месяцев. Все шло хорошо, и терапевтический эффект сохранялся до тех пор, пока несколько лет спустя человек не вернулся, чтобы попросить помощи для решения новой проблемы: хоть это и не было так серьезно, как в прошлый раз, но это заставило его обратиться за помощью к тому, кто уже смог вытащить его из беды. На этот раз мучение сосредоточилось на его жене, в которую он все еще был влюблен, хотя они были женаты уже десять лет и имели двоих детей. Червь сомнения снова залез в его голову и медленно начал проникать в его мысли и мучить его. Сомнение было связано с тем, действительно ли его жена была влюблена в него, и, как и в прошлом, проблема усложнилась из-за поиска обнадеживающего ответа, когда он подвергал жену настоящему допросу о её личной жизни до их встречи. Женщина искренне и откровенно рассказала ему все детали двух любовных историй, которые она пережила до встречи со своим мужем. К сожалению, рассказы жены совсем не успокоили ее мужа: у него закралось сомнение, что его жена больше любила мужчину, с которым была непосредственно перед их браком, который оставил ее, соблазнив и лишив невинности. Следуя своему подозрению, мужчина ежедневно допрашивал свою жену, чтобы она призналась, что она больше была влюблена в того, кто плохо с ней обошёлся; чем больше женщина пыталась объяснить мужу, что это не так, тем больше его терзали сомнения. Выслушав его, я спросил, помнит ли он работу, которую проделал много лет назад. Он ответил, что, конечно, он не может забыть, но ему кажется, что эта новая ситуация была иной: на кону был его брак и его сентиментальные отношения. Я напомнил ему литературную цитату из Кафки и дал ему понять, что и в этом случае она подходит, и что патологический процесс, происходящий теперь, еще лучше описывается средневековой историей о царе, который оказывается вынужденным судить свою возлюбленную за ересь; после изнурительных пыток она признается в своей приверженности дьяволу, за что оказывается на костре, а царь кончает жизнь самоубийством из-за невозможности перенести утрату. Только после смерти своей возлюбленной царь понял, что это была его вина, поскольку он поверил слухам, распространенным завистливыми женщинами, и попросил инквизитора пытать её, пока она не призналась.
И снова мужчина был очарован этой историей, которая метафорически описывала риск, которому он шел навстречу. Он ответил: «Хорошо, я понял, мне нужно снова начать писать». После этого мы встретились несколько раз. Он продолжил некоторые из своих тревожных внутренних споров, но быстро вышел из порочного круга патологических сомнений. За годы, прошедшие после нашей первой встречи, Этторе, так его звали, время от времени приходил ко мне на беседу: как он заявлял с улыбкой, прямо как на периодическую проверку автомобиля, эти встречи были своего рода техосмотром его нормального функционирования, способ предотвратить повторное заклинивание ещё чего-то в его сознании.
Пример внутреннего саботажника
Елена, несмотря на измождение и опухшие от слез глаза, наполняла комнату своей бесспорной красотой, грацией и элегантностью. Она мягко попросила своих родителей сесть в приемной, потому что она хотела поговорить со мной наедине, чтобы не стесняясь говорить обо всем, о чем ей хотелось. Как только её отец и мать ушли, она расплакалась. Перестав плакать, она рассказала мне о мучительной ситуации, в которой находилась, и о своих страданиях от боли, которую причиняла своим родителям, изможденным чувством беспомощности. В частности, её отец, с которым у неё всегда были прекрасные отношения и который всегда был верным ориентиром, недавно впал в депрессию, настолько, что ему пришлось пойти к семейному врачу и начать принимать антидепрессанты.
Выслушав ее рассказ, глядя ей прямо в глаза, я заявил, что мне это кажется дилеммой, из которой нет выхода: с моей точки зрения, она принадлежала к тому типу людей, которым каждый день приходится сражаться с внутренним саботажником, который постоянно нарушает спокойствие, оспаривая правильность или обоснованность любого последующего решения и действия. Я добавил: «Внутри тебя есть скептик, который внушает тебе ужасные сомнения и неуверенность в том, что ты поступаешь правильно. Я полагаю, что пока твоя жизнь была четко спланирована, скептический саботажник всегда заставлял тебя чувствовать себя в ситуации риска на опросах и выступлениях. Я также представляю, что несмотря на то, что ты всегда хорошо справлялась, этот демон внутри тебя появлялся каждый раз, и каждый раз это была новая битва. Война между тобой и другой тобой совсем не закончилась».
Пока я пытался пафосно изобразить образ ее психической проблемы, Елена смотрела на меня заворожено. Наконец она сказала: «Кажется, что вы прочитали меня изнутри, как будто вы знали меня всегда, и это кажется мне очень странным».
Я с иронией заверил ее, что я не прорицатель, а специалист по ее проблеме и что, как бы это ни казалось странно, она отнюдь не оригинальна. На что Елена тут же ответила: «Это меня очень успокаивает, потому что, если я не единственная, кто страдает от этого, значит, есть выход».
Таким образом, после того, как я её «зацепил», я почти педагогически проиллюстрировал ей, как функционирует ее проблема: когда она впервые должна была сделать совершенно свободный выбор в отношении своего будущего, перед ней открылась пропасть, которая, пока она оценивала каждую возможность, засосала её так, что она не смогла сделать выбор именно потому, что любая из возможностей могла оказаться лучшей. Проблема проистекала прежде всего из её желания сделать выбор, заставив замолчать скептика, в то время как этот её попутчик никогда бы не замолчал, никогда бы не утих, но мог бы получить воспитание и стать управляемым, то есть мог бы быть трансформирован из того, кто оспаривает выбор в того, кто советует и осуществляет контроль, а его жесткий скептицизм принимался бы не только как неизбежная, но и как полезная его черта. Затем, улыбаясь ей, я добавил: «Ты в хорошей компании, потому что мне самому пришлось сделать своего внутреннего врага другом». На эту мою шутку она отреагировала обворожительной улыбкой: «Я чувствую, что вы действительно можете помочь мне выбраться». После этого я предложил ей перестать бороться со своим альтер-эго, потому что в противном случае это — как сказал бы Шекспир — походило бы на сумасшедшего, который пытается отогнать свою тень и в ней теряется. Следовательно, вместо того, чтобы пытаться развеивать сомнения