величеству»[125].
Ревность Дашковой по отношению к молодой императрице носила далеко не только политический характер и была окрашена в тона эротического противостояния с новым фаворитом Григорием Орловым.
Пушкин читал «Записки» Дашковой и даже оставил на них пометы, касавшиеся Дени Дидро[126]. Стихотворение «Паж или пятнадцатый год» 1830 года, сохранило перекличку с ее мемуарами: «Вели она, весь мир обижу». Дашкова обидела многих, даже без повеления своей дамы сердца. Зато описание возлюбленной очень подходит императрице: «Она строга, властолюбива, / Я сам дивлюсь ее уму».
Видевшие Дашкову в 70-х годах XVIII века британки обменивались письмами по ее поводу: «Она ездит верхом в сапогах и в мужском одеянии и имеет соответствующие манеры. Это можно было бы объяснить обычаями ее страны и большей безопасностью в управлении лошадью. Но она также танцует в мужском костюме, и я думаю, появляется в нем столь же часто, сколь в обычном платье». В их представлениях княгиня — экстраординарная личность, «обладающая сильным мужским характером, о чем можно заключить из ее вида»[127].
Традиция травестирования, перемены полового поведения, отразилась и в рисунках Пушкина — в накидывании женского чепца на мужские головы: мы говорили о портрете Вольтера, который именуют Пиковой дамой.
«Древо Дианы»
Как уже говорилось, маркизу д’Юрфе интересовало настоящее перерождение, в буквальном смысле слова. Она показала Казанове свою химическую лабораторию, где произрастало алхимическое «древо Дианы» — вечно юной охотницы — что вновь намекает на Екатерину — Диану с английских карикатур. Жадный до денег маркизы «любовник всех женщин» добивается того, что даже слуги в ее доме начинают принимать его за мужа хозяйки. Они с д’Юрфе обмениваются клятвой розенкрейцеров, что представляет собой пародию на брак.
Перевоплощение возможно только через соитие. Казанова осуществляет три попытки, обещая перенести душу маркизы то в настоящего мальчика, то в ребенка, которого пожилая дама зачнет от него самого. Спохватившиеся родственники жертвы будут обвинять Казанову в том, что тот выудил у их «тетушки» миллион ливров. Однако сама мадам д’ Юрфе предложит настоящий брак, с тем чтобы хитрец стал сначала ее мужем, а потом отцом родившегося сына — обновленной копии ее самой.
Сюжет с перевоплощением в мемуарах Казановы разбивается на два рукава: алхимическую и сказочную трактовки. Обе в скрытой форме присутствуют в пушкинской «Пиковой даме». Старуха жаждет изменения — возврата к вечной молодости. Отсюда неразвитая линия ее интереса к молодому мужчине, проникшему в спальню:
«Графиня сидела вся желтая, шевеля отвислыми губами, качаясь направо и налево. В мутных глазах ее изображалось совершенное отсутствие мысли…
Вдруг это мертвое лицо изменилось неизъяснимо. Губы перестали шевелиться, глаза оживились: перед графинею стоял незнакомый мужчина…»
Слово «неизъяснимо» поведет нас к встрече Маши Мироновой с Екатериной II в парке напротив Кагульского обелиска. Лицо незнакомой дамы «полное и румяное выражало важность и спокойствие, а голубые глаза и полная улыбка имели прелесть неизъяснимую». Императрица не раз омолаживала свои чувства, если не свое тело, за счет молодых любовников.
«Страшная старуха» из петербургской повести — лишь обветшавший аналог молодой прелестницы, что всячески подчеркивает Пушкин, говоря о прошлых победах графини. Близость с мужчиной способна переродить ее, подарить прежнюю свежесть. В отношении бедной воспитанницы Лизаветы Ивановны брошена фраза: «Она была самолюбива, живо чувствовала свое положение и глядела кругом себя — с нетерпением ожидая избавителя», — которая настолько же подходит самой графине, насколько Лиза — ее продолжение и отражение.
В «Кентерберийских рассказах» Джеффри Чосера имелось повествование Батской ткачихи, восходящее к циклу легенд о временах короля Артура и к истории о Зеленом рыцаре. Этот сюжет заинтересовал Вольтера, который переделал его и выпустил в свет в 1763 году под заглавием «Что нравится дамам?». Приговоренный к смерти рыцарь может быть помилован, если ответит на вопрос, чего женщины хотят больше всего на свете. Ему обещает помочь безобразная старуха, если он женится на ней. Рыцарь соглашается, узнает тайну: красавицы жаждут власти над мужчинами. Казнь отменяется. Верный слову герой женится на старухе, в брачную ночь, превозмогая отвращение, совершает супружеский долг, и она превращается в прекрасную фею[128].
Рассказ Вольтера (оттиск книги имелся и в его библиотеке, где Пушкин мог познакомиться с ним, если не прочел ранее) появился всего через год после переворота Екатерины II. Что нравится дамам? Власть. Но пользоваться ею им приятнее, пока они молоды и прекрасны.
Сказочный подтекст повести покажет Лизу как своего рода продолжение Старухи. Недаром в «Заключении» сказано, что у нее, уже замужней и благополучной дамы, «воспитывается бедная родственница» — сюжет закольцован. Рассерженный Германн называл Старуху «ведьмой». Ведьме положена ученица, которая и призывает в дом тех, кто способен расправиться с ее хозяйкой. Лиза привела Германна, сама не зная, что впускает «разбойника, убийцу старой своей благодетельницы».
Если герой достаточно силен, чтобы овладеть ведьмой, он подарит ей новую молодость. И вдвоем они покончат с новой претенденткой на магическую власть. Если же герой выберет сторону «волшебного помощника» — Лизы, то он должен соединиться с ней.
Германн не делает ни того, ни другого. Не овладевает ни драконом в пещере, ни принцессой, прикованной у входа. Не принимает на себя ответственности и… перестает быть героем. «…Ни слезы бедной девушки, ни удивительная прелесть ее горести не тревожили суровой души его. Он не чувствовал угрызения совести при мысли о мертвой старухе. Одно его ужасало: невозвратная потеря тайны».
Любовь и игра в карты скрывают в «Пиковой даме» борьбу за власть. Последней же надо овладеть, как женщиной. Но Германн даже не покушается, как покусился гость в «Графе Нулине». Старуха отвратительна. Лиза его не занимает.
Совсем иной род метаморфозы, переход из женского состояния в мужское путем перерождения в лоне матери, подразумевала маркиза д’Юрфе. Время ее жизни — эпоха Регентства — поведет к «Арапу Петра Великого». Сосредоточимся на оболочке сюжета, то есть на описании Франции тех дней, которое очень напоминает мемуары Казановы и коррелирует с текстом «Пиковой дамы» о поездке молодой графини в Париж.
«Герцог Орлеанский, соединяя многие блестящие качества с пороками всякого рода, к несчастью, не имел и тени лицемерия. Оргии Пале-Рояля не были тайною для Парижа… Алчность к деньгам объединилась с жаждою наслаждений и рассеянности; имения исчезали; нравственность гибла, французы смеялись и рассчитывали, и государство распадалось под игривые припевы сатирических водевилей.
<…> Женщины царствовали, но уже не требовали обожания».
Что тут знакомо? «Оргии», «имения исчезали», «нравственность гибла», «женщины царствовали». Все вместе ведет к неутешительному итогу: «государство распадалось».
Перевод французской песенки только подтверждает картину:
Счастливое время, отмеченное вольностью нравов,
Когда безумие, звеня