«Этой весеннею теплой порою…»
Op. 7.
Этой весеннею теплой пороюМечтать хорошо о зеленых поляхГде тешится крыльев широкой игроюВоздушно-республика птахИ дрожью сердечной из каменно-градаПриветя их бурный порывПодумать советским рабочим не надоЗавидовать вольной возможности крыл.
«Производители самцы…»
Ор. 8.
Производители самцы… А рядом — самки, самки, самки…Для них в столицах все дворцы,А над Дунаем были замки;Для них: рабы, фрегаты, банки и дреднотыОни вершители судьбы.Законники словоохоты.
«Охотники на вещие слова…»
Op. 9.
Охотники на вещие словаОхотники за рифмами за мысльюВам лес:… родная головаВсегда бегущая к бесчисльюСравнений образов аллитераций строкВ которых тонет день воображеньяПоэт всегда ручеящий игрокТиранящий слова для наслажденьяКак буйный лес разветвились поэтыКак сонмы рек поэмы растекалисьИм нипочем унылый лепет ЛетыБессмертьем им возголубела высьТы скажешь смысла нет в бряцаньи тонких арфТы скажешь музы хилы тальей…Всей философии значимей девы шарфИ половой любви изломы аномалий!
Поэза
Ор. 10.
Когда весь город спит в усталой негра позеЛуны сквозь дым черствеет хризолитЗа каждое окно втыкаются занозыОни въедаются сердца заснувших жителей столицыИ каждый сон похож тогда на мертвецаА мысль пугливей спящей птицыВесь город спит сложив свои секретыКак жалких медяков скупец копилкуА с океана туч лиловые каретыМнут спящий город вечности подстилкуБульвары, банки, пристани и докиЛежат затоптаны мертвящим лунным светомКоторому на солнце есть истоки —Луны сюда он брошен арбалетом.Так и веков забытых тайны и сказаньяТак и догадки древних мудрецовНесут в себе засмертные восстаньяПротиву гнета сгинувших веков.Радости горе и сокровение мысли древне мудрецовКак эхо об умы тысячелетий горыПерешагнут, чтоб снова жить в конце концов…
«Каждый день имеет синий голос…»
Ор. 11.
Каждый день имеет синий голосИногда напев окрашен в серый цвет.Золот песен полный колосПесня творчества ответКаждый день имеет четкий запахТы его прочтешь у встречных на щекахНа звериных грубых сильных лапахИ в задворков смрадных уголках.
«Волны. Волны и луна процветают в сонный час…»
Op. 12.
Волны. Волны и луна процветают в сонный часКогда в лугах прядет весна тенета сладкие для насКогда в садах цветет красот неизъяснимый хороводКогда лукавый каждый рот, зовет далекий пьяный сводПока тетрадь цветных лугов, не истрепалась до концаИ рифмы струйные стихов не стали скорлупой отца.
«Зови, зови, всегда зови……»
Op. 13.
Зови, зови, всегда зови…За балюстрадами огни…Они, как крик ночной любви…
«Я зрел бесстыжих много рек…»
Op. 14.
Я зрел бесстыжих много рекКалейдоскоп именованийОни короче поперекИ шире кажутся в туманеОни как вены въелись в губьМатериков цветного грунтаВолны их быстрой пено-зубВсегда символ великий бунта…
«Титьки неба оттянуты к низу…»
Op. 15.
Титьки неба оттянуты к низуНью-Йорк ребенком вцепился в нихЯ ползу по небес карнизуБлагословляя бетонный стихВульворт и другие громадыФигуры шахматной доскиМанхаттена грузное стадоТурнир где теют паукиЗдесь сгрудились миллионерыИграют зол-лото чехардуУ них уыбки и манерыТочь-в-точь у дьяволов в аду.
«На свете правды не ищи, здесь бездна зла…»
Op. 16.
На свете правды не ищи, здесь бездна злаОдни кривые палачи и подвигов зола!На свете правда, как цветок, Лежит под колесом —В пыли его душистый сок, и нет дыханья в нем!
Стихетта
Op. 17.
Нью-Йорк толпа бандитовНью-Йорк толпа жирафТак небоскребов свитковМне видится размахНью-Йорк хребет железаЦемента и камнейБездумная поэза последних наших днейДома ушли за тучиБез счета этажиСмеется голос внучийНад прошлым что лежитСтоит на четверенькахПрисело на панельНью-Йорк о тучи тренькатьСвой продирает день.Нью-Йорк толпа бандитовИ небоскребов скопЧто смотрится сердитоВ Гудзона черный гробНа улицах бумажкиИх вихорь мчит в пылиИ люди таракашкиИ люди — муравьи.
(На углу 57 ул. а Гранд Централ парка)
«У Нью-Йорка глаз вставной…»
Op. 18.
У Нью-Йорка глаз вставнойСмотрит им Гудзону в спинуОн качает бородойНа уме скопивши тину.Стал Нью-Йорк мне младшим братомМы играем часто в мячВ небоскреб аэростатомБез уловок и отдач
«Когда-нибудь чрез сотни лет…»
Op. 19.
Когда-нибудь чрез сотни лет,Быть может, ты прочтешь меня,Моих стихов старинных взлетИ трепет моего огня…Сквозь хлад и тленье многих летВдруг снова встанет ароматМоих капризящих стихеттИ гласных и согласных лад.
«Нью-Йорк, Нью-Йорк, тебе я не устану…»
Op. 20.
Нью-Йорк, Нью-Йорк, тебе я не устануСлагать армады ярых строфИ яду твоего тумана Где ВельзевулаСмрадный вздох.Твоих детишек бледных лица, играющих между авто;Их бесконечны вереницы, кто угощает смертью, кто?Нью-Йорк, где каждый год иные, растут дома и вверх и вниз,Где рослые городовые следят движения каприз.Нью-Йорк, где океан витрина, А магазины океан…Излишеств жизни исполина, где все продажность и обман;Где церкви стали бога банком, А банки чтутся точно храмОбогащения приманки; Евангелие и КоранНью-Йорк, к тебе хожу с визитом на поклоненье каждый деньВспять возвращаюсь я избитым и под глазами тлена теньНью-Йорк, ты деспот, ты обида, магнит и жертва, и капканЗлатой Телец — твоя эгида на удивление векам!С тобою я не буду спорить, не стану прекословить тож,Когда бессильны уговоры, один поможет злобы нож!!
«От родины дальней, От Руси родимой…»
Op. 21.
От родины дальней, От Руси родимойУнес меня тягостный рокСтезею печальной Тропой нелюдимойИ бросил на горький чужбины порогСжимается сердце, Тоскою томитсяИ будней измято железом в кольцоКругом иноверцы идут вереницейС угрюмым и мрачнобетонным лицом.
«Стая над городом…»
Op. 22.
Стая над городом,будто мысль незнакомаяПришедшая в душу внезапу.
«Как странный шар планеты лазури дар сонеты…»
Op. 23.
Как странный шар планеты лазури дар сонетыСлагающий неясным звукам прошедшего когда-то внукамЯ правнук бледной голубой луныКак многим ныне снятся сны…Я сон затерянный в бескрайности Нью-Йорка…
Он в Нью-Йорке
Ор. 24.
Вагоне подземнодорогиКачались угрюмо тела;Так пляшут кладбищенски дроги,Танцует над прахом зола От древности, магом открытой, От тайносокровищвремен, От кровью пьянящею сытых, От стертых забытых письмен;Под вялым искусственным светом,Под плеском полночных обидЖивот изукрашен жилетомИ ухе сережка висит… Он весь послетип Дон-Кихота Влюбленный нечастый изыск, Где вечно вулканит охота Искусства возращивать риск.
«Каменщики взялись за работу…»