были уникальны и не повторяли друг друга. Одни были грубыми и массивными, другие тонкими и причудливыми. Особенно Агату привлекло кольцо с оправой в виде обвивавшей палец маленькой ящерки, в одной из лапок она сжимала темный камень.
Всего там было полдесятка колец. Агате ужасно хотелось достать хотя бы одно из них и примерить, но тут за дверью послышались шаги.
Наспех прикрыв мешок, Агата метнулась к постели.
Дверь распахнулась, в каюту вошла Мира.
— Я зашла в камбуз, прихватила для нас кое-чего в дорогу, — сказала она, проходя внутрь.
В руках она держала обмотанный тканью сверток, из которого доносился аромат свежего хлеба, сыра и вяленого мяса. Мира и сама что-то жевала, словно все время, что шла до каюты не могла удержаться и отламывала ломти горячего хлеба.
Мира подошла к сундуку и склонилась над мешком. Мгновение она молчала, затем, небрежно бросив сверток, повернулась к Агате.
— Кто-то рылся в моих вещах, — сказала она.
Агата отвела взгляд.
— Почему ты так думаешь? Может показалось? Кому это нужно?
— Посмотри на меня, Агата.
Агата была готова смотреть куда угодно, только не на нее.
— Может быть кто-то из слуг или матросов? Может быть помощник капитана зашел сюда пока нас не было? Точно, у него же есть ключ! — ухватилась Агата за соломинку и подняла взгляд на Миру.
Это было ошибкой. Она сразу все поняла. По ее бегающим глазам, по судорожно сжимавшим подол пальцам.
— Зачем ты рылась в моих вещах, Агата?
— Что? Нет! С чего ты подумала, что это была я?!
Мира вдруг засмеялась. Этот тихий и странный, неуловимо отдававший безумием и отчаянием смех, испугал Агату.
Она вскочила на ноги, и метнулась было к двери, но Мира преградила ей путь.
— А ведь все было так хорошо, и надо было тебе все испортить, — с горечью проговорила она.
— Я случайно мешок рукой задела! Я не видела, что внутри!
На поясе Миры висел кинжал. Украшавшие ножны каменья сияли на солнце. Тонкие пальцы невесомо скользили по гарде.
— И что мне теперь с тобой делать? — прошептала Мира.
— Я… я ничего не видела! Я никому ничего не расскажу! — все больше впадая в панику кричала Агата.
Мира шагнула вперед. Пути к спасению не было.
Глава 9. Опасность и предложение
Глаза Миры были темными и застывшими, как у змеи, но ни одной змеи Агата не боялась сильнее, чем пугала ее сейчас эта девушка, положившая ладонь на рукоять кинжала.
Агата была готова закричать. Она бы выпрыгнула через круглое оконце, если бы его створки не были заколочены.
И зачем ее только потянуло в этот мешок? Говорила же ей мачеха, не совать свой курносый нос в чужие дела и чужие вещи. Так нет же надо было ей полюбопытствовать!
Мира шагнула вперед. Все мог решить лишь один быстрый и хлесткий удар, после которого одна из них не поднялась бы уже никогда.
В дверь постучали. Мира отвлеклась, оглянувшись назад.
Агате хватило этого мгновения, чтобы истошно закричать:
— Войдите!
Резво, как ферналь, она запрыгнула на койку и, пробежав по ней, приземлилась на пол одновременно с тем, как дверь отворилась, и внутрь заглянул миловидный юноша.
— Госпожа Агата, княгиня Дуаре желает вас видеть, — сказал он. — Ее светлость хотела бы переговорить с вами прежде, чем судно зайдет в порт. Соблаговолите ли вы…
— Соблаговолю, разумеется, соблаговолю! — перебила его Агата.
Распахнув дверь, она выскочила в коридор и почти побежала вперед. Удивленному слуге пришлось ее догонять.
— В спешке нет нужды, госпожа. До Альторы еще достаточно времени, и даже когда мы прибудем, корабль надолго останется в порту. У вас будет достаточно времени, чтобы сойти на берег.
— Не могу же я заставлять ее светлость ждать? — парировала Агата.
К ее радости, Мира не пошла за ними следом и не стала догонять. Она осталась молча стоять в каюте. Да и что она могла сделать?
Вокруг было множество людей. Сновали матросы, подгоняемые помощником капитана, спешили по своим делам пассажиры, боявшиеся забыть что-то из многочисленных вещей, детей и слуг на корабле.
Агату провели в ту же комнату, где она встречалась с княгиней Дуаре накануне. Лидии не было, низкий столик оставался пустым. Княгиня сидела на софе, в ее лице сквозила некая решимость, говорившая о том, что разговор будет серьезным.
— Агата, девочка моя, спасибо, что согласилась прийти, — сказала княгиня, после того, как та поклонилась и заняла указанное ей место на скамье.
— Благодарю, за оказанную мне честь, — ответила Агата, непроизвольно ерзая и пытаясь устроиться поудобнее на жестком сиденье.
— Я хотела обсудить с тобой кое-что и сделать тебе предложение, очень щедрое, такое от какого ты вряд ли сможешь отказаться.
Агата с удивлением посмотрела на княгиню. Она была так испугана и взволнована неприятной сценой, что произошла между ней и Мирой, что совсем забыла поволноваться на счет того, что хочет от нее княгиня Дуаре.
— Ты, разумеется, по своему привлекательная и безусловно умная и достойная девушка, — продолжала тем временем княгиня. — Однако, ты не столь уж красива, не знатна, хоть и не бедна, но есть, все же, юные госпожи богаче тебя и с большим приданным. Если отбросить иллюзии, то в Отборе невест тебе никогда не победить. Даже милый юный Нестор Дурине отказался от тебя, отдав предпочтение Веронике.
Агата прикусила нижнюю губу. На мгновение ей захотелось вскочить на ноги и броситься прочь, или сказать княгине, что-то столь же дерзкое и оскорбительное, но она сдержала себя и, смиренно сидя на скамье, продолжила слушать.
— И тем не менее, исходя из того, что я знаю о тех, испытаниях, которые предстоят будущим невестам, у тебя есть некоторые качества, которые могут помочь продвинуться в Отборе достаточно далеко.
— Вы знаете, какие будут испытания? — затаив дыхание спросила Агата.
Княгиня повела плечом.
— Как ты понимаешь, моя дорогая, у меня есть некоторые связи в столице. Так что да, кое-что мне известно, пусть и не все, и я хочу предложить тебе сделку. У моей семьи есть удел земли на юге княжества, он достался отцу моего супруга от одного не слишком везучего помещика. Там есть старый, но крепкий еще дом, вполне пригодный для проживания, амбары, которые можно переделать в птичники, туда даже идет ответвление от акведука. Пожалуй, это место могло бы прекрасно подойти для разведения ферналей. И все это могло бы стать твоим. Не твоего отца, не баронессы, а только твоим собственным. Ты была бы сама себе хозяйка, сама решала, как тебе жить, и