Читать интересную книгу Агент «Никто»: из истории «Смерш» - Евгений Толстых

Виноградов медленно поднял руки и сделал движение головой в сторону кричавшего.

Глава четвертая. Раздор

В какой-то миг Виноградов понял, что боится повернуть голову. Он вдруг вспомнил глубокую осень 43-го, такой же лес, разорванный минометным обстрелом, только вместо снега - присыпанные порошей куски шинелей и телогреек, из которых выглядывали неуклюже вывернутые руки, ноги, плечи его товарищей, еще час назад цеплявшихся за жизнь, шептавших «ничего, мы выберемся отсюда… это даже не котел, это так, миска…». А потом - направленный на него, Ваньку Виноградова, ствол «шмайсера», похожий на клюв хищной птицы с хохолком прицельной мушки. Вот и сейчас он готов был встретиться взглядом с темным, бездонным глазком ППШ, в глубине которого стерегла свою добычу смерть.

Он тяжело повернул лицо - и увидел смеющиеся глаза командира группы. Волков медленно опустил автомат и строго крикнул:

- Агент Партыко, кру-угом!

Партыко испуганно крутанул всем телом влево, не удержался и завалился на правое колено. Узнав Волкова, он несколько мгновений ошалело смотрел на него, потом встал и начал деловито отряхиваться, как будто ничего не произошло. Присвистнув, из-за деревьев вышел радист.

- Ну что, разведка хренова, попали, как кур в ощип? - с издевкой произнес командир. - Оружие побросали, в штаны наложили. А где твоя граната, Виноградов?

- Да я… - промямлил Виноградов.

- Я-я… нету тебя! Шлепнули!

Волков подошел к Виноградову и поморщился:

- Да ты еще и пьяный! Скотина!

- Через час мы выходим на связь, я запрошу разрешения расстрелять их к чертовой матери, - то ли в шутку, то ли всерьез произнес радист.

- Не надо, командир, - испуганно прошептал Партыко. - Мы не зазря сходили; кое-что разузнали, пожрать принесли.

Он торопливо развязал узелок, вывалил оттуда прямо на снег гостинцы. Радист поднял бутыль, выдернул пробку, понюхал.

- Этой заразой вы нализались?

Он осторожно, с видом знатока, пригубил самогон, задумчиво поднял глаза кверху, причмокнул, глотнул еще.

- А ничего… Может, не будем их стрелять, а, командир?..

Волков принял из рук радиста бутыль, глотнул чуть мутноватую жидкость, скривил рот.

- Не будем. Патронов жалко. Докладывайте!

Виноградов перевел дух и с подробностями принялся рассказывать о походе в деревню Ганино.

- Кроме этих баб из ПВО военных там нет? - еще раз уточнил Волков.

- Нет. Только в соседней деревне Шапошниково стоят какие-то связисты.

- А в Ганино можно определиться на постой?

- Да, рядом с теткой Катериной живет какая-то старуха. Катерина к ней сбегала, разузнала, та готова приютить двух бойцов.

- А почему двух?

- Так я не сказал, что нас четверо, из конспирации, - уверенным голосом ответил Виноградов.

- Молодец, хоть здесь сообразил головой, - похвалил командир.

- Лесник документы наши проверил, все в порядке. Фамилия лесника Никулин.

- Это хорошо.

Пока Волков допрашивал Виноградова, радист с Партыко растягивали антенну, готовили к работе рацию. Командир нацарапал карандашом текст донесения, Платонов зашифровал радиограмму и сел к аппарату. На связь вышли вовремя. Сеанс длился не больше получаса.

- Ну вот, можете радоваться, - произнес Платонов, разобравшись с набором из нескольких цифровых групп, принятых от разведцентра. - О нас помнят, о нас заботятся. Сегодня от нуля тридцати до половины второго приказано ждать самолет с грузом. Четыре чемодана. Надо разводить костры.

Через час Платонов еще раз связался с «Центром» и сообщил о готовности принять посылку. Остальные собирали хворост и складывали его в три большие кучи по краям поляны. Работу окончили за несколько минут до полуночи. Развели костерок погреться и покурить. Партыко несмело проворчал: «Неплохо было бы пожрать». В ответ Волков коротко его матернул, напомнив, что в разведке они с Виноградовым свое уже съели и выпили, а вся группа перекусит, когда примет груз. Кстати, наверняка там будет чем полакомиться.

- Платонов… А, Платонов… - позвал Виноградов, устало привалившись к дереву.

- Чего тебе?

- Может, включишь свой аппарат, послушаем, что Москва говорит, как там на фронте дела. А то разговорились в деревне с девчатами, а я возьми да брякни, что, мол, Кривой Рог освободили. Девчата говорят: «Ты, наверное, под арестом сидел и ничего не знаешь, его еще неделю назад взяли». Чуть не вляпался! Включи радио-то…

- Вот еще, батареи сажать…

- А что, и вправду, включи, Коля, рацию, послушаем, что на войне творится, а то нарвемся на какого-нибудь местного грамотея и завалимся не за понюх табаку, - будто проснувшись, проговорил Волков.

- Давай, радист, послушаем, - поддержал Партыко. - Может, погнали красных с Украины.

Платонов и сам давно хотел поискать в эфире московское радио, оно было в диковинку и ему, и тем, кто сидел на этом снегу рядом. В последний раз каждый из них слышал голос Левитана, наверное, еще до войны. На фронте было не до этого, а в плену звучала только лагерная «брехаловка», про немецкую разведшколу и говорить нечего: сегодня послушаешь, что не положено, а назавтра - карцер. А то и вовсе - гестапо. Да и к чему рисковать? О победах германского оружия инструкторы рассказывали ежедневно. Это должно было убить в курсантах всякие сомнения в правильности выбранного ими пути. О поражениях начальство старалось помалкивать, дабы сберечь в будущих разведчиках бодрость духа. Но в людях, куривших в марте 1944-го у костра на заснеженной поляне в часе лета от линии фронта, жили, как минимум, две надежды, два желания. Одно, рожденное изменой и пленом, вскормленное мечтой о сладкой жизни в благополучной Германии, готово было жадно ловить каждое слово о неудачах и провалах Красной Армии - они, как казалось, приближали обещанные абвером сытость и покой после войны. Другое, выпестованное двором, школой, детством, пионерским отрядом, юностью, - ожидавшее вестей о «сокрушительных ударах», «победных салютах», «освобожденных городах». Это желание приходило незваным, его гнали, боясь признаться себе, что оно теплится в душе; ведь разум уже выбрал совсем другое небо над головой…

Платонов нашел Москву быстро. Иван Козловский пел последние строки арии Ленского. Потом повисла недолгая пауза, казавшаяся в этом лесу вечной, и наконец в тишину врезался до боли знакомый голос: «От Советского Информбюро!»

Левитан читал вечернюю сводку последних новостей.

«… 4 марта 1944 года войска 1-го, 2-го и 3-го Украинских фронтов развернули наступление по всей территории Правобережной Украины. 60-я и 1-я гвардейские армии, действовавшие на направлении главного удара, прорвали оборону противника на рубеже Шумское-Любар. Одновременно в бой были введены 4-я танковая армия генерала Баданова и 3-я гвардейская танковая армия генерала Рыбалко, взломавшие укрепления 1-й немецкой танковой армии, входящей в группу “Северная Украина”. В результате ожесточенных боев наши войска значительно продвинулись в направлении населенных пунктов Тарнополь и Проскуров, а передовые части вышли к железнодорожной магистрали Львов-Одесса…»

- Прет Красная Армия… прет… - задумчиво проронил Платонов, щелкнув рычажком рации. - Ну, хватит, надо разжигать костры, скоро самолет.

Подсвечивая дорогу фонариками, группа разбрелась по поляне. Сырые ветки долго дымили, прежде чем заняться сначала несмелым, но потом все более ярким, набирающим силу пламенем. Около часа ночи послышался ровный гул моторов, спустя минут десять раздались четыре хлопка раскрывшихся парашютов. Выглянувшая из-за облаков луна осветила лес, когда белые купола уже плавно опускались неподалеку от горящих костров. Куполов было три.

- Где четвертый мешок? Кто видел? Где четвертый? - тревожно прокричал Волков.

Ему никто не ответил: хруст снега и треск веток под ногами бегущих к парашютам людей заглушили слова. В дрожащих отблесках догорающего огня быстро собрали выброшенный с самолета груз.

- Еще один чемодан, наверное, снесло ветром, - запоздало ответил на вопрос командира Платонов.

- Какой ветер? Тишина кругом! Выбросили неточно, олухи, ищи теперь.

- Завтра сообщу по радио.

- Они что, из-за этого еще один самолет пришлют? Как бы не так! Ну, ладно, распаковывать будем утром.

- Командир! - послышался голос Виноградова. - Тут один мешок разорвался. Не совсем, но дырка есть.

- А что в дырку видно?

- Консервы видны, командир!

- Везет тебе, Виноградов, - пропыхтел, сбросив у костра тяжелый чемодан, Партыко, - а у меня, скорее всего, оружие. Не поднять, заразу.

- Виноградов! Тащи сюда консервы, надо отметить это дело.

На оружейном чемодане быстро разложили сало, хлеб. Из сброшенного мешка достали тушенку, литровую флягу немецкой водки, сахар. На еду набросились жадно. Первую выпили не закусывая, сразу добавили еще по одной.