её от кожи. – Слишком горячий!
К тому времени как она приняла душ, оделась и спустилась вниз, уже подходило обеденное время. Я бросила её постельное бельё в стирку вместе с её ночнушкой, усадила маму за кухонный стол и положила перед ней газету, открыв на разделе предложений работы. За последние несколько недель маме пришлось тяжело, но я никогда не видела её в таком состоянии.
– Что на самом деле случилось в «Хартоне», мам? – мягко спросила я. – Ты с кем-нибудь поругалась или угодила в какие-нибудь неприятности? Это на тебя не похоже – так легко сдаться.
Её глаза заблестели.
– Это не только из-за работы, Бекки. Это ещё и из-за возвращения сюда, в Оукбридж. Для меня это оказалось очень тяжело.
– Но почему? Что такого тяжёлого? Это не потому, что мы вчера поссорились?
Она покачала головой:
– Конечно нет. Ты здесь совершенно ни при чём, Бекки. Это всё я.
Она протянула руку через стол и сжала мою ладонь.
– Было чудесно снова увидеться со Стеллой, более чем чудесно, и мне нравится жить в деревне, но здесь так много воспоминаний… – Слёзы покатились по её щекам.
Это было ужасно. Я не знала, что делать.
– Я просто хочу, чтобы ты рассказала мне, что не так. Я хочу, чтобы ты доверяла мне. Ты была в таком восторге от этой новой работы. Мне казалось, что для тебя это важный шаг.
– Это действительно было так, и я была в восторге… – Она умолкла, вид у неё стал озадаченный, как будто она действительно не понимала, почему всё пошло не так. – Извини, Бекки. Мне не следовало так расклеиваться перед тобой. – Она сделала глубокий прерывистый вдох и вытерла глаза. – Я в порядке, правда. Может быть, пойдёшь погуляешь немного? Глотнёшь свежего воздуха.
Я обошла стол и обняла её. Я не хотела уходить сейчас, когда она готова была открыться и заговорить о прошлом.
– Всё хорошо, мам. Я останусь и составлю тебе компанию. Мы можем провести остаток дня вместе, если ты захочешь.
Она обняла меня в ответ и погладила по голове:
– Ты такая хорошая девочка, Бекки. Но честное слово, со мной всё в порядке. Иди гулять, а я пока просмотрю газету, обещаю.
В конце концов я бегом помчалась в Сад, беспокоясь о том, что опаздываю, проскочила мимо Мэгги и через маленький магазинчик. Я не хотела, чтобы Роза-Мэй снова рассердилась на меня.
– Куда ты так спешишь? – окликнула меня Джоан, протягивая красный штампик. – Всё в порядке?
– Всё в порядке, – пропыхтела я. – Просто я сильно опаздываю на встречу с подругой.
Несколько секунд Джоан смотрела на меня с недоумением, но объяснять не было времени. Если я с ней заговорю, то уйти будет невозможно.
– Где ты была? – закричала Роза-Мэй, едва я выскочила из дверей. Она схватила меня за руку и потащила к мосту. – Я придумала такой замечательный план и всё утро ждала, пока ты придёшь, чуть не умерла от тоски.
– Эй, осторожней, мне больно! Извини, что я опоздала, просто моя мама бросила свою работу, а я не хотела, чтобы она весь день провалялась в постели.
– О нет! – Роза-Мэй замедлила шаг и слегка разжала пальцы. – Вы же не уедете отсюда?
– Надеюсь, нет. Вот поэтому я и должна была убедиться, что она встала, – чтобы она сразу могла начать поиски чего-нибудь нового. Она обещала мне, что всё сделает, но она вечно что-нибудь обещает…
– Не унывай, Бекки. Твоя мама может нарушать сколько угодно обещаний, но я никогда не нарушаю свои. – Она взяла меня за руку и переплела свои пальцы с моими, крепко сжав. – Помнишь наш договор?
Я кивнула, сжав её пальцы в ответ.
– Так какой у тебя такой замечательный план?
Она объяснила мне всё, пока мы шли через поле и по мосту, всё ещё держась за руки.
– Мой папа однажды сказал мне, что взрослые голубянки-аргусы любят собирать нектар с кустарника, который называется сизая эрика, и я только что нашла целые заросли в дальней части Сада.
Когда Роза-Мэй упоминала о своём отце, у меня всегда возникало странное ощущение – какая-то пустота внутри, – но я ничего не говорила.
– И как выглядит эта эрика?
– Она такого розово-сиреневого цвета, с цветками в виде колокольчика, очень красивыми. – Она неожиданно перешла на бег. – Вперёд, Бекки! Может быть, сегодня наш день!
Мы нашли эрику, растущую в совершенно заброшенной части Сада, улеглись на землю и стали ждать. Когда мы с Розой-Мэй вот так прятались где-нибудь, мне начинало казаться, что, кроме нас, в мире нет больше никого. Я никогда не бывала у неё дома, не была знакома с её родителями или с кем-либо из её друзей, но это было неважно. Сад Бабочек был нашим особым местом, как будто у нас был секрет, которым мы ни с кем другим не могли поделиться.
Пока мы наблюдали и ждали, я рассказала ей о маме. О том, как услышала, как Стелла кричит на маму, и как потом мы с мамой очень сильно поссорились. Роза-Мэй впитывала каждое слово, впившись взглядом в моё лицо, пока я подробно описывала, что произошло. Единственное, чего я ей не сказала, – это то, что договорилась встретиться с Маком. Я хотела бы рассказать, но знала, что ей будет неприятно.
– Значит, ты думаешь, что они спорили из-за того фото? – спросила она, когда я закончила. – Что Стелла имела в виду именно это, когда сказала, будто ты имеешь право знать?
Я кивнула:
– Я так и думаю. Я не могу быть уверена, но ты бы видела, как мама замерла, когда я вошла в дом. Должно быть, она обсуждала это со Стеллой, и по какой-то причине она не хочет, чтобы я знала. И это не только насчёт фото. Она ничего не рассказывает мне о моём отце, и всякий раз, когда я спрашиваю, у неё начинается ужасная головная боль или она принимается плакать. Я хочу знать, почему они расстались, почему он исчез ещё до моего рождения. Но она просто отмалчивается. Как будто хочет притвориться, что этого прошлого никогда не было.
Роза-Мэй села, хватаясь за траву.
– У меня никогда не будет детей, – тихо сказала она.
Я потянула её за плечо:
– Не говори глупостей. Ты наверняка передумаешь, когда станешь старше.
– Нет, – возразила она. – Я никогда не передумаю. – Голос её был каменно-твёрдым. – Взрослые всегда лгут детям. Они лгут, они подводят их, говорят, будто любят их, а на самом деле не любят. Не по-настоящему.
– А как же твои родители? – спросила я. – Я