ошибался на твой счет…
Теперь Морра ходила за ним вместо Рейнара, но ее компания была куда приятнее. Шарка не без любопытства ожидала увидеть сцены любви. Интересно, с Моррой он обращался так же, как с ней тогда в трактире? Но память Свортека оказалась избирательнее и искуснее, чем у Рейнара: он не показывал ничего из личной жизни. В его воспоминаниях Морра лишь задавала вопросы о Даре, помогала с книгами, помогала с Гильдией, приводила новых людей, достойных, по ее мнению, стать учениками кьенгара. Среди них был и Мархедор (Шарке потребовалось немало времени, чтобы узнать его, еще не обезображенного Даром.) В отношении Свортека к Морре не было болезненной страсти, что поглощала Рейнара. Скорее это была легкая нежность учителя к способной ученице и преданному последователю. Пока что…
Но Свортек не собирался долго задерживаться на Морре. Его внимание было приковано к делам поважнее, а именно к Яну Хроусту, который с новыми силами принялся свирепствовать на востоке Бракадии, заручившись поддержкой мятежных галласцев. Теперь кьенгар подолгу пропадал в походах, в которых его сопровождали и братья-герцоги из Митровиц.
– Как, говорите, зовут этого ублюдка? – Свортек, Рейнар и Лотто стояли над аккуратно связанными стражами. Несколькими часами ранее их ограбили Дети Хроуста, прихватив с собой ценный груз: две телеги с порохом, направлявшиеся из порта в столицу.
– Латерфольт, – отозвались несчастные, подтвердив его догадки.
– Этот узкоглазый никак не успокоится! – взвыл Лотто. Рейнар, погруженный в свои мысли, как всегда, в разговоре не участвовал, и Лотто приходилось возмущаться за двоих. – Как же он достал! В прошлом месяце разворошил казну Стрибра и раздал все долбаным нищим, которые наверняка уже поубивали друг друга ради этой подачки. Да еще и без единого трупа – понятно, почему народ так по нему течет. Теперь это! Нужно что-то с ним делать, да поскорее!
– Так делай, Лотто, раз ты такой умный, – раздраженно отозвался Свортек. – Тайная стража уже полгода за ним бегает, и все без толку. А народ тем временем слагает о нем песни и называет наследником Хроуста. Который тоже никак не сдохнет, чтоб его!
Усталось разлилась по всему телу: Свортек уже несколько месяцев мотался из города в город, но всего его могущества и ума не хватало, чтобы хотя бы схватить за хвост проклятого одноглазого старика. А теперь еще и этот неуловимый «герой», растаскивающий добро короля, как лис кур! Надо думать, он так хорош, что простой люд готов закрыть глаза на то, что он жалкий полукровка, отброс. Редрих тем временем делает ошибку за ошибкой в дипломатии с Аллурией, которая, видя слабость короны в борьбе с армией оборванцев и фанатиков, снова тянет к Бракадии жадные лапы. Войне с Хроустом не видно ни конца, ни края, а на горизонте уже маячит новая…
Воспоминание отскакивает обратно к Рейнару. Вновь появляется Морра, к которой он умудрился подобраться, пока Свортек охотился за Латерфольтом.
– Я же сделал все, как ты просила!
Его крик разнесся по всему замку. Он забыл, что стоит прямо в коридоре Гильдии и зеваки жадно пожирают его взглядами, чтобы потом пересказывать эту историю на каждом углу столицы. Морра, новая Морра, гордая, статная, холодная, магистр Гильдии, первая ученица Свортека, хватает его за руку и уводит прочь от любопытных глаз, но не для того, чтобы успокоить, а чтобы приподняться на цыпочки и прошептать на ухо: «Я никогда тебя не любила, и ты никогда не любил меня. А теперь пошел вон, или я расскажу Свортеку!»
Появились Римрил и Лотто. Наверное, только они и удержали Рейнара в его ярости от непоправимой ошибки, оттащили от Морры и выволокли во двор. В короткой потасовке Рейнар умудрился разбить Лотто губу, пока сильный Римрил не заломил ему руки.
– Опомнись, Рейн! – шептал Римрил. – Забудь о ней! Что скажет Редрих?
– Пусть говорит что хочет! Вы жалкие, покорные шавки! – орал он в мрачные лица братьев. – С такими, как вы, наш род превратился в пыль! Презираю вас!
Резкая боль пронзила тело Шарки.
Свортек лежал на спине в огромной королевской палатке. Белый, словно из него выкачали всю кровь, он прижимал руки к свежей, наскоро зашитой чудовищной ране, что пересекала весь торс от левой ключицы до паха. Редрих, не менее бледный, ходил перед ним из стороны в сторону; казалось, что короля с минуты на минуту вырвет прямо на пол. Герцоги и военные советники стояли чуть поодаль, тревожно переглядываясь, но не решаясь обронить ни слова.
С новым приступом боли кьенгар протяжно застонал, и похожие на пауков длиннопалые руки заскребли по телу, размазывая выступившую на швах кровь. Редрих упал перед ним на колени, схватил окровавленную руку и поднес к губам:
– Ты не можешь меня оставить, Свортек, брат мой! Не сейчас, когда проклятая Аллурия стучится в мои двери. Прошу тебя…
– Черт тебя дери, Редрих, – прорычал Свортек сквозь боль. – Как будто я сам хочу вот так вот сдохнуть в этом поле!
Последние слова он проорал королю в лицо, и тот отпрянул, кутая окровавленные руки в плащ. Редрих был жалок, как в тот день, когда Свортек впервые появился на поле боя, – хотя по сравнению с нынешним то была легкая прогулка под руку со старым приятелем Яном Хроустом.
Армада Аллурии захватила порт Отарак, а с ней крепость, в которой находился единственный шанс Свортека на спасение. Теперь Аллурия перегруппировывает силы, что прибывают с каждым новым кораблем, наступает все ближе к их военному лагерю, полному раненых и бесполезных…
– Беги, Редрих, – выдохнул Свортек. – Бери грифонов и улетай в Хасгут. Все кончено!
– Но ведь ты говорил, что, если мы сможем доставить тебя в Отарак к твоему артефакту, ты сможешь их отбросить!
– Что-то не вижу крепости…
Редрих снова склонился к нему, но уже без гримасы отчаяния:
– Нет, мы отобьем крепость. Послушай меня! Может, у них есть армия и двое кьенгаров, но у нас все еще девять грифонов и всадники. Они атакуют крепость сверху, ты проберешься внутрь через башню, ты ведь сможешь! А потом…
– Нет. Это самоубийство Я, может быть, и сумею добраться до своего артефакта, но грифоны и всадники…
– Разве есть иной выход?
Не сговариваясь, они бросили косые взгляды на герцогов Митровиц, которые в молчании ожидали решения короля и его правой руки.
– Они сделают все для королевства, – прошептал Редрих, и полубезумная улыбка растянула его губы. – Мы посадим тебя вместе с Римрилом, он самый сильный. А к остальным всадникам присоединятся наши лучшие воины. Девять грифонов, семнадцать самых могучих мужей Бракадии и кьенгар – разве этого не достаточно?
– Ты обещал, ты клялся Хладру, что присмотришь за его сыновьями, Редрих! А теперь готов бросить их в самое пекло?
– Я готов бросить кого угодно в пекло ради Бракадии.
Свортек долго смотрел на короля, превозмогая спазмы, сотрясающие его тело, – и с новым приступом согласился.
…Римрил и Свортек на сером грифоне приземлились последними. Остальные уже повергли в хаос стены и башни крепости Отарак. Рейнар и могучий Златопыт бились бок о бок, пока Такеш – грифон Рейнара – ударами крыльев и лап сбрасывал аллурийцев со стен. Лотто со своей знаменитой булавой в виде шипастого черепа и его оруженосец вгрызались в самую гущу ошарашенных врагов. Рыжий грифон Лотто, самый молодой, как и его всадник, пробивал огромным зубастым клювом латы, превращая несчастных в закованный в железо фарш. Другие грифоньи всадники и знаменитые рыцари королевства сеяли повсюду смерть, выкрикивая что было сил боевой клич: «Здар, Редрих! Здар, Бракадия!»
Свортек, обессиленный, хватающийся за последние обрывки сознания, соскользнул с седла, когда Римрил наконец расправился с его ремнями. Гарнизон аллурийцев был