— Мне бы хотелось услышать ее. Если, конечно, у тебя есть желание делиться со мной подробностями своей жизни, — поспешно добавила она. — Если нет, я ни капли не обижусь, честное слово!
Тим задумался. Его сердце опять потяжелело от усилившегося чувства вины — и перед Мэттом, которому он пообещал не сближаться ни с кем из сотрудников «Свитиз», и перед Джоанной, до сих пор даже не представлявшей, с кем имеет дело.
8
Да, Тим Нортон знал, что не должен рассказывать ей свою историю, ведь она напрямую связана с человеком, на которого работала Джоанна. Но желание открыть ей душу внезапно разрослось в нем до такого невероятного накала, что он решил все же поведать ей обо всем, что с ним произошло за последний год. Естественно, опуская имена и некоторые детали.
— Понимаешь, я всю жизнь считал своим отцом того человека, который женат на маме, — начал он, мысленно забегая вперед и тщательно продумывая, какими именно словами описать ей все, что с ним приключилось. — А год назад выяснил, что это не так.
Он помолчал, утихомиривая воскресшее в душе волнение того дня, когда они впервые разговаривали с Мэттом Брайтманом по телефону.
— Как оказалось, в возрасте восемнадцати лет моя мама приехала в Монреаль к подруге на двадцатилетие. На той праздничной вечеринке она познакомилась с одним парнем — высоким, привлекательным, независимым. Она была хорошенькой девчонкой, опьяненной впервые предоставленной ей свободой. Они с этим парнем понравились друг другу и… переспали в первую же ночь. А через два дня мама вернулась в Шарлотт и тут же повстречала Дейва Нортона.
— Она забеременела от того парня из Монреаля, но не сообщила ему об этом? — спросила Джоанна с нотками недоверия в голосе.
— Правильно, — ответил Тим, вздыхая.
— Какой ужас! — невольно сорвалось с губ Джоанны. — То есть… Я хотела сказать, что… Что каждый человек имеет право знать своего ребенка, а каждый ребенок отца. Хотя… Наверное, у твоей мамы были веские причины для того, чтобы утаить от того парня свою беременность.
— Да, — подтвердил Тим. — Когда я ставлю себя на место мамы, даже понимаю ее. Она была совсем еще молодой, к тому же вскоре влюбилась в другого мужчину, который, несмотря ни на что, сразу же сделал ей предложение. Они решили никому не рассказывать о том, что мой отец — другой человек.
Вообще-то Тим не мог обижаться на своих родителей. Они дарили ему столько заботы и любви, сколько нужно ребенку. Но, узнав Мэтта Брайтмана, он понял, что тридцать три года его жизни могли протечь гораздо ярче и интереснее, если бы в ней с самого начала присутствовал этот человек.
— Ты обижаешься на маму? — спросила Джоанна тихо.
— В первые дни после того как раскрылась правда, я ни ее, ни папу видеть не желал, — ответил Тим. — Но потом, когда страсти поулеглись и мне удалось поговорить со своим настоящим отцом, я вдруг понял, что не должен осуждать мать.
— Правильно, — поддержала его Джоанна. — Все мы оступаемся в жизни. Кстати, а каким образом ты все это выяснил?
— Случайно. — Тим вздохнул. — Копаясь в нашей домашней библиотеке, как-то в одной из старых книг я обнаружил письмо без конверта. Любопытство взяло верх, и мне захотелось прочитать его. Письмо было адресовано моей матери, а прислала его та самая подруга, к которой она ездила на юбилей. Видимо, мама с ней, единственной, поделилась своей тайной… Лора Рейчел, так звали ту девушку, считала, что необходимо сообщить их общему знакомому о рождении сына. Но мама к ее совету не прислушалась…
— Представляю, что ты пережил, прочитав все это!
— Вот именно. Я мгновенно понял, что Дейв не мой отец, сказал об этом маме… Потом занялся поиском координат человека, имя которого узнал от нее…
Еще несколько минут назад Тим не верил, что сможет рассказать ей почти все, ведь история собственного происхождения и в его голове еще не уложилась окончательно. Но произнести последние слова удалось ему с необыкновенной легкостью, и он сразу же почувствовал себя так, будто разделался с какой-то сложной задачей, решение которой множество раз откладывал на потом.
— Я счастлив, что познакомился со своим настоящим отцом, — добавил он, ощущая значительный эмоциональный подъем. — Это мужчина с добрым сердцем, железной волей и массой увлечений. До тридцати шести лет в нем жила твердая уверенность, что он не создан для семейной жизни, но в один прекрасный день ему повстречалась женщина, которая с первого мгновения их знакомства завладела его сердцем. Они женаты и, по-моему, вполне счастливы вместе.
В темноте он не мог видеть лица Джоанны, но догадался по интонации, с которой она заговорила, что на ее губах улыбка.
— У меня создалось такое впечатление, что твой настоящий отец — очень интересный человек. Я тоже рада, что ты нашел его. Было бы просто здорово, если бы однажды ты меня с ним познакомил.
Ее последняя фраза врезалась Тиму в сердце острым клинком. Сознание вины, усыпленное радостью понимания Джоанной его ситуации, всколыхнулось в нем с особой болью. Ему нестерпимо захотелось сейчас же рассказать ей всю правду, но он не мог этого сделать, поскольку пообещал отцу не говорить об их родстве ни единому человеку из «Свитиз».
Джоанна, почувствовав его напряжение, придвинулась к нему и положила свою маленькую мягкую ладонь на его руку. Он закрыл глаза и крепко сжал ее кисть.
Я чуть не предал отца, заморочил голову этой чудесной, чуткой женщине, осложнил ситуацию настолько, что теперь не знаю, как из нее выпутываться! — подумал он, приходя в еще большее смятение. Я не должен был соглашаться ехать на Рождество к ее родственникам и уж тем более не имел права являться сюда! Она ясно объяснила мне, что не желает со мной связываться, а я продолжал играть с огнем. Какой же я кретин! Слабовольный кретин!
Джоанна аккуратно высвободила свою руку из его ладони и нежно погладила его по лицу, по шее.
Возбуждение, остывшее в нем за время беседы, вновь вспыхнуло ярким пламенем, и он стиснул зубы, полный решимости противостоять ему.
— Джоанна… — прошептал он с чувством. — Прости меня, пожалуйста, за то, что я так нагло сюда явился! Мне следовало прежде спросить у тебя, хочешь ли ты этого. И я знаю, ты ответила бы «нет». Ты действительно доходчиво объяснила мне, что не желаешь со мной сближаться, а я как упрямый осел поступил по-своему.
— Извинение принимается, — ответила Джоанна с каким-то особенным, простительным дружелюбием.
Тим вздохнул.
— Завтра с утра, если не повалит снег, я уеду отсюда, обещаю.
Рука Джоанны замерла на его щеке.
— Ты не сможешь уехать… — пробормотала она с нескрываемым разочарованием.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});