маршалами, Героями Советского Союза, ветеранами, готовятся походы по дорогам воинского подвига. В партийных и комсомольских организациях шефствующих предприятий и учреждений, в местных комитетах ветеранов войны, военных комиссариатах школьники не должны получать отказа в помощи, связанной с подготовкой и празднованием Дня Победы.”
— Простите за навязчивость, но гляжу вы так зачитались газетой, — неожиданно подсел к Зотагину вернувшийся с перекура Авдеич. — О чем-то важном пишут?
— О патриотическом воспитании молодёжи накануне праздника Победы, — ответил Зотагин. — Говорят, что каждый из нас должен быть заинтересован в этом самом воспитании.
— Не могу не согласиться. Только… Простите, но я слышу в ваших словах иронию. Вероятно ошибаюсь?
— Да нет, не ошибаетесь, — признал Зотагин. — Написано правильно, тут не поспоришь. Только в жизни, если присмотреться, не так всё гладко получается.
— Простите, как вас по батюшке? А то обезличено разговаривать не совсем удобно.
— Александр Сергеевич.
— Спиридон Фёдорович.
— А как же Авдеич? — удивился Зотагин.
— Это фамилия, — улыбнулся тот. — Многие с отчеством путают. Не вы первый. И что же вы, Александр Сергеевич, считаете неправильным в воспитании нашей молодёжи?
— Патриотическом воспитании, — уточнил Зотагин.
— Да-да, — покивал Авдеич. —Я имел в виду именно это.
— Понимаете, Спиридон Фёдорович, все эти слёты, торжественные собрания и прочие вахты памяти разумеется необходимы, но не как разовые мероприятия к очередному знаменательному событию, — начал Зотагин. — Отчитаются, сколько провели праздничных мероприятий, а дальше что? Опять тишина? А в тихом омуте сами знаете кто завестись может. По большому счёту уже завелись. И глядят они не в будущее, завоёванное их дедами и отцами, как здесь написано, —он похлопал ладонью по лежащей перед ним на столике газете, — а за границу, где якобы и свободы больше, и шмоток всяких завались, и вообще молочные реки меж кисельных берегов текут. Откуда знают, спросите? Да всё оттуда! Знаете, наверное, присказку “Есть обычай на Руси ночью слушать Би-Би-Си”? И ведь слушают! А кроме неё есть ещё «Свобода», «Голос Америки»! Их тоже слушают наперекор всяким глушилкам! И не просто слушают, а прислушиваются к разным голосам, вёдрами льющими грязь на нашу страну. Получается, днём патриоты, а ночью… Хотя тоже патриотами себя наверняка считать станут. Только доведут страну до ручки своим патриотизмом. Добром это, поверьте мне, не закончится. Самое страшное, что партия с этим уже ничего поделать не сможет. Утеряла молодёжь к ней доверие. Потому что у самой партии давно слова с делами расходятся. Как считаете, Спиридон Фёдорович, молодёжь не видит этого? Видит! Прекрасно видит! Потому и политические анекдоты, сочинённые сбежавшими за бугор диссидентами, пересказывает с удовольствием. А молодняк, как мы знаем, имеет привычку взрослеть. Повзрослев, заменит тех, кто сейчас у руля. Леонида Ильича тоже. Ему всего-то два года жизни осталось! — Зотагин не заметил, как в запале проговорился. — Вот эта самая молодёжь повзрослеет и уже сама начнёт сочинять анекдоты. Такие насочинит, что мало никому не покажется!
Зотагин не понимал, что на него нашло. Всё сразу наверное. Копилось исподволь, а тут взяло и выплеснулось. Сорвался. Было от чего. Воочию увидеть такую страну и знать, во что она может превратиться, тут стальные нервы нужны! О Брежневе он, конечно, зря сказал. Хотелось надеяться, что на слова о его скорой кончине внимания не обратят. Зато сам обратил внимание на тишину после своего стихийного выступления. Разговоры приутихли даже в соседних купе. Авдеич снял очки и, подслеповато прищурившись, молча смотрел на Зотагина.
— Ничего себе заявочки! — пришёл в себя коренастый. — Ты сам-то хоть понял, на сколько лет себе здесь сейчас наговорил?
— На провокацию похоже, — заметил интеллигент в водолазке. — Вы не из конторы, случайно?
— Какой ещё конторы? — удивился Зотагин.
— Той самой. Глубокого бурения которая.
— Действительно, Александр Сергеевич, поделитесь кем вы работаете? — спросил Авдеич.
— Водила я, — сказал Зотагин. — Шофёр.
— Неужели правда? — не поверил интеллигент. — И в каком же звании свою машину водите?
— Да ну вас всех! — сказал Зотагин.
— Слава КПСС! Партия наш рулевой! — послышалось с верхней полки.
— Заткнись! — рыкнул на парня коренастый. — Клоун недоделанный!
— А что я такого сказал? Вы разве против? — с наигранным удивлением спросили сверху.
— Сказано, рот закрой! — двинул кулаком по дну верхней полки коренастый.
— Через пять минут санитарная зона! — послышался голос проводницы.
— К Димитровграду подъезжаем, — сказал Авдеич. — Пойду покурю что ли… — он нацепил на нос очки, поднялся и направился в сторону тамбура.
Вместе с ним, бросив на Зотагина опасливо-злой взгляд, вышел коренастый. Интеллигент что-то бормоча, демонстративно отодвинулся от прохода вглубь купе и уткнулся в журнал Авдеича. С верхней полки свесились ноги в широких джинсовых брючинах и серых носках, а потом на пол спрыгнул сам их владелец. Парень лет двадцати с пышной гривой тёмно-русых волос и скобкой усов над верхней губой. Весело поглядывая на Зотагина, достал сверху объёмистую синюю сумку с надписью «Москва 1980» и символом Олимпиады. Нашарил под полкой ботинки, обулся и устроился возле прохода, поглядывая на часы.
— Выходишь что ли? — спросил его вернувшийся с перекура коренастый.
— Ага, — кивнул парень. — Дальше ваш цирк без клоуна поедет.
Мимо их купе в сторону рабочего тамбура прошли две тётки гружёные большими сумками. Заранее спешили на выход. За окном тянулся лес. Деревья зеленели уже совсем по-летнему. Зотагин заметил, что здешние леса не похожи на привычную ему тайгу. Они кажутся более лёгкими, более прозрачными. Тем временем поезд зашёл на мост, перестук колёс стал громче.
— Большой Черемшан, — сказал парень, хотя его никто не спрашивал.
Река оказалась не такой уж широкой, несмотря на название. Поезд проскочил мост меньше, чем за минуту. Сразу за мостом потянулись дачные участки с летними домиками, а потом и сам город. Наконец поезд замедлил ход перед зданием вокзала.
— Всем пока! — парень подцепил пальцем петлю оранжевой с белыми вставками куртки, закинул её себе за плечо, другой рукой подхватил сумку. — Но пасаран! Крепче за баранку держись, товарищ шофёр! — подмигнул он Зотагину.
После Димитровграда Зотагина уже никто не беспокоил. Ему и самому сейчас ни с кем общаться не хотелось. Просто глядел в окно, прихлёбывая под стук колёс чай из