шею себе свернете, – добавила она.
– Этого не случится. Я лажу по стенам с тех пор, как научился бегать. Это как для вас летать. – Он подошел к ней и упрямо скорчил лицо. – Кроме того, никакие преграды меня не удержат.
«Это мы еще посмотрим», – подумала Мэй. Если только он не умеет ходить сквозь стены, то сбежать отсюда больше не сможет.
В дверь постучали, и внутрь вбежал мальчишка-посыльный.
– Леди Лодрисс, ваше высочество, простите за беспокойство.
Он протянул Мэй белый конверт, а затем снова исчез. По печати с вороном она тут же поняла, от кого письмо.
Бескрылый с интересом вытянул шею.
– Не хотите прочесть, принцесса?
Мэй не хотела. Подобные сообщения никогда не предвещали ничего хорошего. И все же она сломала печать и вытянула крыло в сторону, чтобы прикрыть от него написанное. Ее звали немедленно явиться в зал заседания совета. Мэй это совсем не понравилось.
– Вы выглядите расстроенной. Плохие новости?
Мэй не обратила внимания на его вопрос, сложила письмо и сунула его в сумку на поясе.
– Мне нужно ненадолго уйти, а потом мы продолжим.
– Какая жалость. А я-то уж было обрадовался, – насмешливо сказал он. – Когда вернетесь, можете захватить с собой ключ.
– Очаровательное предложение.
Мэй ни в коем случае не собиралась этого делать.
– Как бы вам ни претила эта мысль, принцесса, но скоро вы отдадите мне его добровольно.
Он подошел к шахматной доске и сдвинул ладью.
Мэй ничего не ответила. Качая головой, она отправилась вперед по коридору.
Через несколько минут она приземлилась за канюком в зале заседания совета и огляделась. Присутствовали все, кроме ее матери и голубиного лорда. На лицах читалась та же растерянность, какую ощущала сама Мэй.
– Я надеюсь, этому есть веская причина, – обратился дед Риза к верховному храмовому хранителю.
Хранитель был одет в желтую мантию. С шеи, до самого солнечного сплетения свисала цепь с кулоном в форме Орла. Он был верховным сановником святого ордена и проводил самые важные церемонии почитания Солнечного Бога.
Мэй молча опустилась в свое кресло с вороном. Будучи престолонаследницей, она должна была участвовать во всех заседаниях совета – как ни тягостны они для нее были. Князья с трудом находили общий язык – споры ходили по кругу и куда больше утомляли, нежели приносили пользу.
Прошла еще пара минут, и в зал, наконец, вошла мать Мэй в сопровождении лорда Кэроуэлла.
Голубиный лорд выглядел ужасно. На его лице, всегда сохранявшем надменное выражение, читалась паника. Он был пепельно-бледен, и казалось, что с его крыльями что-то не так: Его покровные перья, которые должны образовывать замкнутое единство, чтобы не пропускать воздух, были совершенно растрепаны.
– Прошу прощенья, что так неожиданно созвала вас, – обратилась мать Мэй к собравшимся. На ней было узко облегающее одеяние из струящегося шелка, подчеркивающее ее женственную фигуру. – У нас неутешительные новости.
Голубиный лорд, державшийся на заднем плане, теперь нерешительно подошел к ней.
– Вчера у меня начали чесаться крылья. – Он говорил тихо и подавленно, как будто каждое слово причиняло ему боль. – Потом выпало первое перо. Сперва я подумал, что это просто линька началась раньше обычного, но это явно не она.
Он расправил крылья, и из них мгновенно посыпались перья и, плавно приземляясь на пол, будто покрывали его серым ковром.
Мэй задохнулась от страха. На лицах других членов совета воцарился неприкрытый ужас.
– Все еще хуже.
Лорд Кэроуэлл выдернул из своего правого крыла нечто веерообразное – накладку из перьев, какие частенько носили пожилые элидорцы, чьи перья потеряли былую красоту или очень медленно росли. Под ней находился участок совершенно обнаженной розовой кожи размером с тарелку.
В зале повисла тишина. Гнетущая. Неловкая. Как затишье перед бурей.
– Это проклятье бескрылого! – выкрикнул верховный хранитель. К нему первому вернулся дар речи.
Другие громко заголосили, лорд Саргол вскочил со своего кресла и принялся махать своими коричневыми крапчатыми крыльями, словно проверяя, целы ли они.
Лебединый лорд сделал то же самое, и в Мэй поднялась паника, хотя еще минуту назад все было в порядке.
Мать Мэй дала лордам прийти в себя, а затем попросила тишины.
– Я опоздала не без причины. По дороге я заглянула в гильдию целителей. На данный момент известно еще о пяти случаях с такими же симптомами. И тоже без какой-либо причины. Наверняка есть еще пораженные, которые просто боятся выйти из дома. – Она сделала паузу и с тревогой оглядела собравшихся. – Поскольку все известные случаи произошли в Золотом квартале, по всей вероятности, это предупреждение адресовано именно нам.
Лорд Саргол снова сел, а за ним и все остальные. Голубиный лорд тоже проковылял на свое место за столом совета. Мэй было его жаль, хоть она и терпеть его не могла, – все-таки от одной мысли, что у нее самой выпадут перья, ей становилось дурно.
Лорд Саргол обвинительно указал пальцем на Мэй:
– Вы должны были это предотвратить.
Она оцепенела. Неужели он всерьез обвиняет ее?
– И каким же образом? – бросила она в ответ.
– Таким, что вы должны были его расспросить и выведать, что он задумал.
– Именно так! – вмешался лорд Кэроуэлл. Еще одно перо спланировало из его крыла на землю, и жалость Мэй улетучилась.
– Моя обязанность заключается в том, чтобы обучить его основам магии.
Лорд Саргол презрительно скорчил лицо:
– И для этого вы водите его к себе в спальню?
Мэй почувствовала, что краснеет. Главное было не встретиться взглядом с помрачневшей матерью, которая не потерпит, чтобы ее дочь запятнала репутацию семьи.
– Он проник в мои палаты без моего ведома.
Она хотела еще что-то добавить, но ее перебил дед Риза:
– Сейчас не время искать виноватых. Нам нужен план.
Лорд Саргол ударил кулаком по столу:
– Надо как можно скорее покончить с ним, пока его проклятье не настигло всех нас!
– И как нам это устроить? – спросил дятловый лорд. – Допустим, с королем произойдет несчастный случай. Но даже если к этому моменту он уже научится передавать магию, откуда мы знаем, кому он ее передаст? Как можем быть уверены, что он не решит погубить нас всех и не погубит магию вместе с собой?
– Поэтому мы и должны найти другое решение, – категорично заявил лорд Саргол.
Мэй одновременно бросило и в жар, и в холод. И вовсе не потому, что предложение канюка составляло не что иное, как государственную измену, а потому, что ей на ум снова пришли слова бескрылого.
«Но скоро вы отдадите мне его добровольно», – сказал он ей. Неужели он намекал на проклятие? Возможно, так он пытается вернуть ключ?