— Ладно тебе, — она водворяет на место сползшую лямку бюстгальтера. — Можно подумать, я сопротивлялась и отбивалась. Но больше так не делай!
— Не буду, — покорно соглашается он. А потом, со вздохом: — Слушай, поеду-ка я, наверное, домой. От греха… подальше. Да и поздно уже, мне до дому час добираться. А завтра рано на работу вставать.
— Хорошо.
— Завтра созвонимся?
— Договорились.
А потом она стоит у окна, прижавшись лбом к стеклу, и смотрит, как он идет по двору — под легким, начавшимся недавно снегом. Руки в карманах пуховика, широкие шаги. И какое-то странное тоскливое чувство внутри в ответ на его удаляющуюся в темноту фигуру.
Стукнула дверь комнаты, Люба обернулась.
— Удивила ты нас, дочь.
— Чем?
— Мы не думали с отцом, что ты с Николаем так плотно общаешься.
— Да так, — пожала плечами нарочито небрежно, — в кино просто сходили.
— Понятно, — невозмутимо ответила мама. Потом вздохнула. — Послушай, Любаша, не повторяй Надиных ошибок.
— Мам, ты о чем?
— Коля — это, конечно, не Витя. Но не нужно использовать хороших друзей в корыстных целях.
— Это в каких таких корыстных?
— Ох, доченька, я все понимаю, бывает непросто с парнями. Но, думаю, у тебя-то ума хватит с Марком разобраться и без привлечения Коли.
— Да?… — она удивлена словами матери. Вот, значит, как они это поняли.
— Да. Уверена. А Коля слишком хороший парень, чтобы использовать его как пешку. Сама разбирайся со своими парнями, без привлечения Коли. Сама, девочка моя, сама. Так правильнее.
— Ладно, — нет никакого желания спорить и объяснять. — Я поняла, мам.
И к лучшему, наверное, что мать так думает. И не знает, что тут на самом деле происходило, в этой комнате, полчаса назад. Пешка, ага. Эта пешка ей тут только что шах и мат объявляла. И в плен брала. Ой, нет, сейчас, в мамином присутствии, об этом лучше не вспоминать.
Глава девятая, полная последствий трудовых будней и сказанных сгоряча слов
— Привет, Ник.
— Привет, Люба.
— Как дела?
— Торпидно, — он подошел к окну в ординаторской. Снег идет — крупными хлопьями.
— Тор… что? Это как? — опешила она.
— Без ярко выраженных реакций со стороны организма. Вялотекуще, в общем.
— Понятно, — она немного помолчала, обдумывая услышанное. Потом решилась. — Слушай, тор… торпеда ты моя…
А потом она снова замолчала. Потому что притяжательное местоимение «моя» по отношению к Нику прозвучало очень странно. И дело было отнюдь не в женском роде. А в самом факте… «Мой», «моя»… Принадлежащий мне.
Ник тоже молчал — видимо, так же «мою торпеду» переваривал.
— Я сказать хотела… Точнее, предложить. В общем, у меня сегодня дома никого не будет. Часов до одиннадцати точно. А, может, и до двенадцати. Родители на каком-то приеме-фуршете. Ресторан и прочий разврат.
— Разврат? Разврат — это хорошо.
На самом деле, пять минут назад он мечтал только об одном — доползти до дому и отрубиться. День просто жуткий, устал — физически, но больше эмоционально. К тому же, не высыпался в последние дни. Что изменилось? Она позвонила. Нет, спать он хочет по-прежнему. Но отказаться от этой возможности — слишком большое расточительство, учитывая их ограниченные возможности к такого рода встречам.
— Разврат будет у родителей в ресторане. А я тебя приглашаю на чай.
— Обожаю чай. Я тогда после работы сразу к тебе.
— Договорились. Только ты… — немного замялась, но потом решила продемонстрировать свою взрослость и ответственность, — в аптеку зайди — к чаю купи… чего-нибудь.
— Угу. Куплю. Ты ж не знаешь, какие… хм… торты нужны.
Люба не выдержала и хихикнула. Почему-то с ним даже на самые сложные и деликатные темы говорить легко.
— Да что там знать-то? Все просто, по-моему. King size? Или как — XXL?
— Какие мы грамотные, просто удивительно. Давай, я лучше все-таки сам.
— Ну, раз ты стесняешься… — Ник на другом конце трубки хмыкнул. — Сам — так сам. До встречи.
Нажимает отбой. Спать он меньше хотеть не стал. Но настроение определенно улучшилось.
Она все успела — принять душ, освежить гладкость кожи в нужных местах и даже пять минут потратить на выбор белья. Да, определенно, вот это. Весьма закрытый по крою фасон компенсировался возмутительно прозрачным кружевным исполнением. А еще ей нравились вот эти белые атласные бантики по бокам. Оглядела себя в зеркало. Даже себе она нравится. Ник должен оценить! Хотя… он может и не заметить. Люба улыбнулась своему отражению. Ей кажется, что она его уже знает достаточно для того, чтобы предположить, что так вполне может случиться. Ник определенно может поторопиться и просто не оценить всей этой красоты. И что? А она даже и не расстроится. Главное, что она чувствует себя уверенно. Она безупречна. Бросив последний взгляд в зеркало, Люба потянулась за джинсами. А интересно, как бы отреагировал Ник, если бы она его встретила вот так… в одном этом черном прозрачном кружеве?
И хорошо, что она не решилась реализовывать эту идею. Потому что выглядел Ник как-то так, что… Она даже не решилась его поцеловать. И он тоже не поцеловал ее. Вроде бы улыбается, а в глазах, уголках губ словно притаилось что-то. Она даже не знала, что сказать после привычного: «Привет». И выдала вдруг неожиданное — неожиданное с учетом ее только что весьма игривого настроения.
— Ты голодный?
— Не откажусь, если предложат, — он как-то виновато улыбнулся. — День просто сумасшедший сегодня, ни присесть, ни поесть.
— Плов будешь?
— Ооо… — простонал Ник. Причем практически с той же интонацией, что и в совершенно… другой, горизонтальной ситуации. — Плооов… от Стаса Санычааа…
— Давай, раздевайся, — усмехнулась она.
А после они все же оказались в ее комнате, на ее кровати. Но совершенно не так, как она себе это представляла. Ник привалился к стене, устроил ее привычно на коленях, спиной к себе, обхватил поперек живота и уткнулся лбом ей в шею. Выдохнул тепло.
— Люб… ты меня сейчас убьешь… и права будешь сто раз… но этот плов меня подкосил.
— Кончил в процессе поглощения плова?
— Я не кончил. Я кончился.
— Я всегда знала, что не выдерживаю никакой конкуренции с папиным пловом.