по видеосвязи.
— Я смотрю,