Я протрезвел. Или очнулся. Пришел в себя. Это произошло, когда Машка спрыгнула на пол – уже руку к ней я тянул скорее по инерции, и взглядом манил в темноту непонятно зачем. «Я ведь тоже любил тебя, Маша. Но…» – «Вот именно – но. Ты меня не жалей, все нормально». Тем не менее, пальцы у нее тряслись, она пыталась застегнуть куртку и не могла. Я потянулся ей помочь – шагнула назад. «Ты всегда боялся, что я тебя съем. Закую в цепи. Ну… Какое-то время ты был прав. А когда я изменилась, тебе было уже совсем не до меня». – «Жаль», – вырвалось у меня искренне. «А мне-то… Но уже поздно. Я тобой переболела. И хватит об этом, Поль. Еще протянешь ко мне руку – сломаю ее. Ясно? Разрешаю на круге почета меня поцеловать. Один раз». Все ясно, Мария. Умница ты.
Она ушла, так и не застегнув куртку. У меня перед глазами стояла ее грудь. Отнюдь не из тех, которые мне нравятся. Но с каким жаром я ее целовал! Сейчас поостерегся бы – я вдруг представил себе, как мы лежим друг на друге, и я уже у Машки внутри, и тут посреди этой любовной идиллии меня охватывает глухое раздражение. Конкретно – неприязнь к Машкиному телу, совершенно не тому, что мне надо… Ох… Все-таки нельзя долгие годы носить в себе противоречивое сложное чувство и не давать ему выхода. От этого случается комплекс незавершенного действия – Генка рассказывал. Вот меня и прорвало. Милая, бесконечно милая, дорогая Мария. Как дико влекло меня к тебе юной! Недаром сегодня меня зажгли эти горящие ярким пламенем глаза. Проскочила-таки искорка. Вспомнил тебя в шестнадцать лет. А вот когда тебе стало двадцать один – двадцать два, раздался какой-то щелчок, и ты потеряла для меня сексуальную привлекательность. Я по-прежнему считал тебя очень красивой женщиной, но уже совсем с других позиций. Вот, досчитался. Головой о стенку побиться, что ли? Вдруг дьявольски захотелось курить. Отель спортивный, здесь тебе скорее автомат продадут, чем сигарету. Зато этажом ниже чешская команда, они тоже остались ночевать после этапа. Боян еще не спит, а у него всегда спрятана на черный день пачка «Житан» без фильтра. Он нарочно покупает именно это термоядерное курево, чтобы не захотелось вторую сигарету, когда первую уговоришь. Сходить, тряхануть приятеля? Заодно в жилетку поплакаться. Не усну ведь.
Я вышел в коридор, взялся за ручку, которую пару минут назад прижимал коленом, и понял: только что случился единственный в моей жизни эпизод, о котором я никогда не смогу рассказать Крис. Потому что если по-честному описать произошедшее – то какими словами? Это история с десятилетней предысторией, два часа болтовни, я столько иностранных слов не знаю. И мало ли что потом Крис в голову взбредет, пусть даже она и простит меня на полном серьезе, искренне, всей душой. Так или иначе, появится некий люфт в отношениях – ему можно было, а мне?… Причем свободу эту ненужную постоянно будем ощущать мы оба. Пусть она только на один раз. Зато как дамоклов меч. Я буду знать, что Крис знает – у нее есть право разок выпустить на волю эмоции, которые обычно подавлены. Лучше уж я забуду эту историю. Напрягусь как следует – и забуду. Да, формально между нами с Машкой ничего особенного не произошло. А в действительности… Хорошо, что Мария вовремя меня остановила. Хорошо, что она нашла точные и правильные слова. Я действительно мог сделать то, о чем впоследствии очень бы сожалел. Какого черта, я уже об этом сожалею. У меня появилась тайна от Кристи. «Хотел подарить любимой золото, и на этом пути ей изменил. Не совсем, конечно. Чуть было не. Вроде того. Приблизительно». Я начал играть терминами, и мне немного полегчало. К Бояну я постучался в дверь, глупо хихикая.
Все прошло следующим утром. Машка поздоровалась со мной как ни в чем не бывало, и в автобусе мы сели рядом. Беззаботно трепались, вспоминали наше бурное прошлое, сплетничали будто две подружки. Будущая победа связала нас накрепко, а вчерашний эпизод только разорвал натянутость в отношениях, не выясненных до конца. Раскрепостил. Мы уже стояли на круге почета. В начальной фазе, спиной к спине. И ясно было, что когда мы сойдемся лицом к лицу, то поцеловаться для нас не составит проблемы. Десять лет нам понадобилось для того, чтобы, так и не став любовниками, остаться друзьями.
Я глядел на проплывающую за окном Европу и думал: сбывается мой сон потихоньку. Вот и прокатились мы с Кристин по воде, по тонкому льду. Хорошо, что она об этом не знает. И не узнает никогда.
Глава 3
Гармиш-и-так-далее-кирхен встретил нас легким снежочком и отличной, на мой вкус, хард-слаломной трассой. Едва заглянув в легенду, я понял, что вот тут-то мы с Марией действительно всем покажем. Настроение подскочило, тело рвалось в бой, на тренировках лыжи ехали сами. Ребята нас беспардонно нахваливали. Собранный и злой тренер, помолодевший лет на десять, орал «Давай-давай! Темпо! Витесс! Гоу, твою мать!» – то есть всячески демонстрировал превосходное настроение. Менеджер круглые сутки висел на компьютере, окучивая спонсоров. Кажется, они все в нас поверили. И заодно в себя. Команда готовилась к стартам задорно и весело, как в юниорские времена.
Даже когда я от полноты чувств запутался в шпильке, то не ощутил испуга и не получил взыскания. Поднялся, выкопал из сугроба улетевшую лыжу, подъехал к тренеру и спросил: «Помните?» Старик фыркнул, сверкнул глазом, сказал: «Гоу-гоу, хватит расслабляться…» и удостоил будущего чемпиона ласкового отеческого шлепка. Сверху в меня, хохоча, тыкали пальцами. «Отчего все флаги на месте? – поинтересовался Илюха. – Устал, что ли?» Вспомнил старый мой подвиг. Мне было от силы двенадцать, я начал очень мощно ходить слалом, жутко обнаглел, и наш старик (тогда еще молодой) гениальным образом вправил мои свернувшиеся набекрень мозги. Я на тренировке подкатил к нему с претензией: зачем он флаги так широко разнес? Вон там очень сильно тормозишься, и вон там еще. Можно спрямить трассу? Скорости хочется. Он посмотрел на меня с легким изумлением, подумал и сказал – отчего же, очень даже можно. Расставил всю группу по горе и, семафоря руками, начал двигать нашими силами флаги. Через пять минут трасса преобразилась до неузнаваемости. Особенно на самом крутом участке – там стояла почти сплошная шпилька, флагов десять выстроилось практически на одной прямой. «Ну как? – спросил меня тренер ласково. – Зашибись?» Я посмотрел на трассу сверху вниз, и в душе шевельнулось смутное ощущение, что меня гнусным образом надули. В то же время, когда тебе всего двенадцать, ты легко поддаешься на самые откровенные провокации. Я не мог не кивнуть в ответ, гордо и самоуверенно. «Дуй!» – милостиво разрешил тренер, взвешивая в руке секундомер. И я дунул.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});