— Понятно. Замок-то у вас как, со стражей?
— Откуда взяться замку Виндифрош, если его еще наполеоновские солдаты сожгли? — Ехидством моего управляющего можно было клопов травить.
— Ничего, это дело житейское. Глядишь, еще отстроитесь, какие ваши годы! Не всем так везет, как мне — и донжон цел, и стены замковые, и рыцари в городе службу несут, и полсотни вооруженных слуг, как говорил классик — готовых фантазии любые старика в любое время поддержать оружьем!
Головастик выглядел задумчиво. Кажется, он начал подозревать, что с войной чуть-чуть поспешил.
— Справа дома, которые решили отдать под казармы. Конечно, будет тесновато, но ничего, поместятся. — Я наступил на ногу пытающемуся возразить что-то управляющему. Знаю, что это не казармы, знаю! Зато они большие и внушают! — Слева хозяйственные постройки. — Очень кстати замычала корова. — Вот, как видите, замок готов к осаде, все свое. В подвалах еще и грибы выращиваем. — Эгельберт раскрыл было негодующе рот, но проследил за моей поднятой ступней и промолчал.
— Вот кухня. Это наша дорогая мадам повариха. Самый мирный человек в замке!
Большой круг, средний и малый — названия мишеней, которые как-то упомянула мадам ван Шторре. Дескать, большой это для топоров и тесаков, средний для ножей, а малые она вешает на нитках в разных неожиданных местах, чтобы тренироваться в метании вилок и прочего нестандарта. И теперь повариха показывала Марти классический бросок ножа. Кухонного. Развевающиеся волосы, раскрасневшееся лицо, в левой руке сразу три ножика — очень ответственная дама. В мишени торчали еще несколько ножей из предыдущих попыток, и один как раз, сверкнув в полете, с тупым стуком ударился рукоятью о край деревяшки и улетел в сторону, зазвенев по камням.
— Нет-нет, милочка, не так… как же тебе объяснить? Ну вот представь, что кидаешь в конкретного человека. Я всегда представляю того мясника из города, он вечно пытается убедить меня взять не то мясо, и получается вот что: — Взмах, стук, нож наполовину ушел в центр мишени. — Пойми, тут надо не только рукой швырять, но и душой направить!
Марти, вернувшись с подобранным ножом, глянула в мою сторону и… нож снова ударился рукоятью.
— Повариха и ее воспитанница. Как я и говорил — самые мирные люди в замке. Пойдемте дальше, бедная девушка очень смущается при виде незнакомых мужчин и выражает это таким смешным способом, не будем ее тревожить. Продолжайте, Магда, продолжайте!
Повариха, помахав нам рукой, дернула за рукав злобно шипящую как змея Марти, показала ей на мишень и протянула один из ножей. Чуя, как на моей спине проступает явственно видимое боевому подругу перекрестье, я быстро потащил за собой головастика.
Уже когда мы зашли за угол, донесся стук железа о дерево и стук упавшей с упора от силы удара мишени.
Я облегченно вздохнул, огляделся.
Эрдар Фиск, старший (после недавнего повышения) стражник, убрал ногу с окровавленной плахи, еще раз протер пучком соломы топор и вопросительно на меня уставился.
— Господин барон?
— Все в порядке, Эрдар?
— Ну, а как же. Я вот… головы. Ага. Удобно. — Он пнул на корзину, из которой сочилось на редкую траву что-то красное.
— Понимаю, понимаю. А что просто шею не свернули?
— Да как-то это не по людски. Понятно, что все равно придется, но тут все-же быстро — тюк и готово. Я хоть и не белоручка, но все равно чуток не по себе, когда живое вот в руках бьется. — Громила-стражник смущенно потупился.
— Ничего, я тоже так думаю. Может, гильотину нам сюда поставить? Эгельберт, вы прикиньте потом.
Повернув завороженно глядящего на пятна крови зеленеющего фон Виндифроша, я подтолкнул его в спину:
— Идемте, Элепар, идемте. Все же место, где за века расстались с жизнью сотни живых существ, — головастик икнул, — обладает какой-то особой аурой. Вы чувствуете? Вижу, что так. И туристам почему-то нравится.
То, что в корзине лежат тушки обезглавленных куриц он, кажется, не заметил. Вот и ладненько. Удачно я подгадал. Так, клиент созрел, можно вести в дом. Тут главное не переборщить!
Словно в ответ на мои мысли из дыры в стене на уровне трех метров вдруг полезло мохнатое, сверкающее глазами существо, с ревом прыгнуло на ногу управляющего, несколько раз куснуло, полоснуло когтями и так же быстро под вопли жертвы метнулось в другую дыру. Я, покивал, делая вид, что не замечаю возмущения Эгельберта, и пояснил, словно в никуда:
— Пытаюсь вывести сторожевых котов, но, как видите, результат можно использовать только как диверсантов, увы. Ничего, может, еще выйдет что-то путное.
Головастик смотрел по сторонам уже не с опаской, а с откровенным ужасом, стараясь держаться поближе ко мне. Последним штрихом стали две пушки восемнадцатого века по бокам от главного входа в донжон, использовавшиеся для салюта. Сейчас рядом с ними суетился полицейский, прочищая и подготавливая к вечернему залпу.
Я поднялся на ступеньку, и так, нависая, с высоты глядя на маленького головастого книжника подытожил:
— Как видите, мой друг, мы к войне готовы. Не очень хочется, но что поделать, честь обязывает. Многое можно сказать… да к чему тут слова? Займемся делом!
— Как, прямо сразу? — Он совсем упал духом и нервно поправил очки.
— Чего тянуть-то? Приступим! Всякую войну надо начинать — с чего?
— С нападения?
— С планирования, мой дорогой враг! А планировать, по древнему и красивому румынскому обычаю, нужно за накрытым столом. Пойдемте, вздрогнем как следует!
— Что могу сказать — крой кафтана новейший, но стиль из пятнадцатого века, на гравюрах видел не раз (ссылка), шапка румынская аутентичная, шестнадцатый, вышивка на обшлагах венгерская народная, по вороту что-то литовского типа, а пуговицы вообще девятнадцатого. Носит все словно в этом родился, а я пробовал, это очень неудобная одежда! Кстати, двойное посвящение это же из легенд одиннадцатого века?
— Да, цитаты отсылают к Вендской Летописи, но тот кусок оригинала, вторая четверть третьего свитка, утрачен.
— Охренеть, так он что же, старше самого Графа?!!
— Иди матчасть учи, школьник! Бароны появились раньше графов! Конечно старше!
обсуждение ролика на одном историческом форуме
— О боги, почему вы меня вчера просто не убили?
— Не убил, потому что обожаю пытать врагов по утрам.
— Чудо-овище…
— Эгельберт! Мы сильно шумели? Что-нибудь разрушено?
Старик, разбудивший нас десять минут назад, сурово оглядел двух баронов, обнаруживших себя утром в одной кровати (ведь поместились же!), и выразив свое молчаливое возмущение падением нравов молодежи наконец соизволил процедить:
— Осмелюсь напомнить, господин барон, вчера был заключен вечный мир между баронствами Гравштайн и Виндифрош.
Я глянул на головастика, тот отрицательно покачал головой и тут же скривился.
— Когда?
— Вчера.
— Ничего не помню.
— Совсем?
— Воспоминания обрываются на том, как мы решили, что убивать Элепара нельзя. Во-первых нельзя оставлять одно баронство без правителя, во-вторых тебе еще чашу возвращать, а в третьих ты хороший мужик и вообще мне почти брат.
— Да?
— Ты сам так говорил!
— Никогда больше не пью с румынами… — Головастик обеими руками обхватил похмельное вместилище разума и пригорюнился.
— Ха, он еще зарекается. Мы с вами соседи, дорогой Элепар, а соседи ездят в гости. И вообще — еще раз придешь с войной и пить будем неделю!
— Чудо-овище…
Повторяться начал. Не такой уж я и монстр, кстати, просто опыта больше. Вот когда у сибиряков уводил из-под носа три вагона какого-то особого цемента, притом, что он им был очень нужен, вот тогда по-настоящему пришлось поднапрячься. Но ведь увел! И даже друзьями остались! Хотя до сих пор не уверен, что этот цемент в самом деле кому-то был так нужен, и что Митрич просто не забился с теми самыми сибиряками, что я их перепью.
— Что мы еще натворили?
— Когда вы отлучились по необходимым делам, господин фон Виндифрош собрал ваших пажей и принес торжественный обет — поклялся вернуть Чашу.
— О-о, бо-оже!
Не умеет пить молодежь. Ну или молчать во время — это с годами приходит.
— Господин барон?
— Да, Эгельберт?
— Со мной связались представители банка «Блюмшилд и сыновья». — Он поднял трубку, которую держал в руке все это время.
— Отвечайте, что все переговоры — только в самом замке. После обеда.
— Они спрашивают, не прямо, но понятно — точно ли можно рассчитывать на двухмесячный срок заключения их коллеги?
— Тогда отвечайте, что любой вопрос решаем, но мы должны удостовериться в серьезности их намерений.
— Какая сумма — серьезна?
— Эгельберт, как можно?! Мы же не террористы, чтобы требовать деньги! Пусть… вот, пусть вернут нам чашу, которую испанцы вывезли.