— Может потому, что нечему было уменьшаться и убывать, масса и так была критической… — тоскливым голосом произнес Блюститель. — Впрочем, мы отвлеклись.
— Почкин, я нашла какую-то замечательную штуку.
Девица показала фиговину, похожую на шипованную дубинку. Ася чем-то покрутила на рукоятке, из шипов выскочили лучики света и впились прямо в сетчатку глаза, принадлежащего господину Блюстителю. Он и захрипел, и задрыгался, но затем замер, словно очарованный. Впрочем, устройство было уже выключено.
— Извините,— произнесла мигом оробевшая напарница. Блюститель не откликался. — Ну, что, извинить трудно?
— У меня голова взорвалась,— наконец пожаловался Почкин. — Отсутствует орган, который принимает извинения… Эти лучи лазаря на удивление быстро влезли в мозги. В общем, они самосознание размазывают.
— Это, кажется, кодировщик,— подумав чуток, предположила Ася. — Я что-то в этом роде уже видела. Но, кажется, на человека он не слишком точно действует. Наверное, потому что у нас в мозгах чересчур много ходов для одной и той же мысли, пускай самой простой. Этот фонарик предназначен для чего-то подобного человеку. Но более примитивного.
— Не больно вдохновляет меня твое прозрение, Ася. Кому и зачем нужны подобия людей, когда и оригиналов хватает? У меня вот на кухне три стряпухи один обед готовят.
— Подобия людей легче научаемы и проще управляемы. А ваши оригиналы мы как-нибудь видели. Тупые хлеборубы и лесоробы,— пренебрежительно отозвалась Ася о простом народе.
— Слышу аристократический голосок,— заметил Почкин,— мне так высказаться в голову бы не пришло. И хорошо, что они появились, эти тупые хлеборубы. Пашут, сеют, жнут, на деревенских сходах решают свои дела — всё устойчиво, традиционно. А каких-то двадцать пять лет тому мы имели вместо людей каких-то кукол, пахнущих нафталином, которых киберсистемы иногда поднимали и дергали за ниточки.
— Жалко народных масс рядом нет, они бы порукоплескали вам, на ложках бы для вас сыграли. Однако, для больших умных дел наши полуразумные мужики даже вкупе с разумными козлами и баранами не очень-то годятся. — Березовская помещица презрительно зафыркала. — Вообще-то я догадываюсь, откуда у вас такое народолюбие — результат сближения с той частью народа, что ходит в юбках.
Собеседники вышли в коридор, нормальный коридор слегка подсвечиваемый (до сих пор!) плафонами. Видимо, электрификация еще фурычила за счет солнечных батарей и термопар.
Вдоль одной стороны коридора густо просыпались двери кабинетов, офисов, информационных узлов, вдоль другой — серебрились куда более редкие двери лабораторий.
— Хоть и страшно, но надо заглянуть. Иначе зачем пришли. Вот “биополимерная лаборатория №3, ответственный за безопасность Петров А.Г.” Чем же там Петров некогда занимался? — задался непраздным вопросом Почкин.
Исследователи вступили за порог и самостоятельная дверь с легким скрипом закрылась за ними. Блюститель с Асей очутились на минуту в непроглядной мгле, ожидая дрожащим подсознанием, что вот-вот какие-то демоны схватят их за бока, а черти за пятки. Но бока с пятками пока уцелели, включатель света нашелся и сам свет обрисовал помещение.
Почкин перевел дух и сказал с сочащейся в голосе ненавистью.
— Все-таки, Темная Эпоха даром не проходит. Доканали нас эти бесчисленные сектанты и колдуны, которые полощут мозги бесконечными разговорами о бесовстве. В того бес вселился, из этого выселился. Потусторонние голоса, дескать, вещают как раньше радиостанции и призраки являются не реже, чем программы новостей в былые времена.
— А вы уверены, что бесы с призраками к вам никогда не явятся? — задала резонный вопрос Ася.
— И ко мне могут явится, только это будет называться шизофренией. Да, древние египтяне тоже имели диагноз “шизофрения”, когда говорили, что у них четыре души, и древние греки, которым боги все время что-то напевали и навеивали, и марксисты, которые всегда ссылались на классовое чутье, и либералы, которые на "невидимую руку рынка" надеялись, и наши колдуны-шаманы. Башка всегда пытается шизофренировать, и ум хочет расчлениться на части, если человек себя не уважает и дрейфит.
За таким разговором посетители лаборатории гуляли по плиточному полу, давя башмаками пробирки, колбы и пластиковые обломки. А кругом валялись вскрытые приборы с вывороченными кишками проводов, хрустящие кристаллические потроха компьютеров, ампутированные части столов, шкафов, ворохи бумажек, ржавый лом.
— Будто драка какая-то случилась, но скелетов не видно, значит одни приборы пострадали. Эх, почаще бы сектанты с колдунами сражались меж собой, убивая друг дружку как можно больше,— помечталось Почкину.
— Наверное, здесь произошло “народное гуляние”,— предположила Ася.
— Да вряд ли, лабораторный корпус сразу после развала киберсистем перешел на баланс и под охрану Минэкологии, то есть Храма Чистоты. Когда шайки Чингиса Джансеитова напали на город, взять крепость они так и не сумели. Правда, у стражей тогда еще бластеры тридцатикиловаттные имелись. А город отбился с помощью овсяного киселя… Какие шутки. Тюрки сперва захватили ярмарочное поле, где Березовский князь от щедрот потчевал толпу киселем и прочими бесплатными продуктами. Аскеры сами нахлебались с дороги и лошадей напоили, ну а потом их всех пробрало. Такой, пардон, дрист, пошел, что крестьяне за десять верст за удобрением приезжали.
— Ну, а что тюрки-то?
— В плен сдались с позором. Разве посражаешься, если в шароварах полно этого самого.
И тут Почкин и Ася совершенно неожиданно наткнулись на фигуру, выступившую из-за какого-то шкафа с весьма неясной в сумерках физиономией, но в старинном барахле, какое уж с пятнадцать лет никто не носит. На фигуре был пиджак от Кардена вместо современных длинных курток и кафтанов, короткий “ежик” заменял модно свисающие патлы и парики.
— Вы кто? — первая опомнилась Ася.
— Я-то? Я — Петров, ответственный за пожарную и прочие безопасности. А вот кто вы такие?… Ресу-у-рсы! — последние слова фигура уже произнесла с подвыванием на бегу. Бег шел по полу, потом продолжился на стене и потолке. Наконец “Петров” стал темным пятном, похожим на паука, в дальнем углу.
— Сам ты козел мохнорылый… Я думаю, это все нам привиделось,— заключил Почкин, успокоив колочение в сердце. — Просто легкая шизия, небольшое хиленькое расчленение сознания. Может, мы еще надышались каких-нибудь паров-испарений. Вот так, господа товарищи. Хотя фамилию Петрова я припоминаю. “Автополимеризация по Петрову.” Когда тюркский воин занес над ним саблю, он закричал: “Не трогай мой полимер.” И налетчик разрубил пополам его полимер.
— По сравнению с теми временами Петров заметно деградировал. Вряд ли он понравится даже самой неприхотливой даме… А еще тут какая-то каморка сбоку,— обнаружила Ася.
— Ну, давай посмотрим, коли пришли. Что там еще за комнатка для тайных свиданий?
Дверь бокового помещения защищалась кодовым замком, который, однако, был сильно изъеден временем. В этой комнате оказалось куда холоднее, чем в лаборатории, что особенно прочувствовал оказавшийся без куртки Почкин. А шкафы тут сохранили, можно сказать, юношескую крепость и хорошие клинкетные запоры. Почкин покрутил ручки и потянул массивные дверки одного из металлических ящиков. Потом застыл озадаченный.
— Ася, дай-ка свечку. Что-то я здесь не очень разберусь.
Наконец слабенькое пламя высветило внутренности шкафа.
— Теперь понятно, разобрался. Но я все-таки надеялся на лучшее. Хотел бы я знать, отчего у меня так стучат зубы — из-за стужи, или содержимого этого ящика?
Шкаф был полон голов, ГОЛОВ на подставках. Отрезанных и сохраняемых. Прилично сохраненных. Причем некоторые из них напоминали неандертальские и питекантропские.
— Гады, садисты, тьфу. — Почкина передернуло,— я и сам башки рубал, но под горячую руку и для защиты отечества! А тут все разложено и коллекцией называется.
— Даже при такой бодрящей прохладе все эти кочаны не должны были столь хорошо сохранится,— заметила стойкая Ася и распахнула еще один шкаф. — Здесь руки рядком лежат. Есть даже обезьяньи, с примыкающим большим пальцем.
— Прозекторская. Или провиантская. Впечатление создается, что здесь жил-поживал да добро наживал какой-то просвещенный людоед. Устроил любовно, в своем вкусе красный уголок.
Почкин стал закрывать шкаф, но потом передумал и вновь открыл.
— Кто-то чего-то сделал или мне почудилось? Ася-я-я, да по какому они праву? Эдак живот может со страху заболеть.
Непонятно по какому праву одна из голов с большими надбровными дугами занималась тем, что подмигивала и пыталась что-то нашептывать. Однако Ася вопреки ожиданиям не побледнела.
— Это меня вполне успокаивает и даже устраивает, Почкин. Головы и руки не настоящие. Просто детали квазиживых биополимерных киборгов. Или квибсеров, как выражаются в Космике.