изволите? — подходит к нашему столу чернявый парнишка с характерным носом, точно такой же изгиб наблюдался у бывшего.
Хочется ударить себя по лицу, ну сколько можно, в конце-то концов? Ну нос и нос. В мире живет восемьдесят миллионов турок и почти у всех такие носы.
Макар не знает, что нас с Айвазовым связывает нечто большее, чем соперничество в бизнесе. Пусть так и остается. За спиной слышится смех. Я выпрямляю спину, сажусь ровнее. Пульс непроизвольно зашкаливает до ста, потому что, несмотря на весь абсурд сложившейся ситуации, для меня смех бывшего мужа легко выделяется из общей массы мужских голосов.
Место я, конечно же, выбрала крайне неудачное. Пересаживаться будет верхом идиотизма, но теперь мы с Айвазовым сидим друг напротив друга. И его темный взгляд то и дело фокусируется на мне. Я тоже смотрю, потому что не собираюсь уступать и прятаться. Это не я слетела с катушек, скупив все забегаловки в округе, только чтобы разорить одну несчастную женщину. А что если показать ему «фак»? Это будет достаточно эффектно? Хочется закатить глаза, но меня сдерживает улыбающееся лицо моего спутника. Как же хорошо и спокойно было просто гулять с Макаром, разговаривать о чем-то отвлеченном, думать о развитии бизнеса и не переживать, что завтра мои булки останутся не у дел. И как же сейчас трясёт от мысли, что бывший муж сидит всего в двух метрах от меня. Хочется встать, подойти к нему, возможно, треснуть веточкой гибискуса по башке или вылить кроваво-красное вино на голову. Проорать в ухо: «Ты совсем придурок?»
И красиво уйти в закат.
Макар что-то спрашивает, прерывая особо затянувшийся зрительный контакт. Я возвращаю свое внимание ему, но только на секунду, я вся там, через несколько столов от нас. У них сугубо мужская компания, они заказывают целую гору мяса и так громко общаются, что меня подмывает сделать им замечание. Это общественное место, и они здесь не одни. Макар пытается увлечь меня разговором, но я вся горю от злости. Что положено делать врагам до гроба? Плеваться? Сыпать оскорблениями? А что если добавить ему слабительного в кувшин с вином? Пусть побегает в туалет!
— Я на секунду, — прерываю своего спутника на полуслове и, швырнув салфетку на стол, иду в уборную.
Макар в прямом смысле подвисает с открытым ртом, потому что стук моих каблуков раздается на весь ресторан. Сейчас я совсем другая, не та милая женщина, гулявшая с ним по мосту и переживавшая, что он окажется женат.
Я не могу успокоиться. И не собираюсь поднимать над головой белый флаг. Я покажу этому варвару, как бьются настоящие амазонки — у них меч за спиной наискосок, с рукояткой над правым плечом. Царский меч, благородная бронза. Им башку можно снести одним махом.
Не успеваю хлопнуть дверью туалета, слышу шаги за спиной. Так и знала, что он пойдет за мной.
— Ну привет, — слышу хриплый голос, невольно покрываюсь мурашками.
Делаю усилие над собой и разворачиваюсь. Врага надо встречать лицом к лицу, спокойно и с достоинством. Последнее получается плохо. Но я правда стараюсь.
— Значит решил разорить и себя, и меня? — придаю своему голосу как можно больше деловитости. — Пять пекарен на одной улице, ты серьезно, Тимур? А стоимость? Сколько денег ты выкинул за все эти точки? На бензин для внедорожника осталось?
— Это тебе блондинчик рассказал? — ухмыляется Айвазов, а я непроизвольно примагничиваюсь к его ореховым глазам. — Я тут почитал о нем на досуге, занятный тип. Успешный бизнесмен, есть дача в Глушевском.
— Он шатен, — зачем-то исправляю я.
— А еще у него двое детей, — наклоняет Тимур голову к плечу, разглядывая меня исподлобья, впитывая реакцию.
Такое чувство, будто меня ударили в солнечное сплетение. Вздохнуть не могу, покрываясь противной липкой испариной.
— Ой, ты не знала? — ухмыляется бывший муж, медленно приближаясь.
Все еще пребывая в шоковом состоянии, дергаюсь, а Тимур обходит меня вокруг и наклоняется к уху:
— Приятного вечера, радость моя. Выглядишь великолепно.
И уходит, хлопнув напоследок дверью.
Глава 20
Таня
Дети — это ведь не сифилис. Это не то, чего стоит стыдиться. Макар имел право скрывать этот факт своей биографии. И распоряжаться тайной по своему усмотрению. Он не обязан отчитываться каждой мало-мальски знакомой женщине. У нас еще ничего не было, да и вовсе могло не сложиться. И что, теперь каждую бабу с детьми знакомить? Конечно же, нет. Не стоит делать из случившегося сенсацию. Рано или поздно Макар открылся бы сам. Предполагаю, что у него, как и у меня, за спиной неудачный брак, в котором и появились чудесные малыши. Думаю, они живут с матерью.
Детки — это прекрасно. Радость и цветы жизни. Уговариваю я сама себя, хотя ни с одним ребенком пока дел не имела. Они с женой не сошлись характерами. Всякое бывает, а Макар, как порядочный человек, платит им алименты. Все нормально. Дышать ровно и не портить себе настроение. Тимур хочет нас поссорить, он ждет от меня скандала.
Выхожу из уборной и натыкаюсь на Макара. Мой спутник смотрит на меня так, словно соскучился: глаза горят, смотрят открыто, весело и с надеждой.
— Я увидел, что он идет за тобой и решил пойти следом, — комментирует свое появление Макар.
— Мы не общались, — вру я.
Зачем? Сама не знаю. Мои новые отношения начинаются со лжи. Как мне спросить Макара про детей, если мне сказал об этом Айвазов? А вдруг это вообще неправда? Что, если Тимур намеренно портит мне свидание?
Вечер тускнеет, мифические облака над моей головой стремительно сгущаются. Мы возвращаемся за наш столик, Макар отодвигает для меня стул, а я, поправляя подол, стараюсь не смотреть на Тимура, поглощенного беседой с друзьями. Но не могу игнорировать его присутствие. Айвазов сильнее Заболоцкого. Он как будто круче. Даже бровью не повел, когда я заговорила о потере бизнеса. На испуганную истеричку он похож мало.
— Нравится здесь? — изучает мое лицо Макар.
Не отвечаю. Не чувствую ничего, кроме смятения и дрожи. Не могу поддерживать разговор. Успокоиться не получается, меня ведет, зал кружится. Стараюсь не сравнивать их. Я должна ненавидеть бывшего, а вместо этого, постоянно скольжу взглядом по залу, то и дело натыкаясь на взгляд темных глаз. Он красивее, выше, шире в плечах, он мне нравится больше. Его глаза ярче, его руки, о боже, какие у него руки… Меня заводит его самоуверенность, и даже жестокость, с которой он сообщил мне о детях Макара. Это плохо, гнусно, несправедливо, но