Возвращаясь переполненными коридорами в свое жил– пространство в четвертой чети, он прокручивал мрачную песню в голове снова и снова. Но только проснувшись на другое утро, понял, что она значит для него.
Не вставая, он потянулся к блокноту, который подарила ему Синь на шестнадцатилетие. Хотя Луис редко пользовался им, за годы большая часть страниц оказалась сверху донизу и от края до края исписана его мелким четким почерком. Остались лишь считаные листы. На обложке было начертано: «Коробочка для мыслей Луиса. Сделана с любовью Синь», где имя было обозначено древним иероглифом. Всякий раз, открывая блокнот, Луис перечитывал заголовок.
Вот что он написал: «Жизнь/корабль/сосуд/путь: способ смертных достичь бессмертия (истинной Благодати). Цель есть метафора – вместо „назначение“ читай „значение“. Все значение – внутри. Вовне ничего нет. Вовне суть нигде. Отрицание, пустота, без-дна: смерть Жизнь внутри. Выйти вовне – жизнеотрицание, богохульство». На последнем слове он запнулся, потом нагнулся к экрану корабельной сети и вызвал из библиотеки большой толковый словарь. Довольно долго он изучал определение и этимологию слова «богохульство», потом поискал «ересь, еретический, еретик», потом «ортодоксия», на котором прервался внезапно, чтобы записать в блокнот: «Хомо сап. крайне ПРИСПОСОБЛЯЕМ! Благодать как псих/метаорг. адаптация к существованию в пути – квазиидеальный гомеостаз. Следуй закону, живи внутри, живи вечно. Антиадаптация к прибытию. Прибытие равняется физич./духовной ГИБЕЛИ». Он приостановился снова, потом добавил: «Как противодействовать, вызывая минимум споров, раздоров, свар?»
Потом он отложил блокнот и надолго задумался. Поток воздуха из вентиляционного канала, температурой 22°С, непрерывный, слабый, ровный, шевелил исписанные листки, возвращая их на покой, вновь открывая обложку – «Коробочка для мыслей Луиса». Слово «любовь». Иероглиф «Синь», что значит – звезда. Больше поговорить не с кем.
На первое сообщение она не ответила, а когда Луис наконец достучался до нее, она была занята – извини, столько работы навалилось, просто не могу оторваться… Она не могла так быстро стать самодовольной. Канаваль был самодоволен – не без причины. Но Синь – напыщенная, Синь – уклончивая? Нет. Занята. Чем? Что за работа навалилась, если она не может ответить другу? Возможно, она до сих пор его опасается. Это печалило Луиса, но то была старая, привычная боль. А поскольку на самом деле Синь боялась не его, а себя, это, собственно, ее проблема. Поэтому Луис настаивал. Отказывался принимать отговорки. «Я зайду завтра в десять», – и завтра в десять он стоял на пороге ее жилпространства. Синь была дома; Канаваль ушел. Они сели друг напротив друга на кушетке-встройке. Синь была неуклюже-бесцеремонна.
– Что-то случилось, Луис?
– Я должен рассказать тебе все, что разузнал об ангелах.
Странно было начинать первый разговор после полугода молчания этими словами. Но еще более странным Луису показалась реакция Синь. Девушка была потрясена и встревожена. Она попыталась скрыть изумление, начала говорить что-то, запнулась и наконец проговорила с явным подозрением:
– Почему мне?
– А кому еще?
– Почему ты решил, что я имею с ними что-то общее?
«Как уклончиво!» – подумал Луис, а вслух сказал:
– У тебя с ними ничего общего нет. Это большая редкость. То, что я нашел, – очень важно, и я должен обговорить это с тобой. Выяснить, что ты об этом думаешь. Мне нужно твое суждение. Когда я спорю с тобой, я начинаю мыслить яснее.
Синь это не успокоило. Она кивнула – нервно, неохотно, опасливо.
– Чаю хочешь?
– Нет, спасибо. Я буду говорить быстро. Если что непонятно – спрашивай. И скажи, можно ли в это поверить.
– В последнее время я готова поверить чему угодно, – сухо отозвалась Синь, отводя взгляд. – Давай. Но в десять-сорок я должна быть в Рубке, извини.
– Полчаса мне хватит.
За полчаса он высказал все, что должен был сказать. Начал он с того момента, когда осознал, что на протяжении самое малое двадцати лет все комитеты и советы по образованию контролировались существенным большинством ангелов. Уже невозможно было восстановить, какие образовательные программы Нулевое поколение заложило для Шестого. Эти планы давно стерты – возможно, даже из архивов.
Каждый раз, когда эта возможность приходила Луису в голову, его заново передергивало, и он не пытался скрыть тревоги. Синь же упрямо сдерживала любую реакцию. Луис подумал даже – а не узнала ли она обо всем этом сама? Если так, то и об этом невозможно было судить с уверенностью. Луис продолжал рассказ.
Программы начальной и средней школы практически не изменились со времен учебы Синь и Луиса. Но самой разительной переменой стало уменьшение количества учебных часов, посвященных как Дичу, так и Синдичу. Теперь дети в школах почти ничего не узнавали как об изначальной планете, так и о планете назначения, да и то – в расплывчатых формулировках, до странности отчужденно. В двух учебных текстах, появившихся совсем недавно, Луису встретилось словосочетание «планетарная гипотеза».
– Но через сорок три с половиной года мы прилетим на одну из этих гипотез, – говорил Луис. – И что мы тогда будем делать?
Эта фраза тоже поразила Синь – поразила и напугала. Как это понимать, Луис тоже не знал. Он продолжал рассказ:
– Я попытался понять, какие элементы в теории – или доктрине – ангелов заставляют их отрицать важность: сам факт существования планеты, породившей нас, и планеты, куда мы направляемся. Благодать – это связная система воззрений, имеющая смысл как сама по себе, так и для людей, ведущих подобный нашему образ жизни. В этом и заключается проблема. Благодать – это замкнутая аксиоматика, закрытая система. Психическая адаптация к нашему существованию – жизни в корабле, – адаптация к замкнутой системе, неизменной искусственной среде, постоянно снабжающей нас всем необходимым. У нас, срединных поколений, нет иной цели, кроме как жить и поддерживать корабль в действии и на курсе, а чтобы достигнуть ее, нам достаточно следовать закону – Конституции. Нулевики воспринимали это как важную обязанность, как высший долг, потому что видели это частью завершаемого пути – средство, оправданное целью. Но для нас, тех, кто не увидит конца пути, цель ничего не оправдывает. Самосохранение мнится эгоизмом. Система не просто замкнута – она удушает. В этом и состояло прозрение Кима Терри. Он нашел способ освятить средство достижения цели – само путешествие, – сделав следование закону самоцелью. Ему мнилось, что наш истинный путь – не в материальном мире, где мы летим сквозь космос, но в духовном, где мы достигаем Благодати праведной жизнью здесь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});