Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Обидела не обидела. Детский сад какой-то. Просто я не желаю быть приживалкой, – сказала, а сама подумала: а кем ты будешь у Родиона?
С Петром мы расстались на Площади Льва Толстого. Он пошел по Большому в сторону Тучкова моста, а я решила покушать пельменей. Вряд ли у Родиона найдется чего-нибудь из горячего. Ошиблась я.
– Нагулялась? Иди, умойся. Будем суп есть. – Надо же. Он и суп умеет готовить.
Родион ушел на кухню. В комнате – о чудо! – чистота необыкновенная. Даже пыль вытерта. Но я думаю о другом. Говорить или не говорить Родиону о его заокеанском папаше.
– Чего сидишь? Марш умываться! – Мне приятно, что он мной командует. От Родиона исходит энергия командира. Такая же, как у Ивана Петровича. Как странно иногда бывает в жизни. Один человек с биографией без сучка и задоринки. Так сказать, герой нашего времени. Но вот другой. Судимый, грубый, малообразованный. Но и он подавляет своей волей.
Иду по коридору. Никого. Вероятно, слух у тетки, что требовала от товарища Манакова арестовать меня, как у кошки. Не успела я открыть дверь в уборную, как она тут как тут. И ну орать:
– Пришла, нагулялась, – медленно надвигается на меня. – В подоле не принесла?
Успела запереть дверь на крючок. Слышимость прекрасная. Сижу на унитазе и слушаю. Настоящий спектакль. Тетка: «Все равно засажу тебя в тюрьму». Голос кого-то другого. Мужской: «Верно говорите, товарищ Якова, гнать надо взашей таких. Одно бескультурье от них». Это он сказал громко, а потом шепотом, но мне все равно слышно: «Вы кого так песочите?» Тетка орет: «К Родиону навязалась какая-то девица легкого поведения. Настоящий бордель». Мужчина: «Каленым железом будем выжигать всякую антисоветскую нечисть». Куда хватанул. Мне бы уже выйти и руки помыть. Но как я выйду? Драться что ли мне с ними?
Не пришлось мне вступать в схватку с поборниками советской морали. На всю квартиру раздался голос Родиона.
– Разошлись все, крысы казематные, рты поганые закрыли! Тебе старая б…, матку выну. А тебе, пивной барон, яйца пообрываю. Пиво навострился водой разбавлять так, что оно и пивом не пахнет.
Я вышла. Соседей сдуло. Стоит мой герой Родион и улыбается.
– Ирина, испугалась, девочка? Не боись. У них рыльца в пушку. Все руки не доходят отправить одну на сто первый километр, а другого в ОБХСС сдать. Один шаромыжник, другая сводница грязная. Девчонок из ПТУ под мужиков укладывает. Сука драная.
Так закончился местный «индо-пакистанский конфликт».
Суп, что приготовил Родион, был необыкновенно вкусен. Наваристый бульон, а в нем фрикадельки и зеленый горошек. Вот уж не думала, что бывший заключенный умеет так вкусно готовить. Едим молча, и, что странно, Родион не пьет водки.
– Мамаша горбатилась в колхозе от зари до зари. Ещё подворье, какое никакое. Вот и приспособился готовить. Без горячей пищи жить нельзя. Язву наживешь.
Я слушала этого молодого ещё человека и поражалась, как много в нем житейской мудрости.
– Расскажи, как ты в тюрьму попал, – закончила фразу и тут же поняла, что спросила напрасно. Замкнулся Родион.
– Поела? Мой посуду. У меня не ресторан.
Я замешкалась.
– Ты чего боишься? Не бойся. Эти крысы из своих нор теперь не скоро вылезут.
Посмотрела на часы. С той минуты, как я вошла в дом Родиона, прошло всего-то полтора часа. А сколько впечатлений! И не одних впечатлений. Новых знаний. Во-первых, я приятно удивлена кулинарными способностями Родиона. Черт меня дери. Взяла манеру говорить по-ихнему. Казенно как-то. Просто я не думала, что бывший бандит умеет готовить, и к тому же вкусно. Ещё. Узнала, что в центре города, носящего имя Ленина, какая-то женщина содержит подпольный публичный дом, что сосед её, продавец в пивном ларьке, так разбавляет пиво, что оно перестает быть похожим на себя. Но, главное, я открыла в себе новое чувство. Такого у меня раньше не было. Какая-то смесь симпатии к мужчине с почитанием и желанием ему подчиняться. Размышляла бы и дальше, но посуда помыта, а оставаться на кухне мне не хотелось. Вдруг соседи придут. Второй битвы титанов мне не надо.
И все-таки по коридору я иду крадучись. Экономные люди тут живут. Одна лампочка в сорок ватт освещает его. Коридор, я имею в виду. Слышу из-за двери, где тётка:
– Доберусь я до вас, гегемоны, – это она о Родионе. Я не ябеда, но обязательно скажу, как его обозвали.
– Чего дрожишь? – Родион сидит на стуле у окна и курит в форточку.
– Заметно? Соседка твоя – настоящая антисоветчица. Знаешь, как она тебя обозвала?
– Эта старая б…? – Родион весел. – Она свои мозги наркотой изъела напрочь. Знаю я, кем она во время войны была. Люди говорят. Люди от голода мерли, а они их добро собирала.
– Мало ли, что люди говорят, – пытаюсь умерить пыл Родиона.
– Мала ты ещё, – Родион докурил папиросу. – Собирайся, пойдем на завод. На работу тебя буду устраивать.
Было три часа дня, когда мы вышли из дома. Три часа, а уже темнеет. Как тут люди живут? Но это теперь мой город. Всяк кулик хвалит свое болото. И мне надо хвалить его.
Как я устраивалась на работу, расскажу коротенько. Во-первых, мне объявили, что я могу быть принята только по лимиту. Не сказали, что такое этот лимит. А если по лимиту, то на малоквалифицированную работу.
– Пойдешь на склад подсобницей, – сказал, как приговорил, дядька в отделе кадров, и добавил: – Беру тебя только потому, что Родион Сергеевич за тебя поручился.
В пять вечера мы с Родионом вышли на улицу Скороходова.
– Такое событие надо отметить. – Мы идем в сторону Кировского проспекта. Дошли до пересечения его с улицей. Вижу, на другой стороне то кафе, в котором я с Петром ела мороженное. Неужели и Родион поведет меня туда? Нет. Мы сворачиваем направо. Повалил народ. Закончилась смена. Спешит рабочий люд. Все в заботах. Я им не завидую. С сегодняшнего дня я среди них. Я тоже рабочая. Великий советский писатель тоже начинал с простого рабочего. И я добьюсь своего. И высшее образование получу, и семья у меня будет.
– Пришли. – Мы стоим у входа в столовую. Читаю вывеску – «Белые ночи». Красиво. Сейчас, правда, темные дни, но ничего: и лето придет. С его белыми ночами.
Столовая оказалась рестораном. Так я подумала. Не видала я столовых с официантами у нас, в Жданове. Тут не Жданов, тут Ленинград. Почти столица. Отчего-то вспомнила попутчика товарища Игнатьева. Интересно, а он меня помнит?
Родион тут как хозяин. Усадил меня за стол, сам уселся напротив. Получилось, мы весь стол заняли.
– Сегодня будем кушать бифштекс рубленый с яйцом и сложным гарниром, – звучит как-то казенно, но для моих ушей словно стих. – Я буду пить пиво, а тебе закажу сто граммов сухого вина. Для пищеварения полезно.
– Родион, я тебя не узнаю. С каких пор ты стал заботиться о моем пищеварении? – Тут я решила рассказать о том, что мне поведал товарищ Минаков. Родион не дал.
– Ты теперь моя забота. Без меня пропадешь.
Решилась и говорю:
– Ты скоро за океан уедешь.
Родион косо посмотрел на меня.
– Тебе это откуда известно? Товарищ Манаков проболтался?
– А тебе он когда успел рассказать о твоем отце в Канаде?
– Ира, я не пальцем делан, и у меня есть кореша кое-где. Не думал я, что мой папаша отважиться искать меня. Трус он. – Так говорить об отце – мне чуждо. Но это его жизнь, и не мне судить. – В плен сдался, вернуться в Россию испугался. Дядька мой не испугался. Отсидел пять лет и ныне заведует леспромхозом на реке Пижма. Далеко, скажешь. – Родион перестал есть. – Не дальше Канады. И все Родина. Понимать это надо. Вернее, чувствовать.
Подошла официантка.
– Десерт заказывать будете?
– Неси мороженое ассорти и лимонад, – заказывает Родион. Лицо грустное. Даже печальное.
Не удержалась и спросила:
– Отчего ты грустен?
– Загрустишь тут. Прознают на заводе, что у меня отец капиталист, попрут с завода. Я же с прошлым завязал. Желаю жить нормально. Ешь мороженое, и пошли мы домой. Завтра вставать рано.
Мне на работу приказано приходить только в понедельник, но не стану же я перечить Родиону.
Вышли на Кировский проспект и пошли к дому Родиона.
Подошли к кинотеатру «Арc». На афише большими ломаными буквами написано – «Начало».
– Хочешь в кино? – спрашивает Родион. – Так иди. Тебе на завод в понедельник.
Растрогал он меня до слез. До чего он заботлив.
– А как же я вернусь? Разбужу тебя.
– Нет проблем. Возьмем билет, ты меня доведешь до дома. Возьмешь ключи, и всего-то.
Пожалуй, с этого момента мы с Родионом стали жить одной семьей. Одно не ясно: кто я ему. Сестра? Как он сказал товарищу Манакову, племянница? Не жена же, черт возьми.
Актриса Чурикова в роли Жанны Д'Арк мне не понравилась. Может быть, я необразованная, но мне думается, что Орлеанская дева не могла быть такой. Какой? Истеричной. Вот какой.
- Большая свобода Ивана Д. - Дмитрий Добродеев - Современная проза
- Сын - Филипп Майер - Современная проза
- Женщина и обезьяна - Питер Хёг - Современная проза
- Людское клеймо - Филип Рот - Современная проза
- Боже, помоги мне стать сильным - Александр Андрианов - Современная проза