в растерянное лицо Алисы и с грустью думаю о том, как эта красивая, великолепная женщина росла в хаосе с родителями-наркоманами. Какое отчаяние ее переполняло, как больно и невыносимо ей жилось, что единственным выходом стал побег из дома. Алиса мнется и не находит себе места, словно зверь, загнанный в ловушку. В кухню врывается Матвей, а за ним следом несется Игорь, именинник и сын моей старшей сестры Рады, от него отстает малышка Валя, его сестренка. Их визги настолько пронзительны, что закладывает уши. Но мама вместе со своей сестрой и Радой разговаривает, как ни в чем не бывало. Их голоса лишь становятся на октаву громче, чтобы перекричать шум детей. Анжелика наполняет бокал Алисы, даже не глядя на бегающих вокруг чад. Алиса поворачивается от кухонного островка с вином в руках в тот самый момент, когда Матвей на полном ходу врезается ей в ноги. Мальчик крепко прижимается к ней, будто желая спрятаться от своих преследователей. Жидкость из бокала девушки выплескивается на пол, оставляя красное пятно на белых плитках.
— Сынок, — Анжелика подлетает и с улыбкой присаживается рядом с ним на корточки, дружески похлопав Алису по ноге.
— Идите играть в комнату.
На Матвея налетают Игорь и Валя, и все трое вдавливают Алису в кухонный островок. Анжелика оттесняет их и кучей подталкивает в сторону двери.
— Быстро, быстро. Кыш!
Затем она хватает тряпку и вытирает пятно с пола.
Мама отвлекается от светской беседы:
— Готовы идти играть во дворе, детки?
В ответ все трое синхронно вопят:
— Да!
— У Димы все готово? — спрашивает мама Анжелику. Та пожимает плечами.
— Мам, он недавно начал жарить, позовет, когда будет готово.
— Как можно так долго жарить шашлык? — возмущается Рада.
— Иди, пожарь быстрее, — парирует Анжелика. Рада театрально закатывает глаза.
Я подхожу к смущенной Алисе и наклоняюсь ближе. Ее сладкий цветочный аромат берёт меня в плен.
— Все в порядке? — спрашиваю я на ухо. Мое дыхание касается ее кожи. Алиса заправляет прядь волос за ухо, и я зачарованно наблюдаю за движением ее тонкого запястья, желая коснуться ее шелковистых волос.
— Ага, слегка непривычно, — с робкой улыбкой отвечает она. Я смеюсь.
— К этому быстро привыкаешь, — говорю я, на что Алиса игриво вскидывает бровь.
— Твой сын…красивый. Вылитый ты, — негромко добавляет она. Я выгибаю брови.
— Кто? Матвей? — я не сразу соображаю, прокручивая в голове ее слова. Мои губы расползаются в широкой улыбке. Я стою так близко, но мне хочется прижать эту женщину к себе.
— С каких это пор Матвей стал твоим сыном? — Анжелика с озорной ухмылкой толкает меня в бок, и я уворачиваюсь. Она подмигивает Алисе.
— Он мой, — она шутливо рычит на меня.
— Он мне как сын, — защищаюсь я с хищной ухмылкой.
— Золотце, сходи проведай Диму, — говорит ей мама, на что Анжелика кокетливо хлопает пышными ресницами.
— Да, босс, — с этими словами она поворачивается и выходит из кухни.
— У меня уже желудок от голода ест сам себя, — ворчит Рада и запихивает в рот кусок огурца, запивая его вином, — на этом празднике с аниматорами были одни сладости, яблоки и торт.
Моя тетушка Вера делает глоток и спрашивает Раду:
— Не много ли им сладостей на сегодня будет? Не слипнется одно место?
— А как же торт? — искренне недоумевает Рада, распахнув глаза.
— Два торта за день?
— Попробуй им не дай! Ждут задувать свечки по второму кругу.
— Дайте детям побыть детьми, — вклинивается мама, — вот вырастут потом, и никакого тебе торта со свечками, никакого тебе Деда Мороза! Будут калории считать, как Анжелика. Или гантели тягать, как некоторые, и есть одну отварную курицу. Чтобы пресс, видите ли, был, — она кивает на меня. Я закатываю глаза.
— Что плохого в том, чтобы иметь пресс? — усмехаюсь я.
— Дело не в прессе, бог бы с ним. Просто вы вырастаете из милых крох в невротиков, помешанных на гантелях, не умеющих радоваться жизни, — театрально вздыхает мама с ухмылкой.
— Говорят, невротиков создают их мамы, — подкалываю я её. Тетя Вера цокает языком.
— Не знаю, не знаю, Артур. Мы с твоей мамой умеем радоваться жизни без вареной курицы и подсчета калорий. Роза, Анжелика опять что ли худеть решила? Куда ей?
Алиса неподвижно стоит рядом со мной, не отстраняясь, и только переводит взгляд с одной женщины на другую.
— Спроси ее, — отвечает мама, разравнивания в глубоком салатнике слой рыбы для «Мимозы».
— Вот ты, сын, на маму грешишь. А ведь есть же еще бывшие жены и мужья. С такими поживешь и станешь психом. Как их модно называют теперь, абьюзеры?
Рада усмехается, едва не подавившись своим напитком.
— А ты продвинутая, мам.
— А то! Еще какая. Я своих детей всегда учила, что жить нужно с человеком, с которым хорошо и приятно. Но разве от своих родных шишек и граблей кого-то другого можно застраховать?
— Не то слово! Я вот не пойму, как можно жить и засыпать рядом с рожей, которая тебя ежедневно упрекает и критикует? — размышляет тетушка. Мама ей активно кивает головой в ответ.
— Я думала, приехала шашлыка поесть, а попала на лекцию по философии, — смеется Рада.
Я смотрю на Алису и ловлю ее взгляд. Напряжение спало с ее плеч, и она кажется более расслабленной.
— Хочешь, я покажу тебе дом? — Алиса в ответ кивает. На ее губах играет легкая улыбка, от которой у меня перехватывает дыхание. Я касаюсь ее ладони.
— Мы вас оставим, — говорю я, и мама поднимает голову:
— Алиса, милая. Возьми перекусить что-нибудь, — она оглядывает островок и, определившись с выбором, подхватывает блюдо с канапе из ассорти сыров и оливок.
— Возьми, а то мы тут заболтались, оставили девушку голодной, — она протягивает тарелку мне, я принимаю ее и подношу к Алисе. Она нерешительно берет несколько штук.
— Спасибо, — мама добродушно смотрит на нее в ответ. Я захватываю пальцами канапе и кладу в рот.
— Куда Анжелика пропала? Если увидите её, скажите, чтобы пришла на кухню, — я тяну Алису за руку. Ее ладонь нежная, как шелк, и я не могу удержаться, чтобы не провести пальцами по ее запястью.
Мы выходим из кухни, и я слышу за спиной возобновление бурной дискуссии. Детские крики и смех то утихают, то нарастают. Отец вывел всех на задний двор, откуда раздаётся гул. Мы проходим с Алисой по коридору, и она прижимается ко мне, словно ища опору. Из арки в гостиной нам навстречу вылетает стройная фигура Анжелики.
— Гонца с плохими новостями сейчас казнят, — заговорщически говорит она, скривив губы.
— Мясо еще не готово? — усмехаюсь я.
— Нет! —