Сонно моргая, Ким приподнялась на одном локте, пытаясь понять, где находится и что происходит вокруг.
О, Трехликая! Она заснула прямо возле входа, нелепо растянувшись на боку. На самом виду! И прятаться уже было поздно.
В шатер пришли трое. Двое совершенно одинаковых, бритых наголо молодых воина — явно братья, и еще один постарше с черным чубом на макушке и шрамом, проходящим через уголок губ, отчего казалось, что одна половина его лица кривилась в недоброй усмешке.
Они принесли с собой факел, воткнули его в кольцо на главной опоре и теперь рассматривались притихших рабынь.
— До этого шатра мы еще не добирались. Что у нас тут? — тот, который с чубом, по-хозяйски прошелся из стороны в сторону, — эта косоглазая какая-то, эта…сойдет на черный день, а вон та рыжая очень даже ничего.
Он вздернул с земли одну из испуганных девочек и поставил ее рядом с собой. Она стояла, сжавшись, как замерзший воробей и понуро опустив голову, а он прохаживался вокруг нее, словно кот вокруг миски со сметаной.
— Вроде все на месте, — хлопнул рыжую по заду, так что она подскочила на месте, потом обошел еще раз и сжал своей огромной пятерней маленькую, упругую грудь. Сильно сжал. Настолько, что по щекам девушки покатились горькие беспомощные слезы, — что скажете, парни?
— Сойдет, — согласился один из братьев.
Второй же равнодушно посмотрел на рыжую, пожал плечами и снова начал рассматривать рабынь, жавшихся по периметру шатра. В одну сторону глянул, в другую, а потом остановил свой взгляд на Ким…
— А это что за бледная моль? — и прежде, чем она успела моргнуть, вытащил ее в центр, поставив в один ряд с рыжей.
Стоя посреди шатра, под хмельными мужскими взглядами, Ким едва могла дышать. В голове пульсировала только одна мысль — бежать, прятаться, спасаться хоть в болотах, хоть среди заснеженных перевалов. Что угодно, но только не здесь и не так.
Она прекрасно знала, что мужчина может сделать с женщиной против ее воли. Да и кто будет спрашивать согласия у рабыни?
— Какая-то она еще не затертая. Новенькая что ли? — схватил за подбородок, вынуждая поднять голову, — Давно ты здесь?
Ким было страшно смотреть на мужчину, склонившегося к ней непозволительно близко. От него пахло дымом костров, дорожной пылью и дешевой выпивкой.
— Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! — грубо дернул ее, вынуждая поднять взгляд, — Давно ты здесь?
— Первый день, — едва слышно, на выдохе произнесла она.
— Свежая совсем, не затасканная! Это мы удачно зашли.
Криворотый оттолкнул в сторону своего приятеля:
— Чур я первый!
— С какой это стати? Я ее нашел! А ты свою рыжую хватай дальше, — возмутился молодой и потянул Ким на себя.
— Перебьешься. Молоко еще на губах не обсохло, а вперед хочет!
— Да я…
— Что ты? — темноволосый угрожающе надвигался на него, — хочешь силами помериться?
После некоторой заминки его несостоявшийся противник отступил:
— Больно надо. Забирай ее.
— То-то же, — кривая ухмылка стала еще страшнее, когда он обернулся к Ким, — а ну-ка иди сюда, пучеглазая.
Он потащил сопротивляющуюся Ким в угол и прямо там повалил на землю.
— Не надо! — она начала визжать и брыкаться, пытаясь отпихнуть его от себя. Но куда там! Он ее сопротивления даже не замечал. Грубыми ладонями шарил по ногам, пытаясь задрать подол, и гадко смеялся, наблюдая за ее жалкими попытками спастись.
— Свеженькая, — повторял с довольным видом, — еще брыкается. Ничего, сейчас мигом объездим. Как шелковая будет.
Сказал и рванул ее за ворот. Раздался треск разрываемой ткани, и тут же в шатре повисла тишина.
— Это что? — настороженно спросил один из близнецов, указывая на золотого льва, висящего у нее на шее.
— Похоже на безделушку кхассера.
У перекошенного задергалась щека. Он впился мутным взглядом в амулет и нервно облизал губы. В другой раз он бы сразу ее отпустил. Но сейчас в животе плескался заринский эль, а в паху ломило от желания добраться до свежего девичьего тела.
— Сделаем вид, что не заметили.
— Сомат, ты дурак что ли? Какое не заметили?!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Скажем, что она сама ее сняла и спрятала, — он лихорадочно скользил взглядом по перепуганному лицу Ким, по ее шее, по тонким ключицам и открытому верху груди. И каждый раз наталкиваясь на амулет, скалился.
— Да и вообще! Откуда у рабыни может быть вещь кхассера? — схватил ее за лодыжки и дернул на себя, окончательно повалив на спину, — признавайся, ты ведь украла ее, мерзавка? У нас с ворьем разговор короткий…
— Я похож на того, у кого можно что-то украсть? — холодный, словно северный перевал, голос хлыстом полоснул по нервам.
Вздрогнули все. И Ким, и рабыни, и даже хмельные воины.
— Никак нет, кхассер! — тот, кто ее держал, вскочил на ноги словно ужаленный, — Просто я…
Янтарные глаза затянуло тьмой. Злой, жестокой, готовой смести все на своем пути.
Сомат закричал. Его тело выгнуло, подняло над землей будто на невидимых нитях, так что он едва касался ее кончиками пальцев. Руки, вывернутые в неестественном положении, дрожали в судорогах, а скрюченные пальцы беспомощно хватались за воздух. Он хрипел, захлебываясь криком и бурой пеной, хлопьями падающей изо рта, на его холщовых штанах спереди расползалось мокрое пятно.
Остальные притихли, замерли, боясь привлечь к себе внимание разъяренного кинта. Рабыни жались к стенкам шатра, воины стояли, покорно опустив головы и едва дышали.
Наконец, Хасс отпустил свою жертву. Провинившийся воин изломанной кучей рухнул на землю. Хрипя, кашляя, попытался приподняться на руках, но повалился обратно. Тело его больше не слушалось.
— К столбу его.
И воины, которые еще пять минут назад, шутили и смеялись вместе со своим приятелем, теперь бесцеремонно подхватили его под руки и выволокли из шатра. О рабынях они уже забыли, хмель мигом выветрился. Теперь им хотелось только одного — убраться подальше, чтобы гнев кинта не обрушился и на них.
Мрачный взгляд кхассера скользнул по испуганным девушкам и вернулся к Ким. На миг задержался на задранном подоле, потом на обнаженном плече, выглядывающем в разорванную горловину, и процедил сквозь зубы:
— Пойдешь со мной.
Не дожидаясь, пока она встанет, он схватил ее под локоть и рывком поднял на ноги.
Она не сопротивлялась. Сил не было. От пережитого до сих пор трясло, и язык будто примерз к небу. Казалось, кожа на бедрах все еще чувствует прикосновение чужих рук, а на губах остался привкус гадких поцелуев.
Глава 10
Спотыкаясь, Ким еле успевала переставлять ноги, чтобы держаться наравне с размашистым шагом кхассера.
Он провел ее коротким путем в ту часть лагеря, где царила совсем другая атмосфера. Здесь все было иначе. Светло — горели десятки факелов по проходам, а чуть дальше в центе лагеря полыхали костры, свет и искры, от которых поднимались высоко над шатрами. Весело — раздавались песни, женский смех мешался с мужскими голосами, играла музыка.
Хасс шел все дальше, не останавливаясь и стараясь вообще не смотреть на свою бледную пленницу, потому что на каждый взгляд тьма внутри закипала, требуя немедленного выхода.
Он как чувствовал, не мог заснуть, ворочался, и какая-то сила гнала вперед, хотя после возвращения из долины обычно спал несколько суток, пытаясь хоть как-то заполнить брешь в резерве. Поднялся, решив пройтись, посмотреть, как дела в лагере, как гуляет народ, и сам не понял, как оказался в той части, где обитала прислуга. Чутье безошибочно вывело его к тому шатру, где была Ким…а там.
Он до сих пор не мог понять, как сдержался и не сломал всех, кто был рядом. Прошелся по самой грани, зацепив только того смертника, который тянул к ней свои лапы. Не убил. Пока.
— Теперь будешь ночевать здесь, — процедил сквозь зубы, подведя ее к большому адовару. По его стенам стелился красный орнамент, в каждом завитке которого чудилась угроза, а над входом скалился крылатый лев.