С суровым видом Фрэнк поведал, что до меня сменил четырех ассистентов. У всех было прекрасное образование (лучше, чем у меня), и все без исключения оказались ленивыми и безответственными. После паузы он добавил, что я произвожу совершенно противоположное впечатление.
— В вас есть открытость, — сказал Фрэнк. — И мне нравится, что вы из Питсбурга. Хороший, честный город Питсбург.
Я просияла и поблагодарила его.
Фрэнк тоже улыбнулся:
— Вы приняты. Приходите вовремя каждый день, и мы прекрасно поладим.
Так я и сделала — приходила вовремя каждый день в течение двух лет и с радостью выполняла поручения Фрэнка и Маргерит — первого ассистента Фрэнка, эксцентричной дамы в годах. Они были творческие гении, а я — тихий исполнитель. Я занималась проверкой страховых свидетельств, связанных со съемками, и даже иногда имела дело с полицией. Я брала оборудование напрокат и устанавливала освещение под неусыпным контролем Фрэнка, начиная рабочий день с рассветом. Я заряжала пленку, причем под конец удостоилась высочайшей похвалы Фрэнка — он сказал, что никто никогда не заряжал пленку с подобной скоростью. Я, наконец, сняла буквально тысячи показаний счетчика освещения. Короче говоря, усвоила все хитрости коммерческого фотографа, все больше убеждаясь, что когда-нибудь мне это тоже будет по плечу.
Вот такой у меня был период жизни, когда в ней появвился Энди.
Говорят, всему свое время. Оглядываясь на прошлое, всецело соглашаюсь с подобным мнением. Если бы Энди предложил мне встречаться с ним чуть раньше, я бы приняла это за хитрый маневр с целью отвлечь меня от переживаний и заподозрила бы причастность Марго. Разумеется, я не приняла бы их жалости, а Энди ушел бы в тень, будучи человеком неагрессивным. Так бы все и кончилось, не начавшись. Между тем у меня случались редкие, но весьма необходимые мне свидания со всякими «несерьезными» парнями.
Если бы Энди проявил инициативу позже, боюсь, я успела бы стать слишком циничной. С женщинами до тридцати это редко бывает, но я — другое дело, у меня бы получилось. Или мне бы встретился кто-то другой — человек наподобие Лео, ведь говорят, что женщины все время выбирают мужчин одного типа. Я могла бы слишком увлечься работой и карьерой.
Но ничего такого не произошло. Я была независима, наполнена оптимизма и довольна жизнью, как может быть доволен тот, кто молод, не обременен семьей и живет в большом городе. Я по-прежнему слишком много думала о Лео, ломая голову над вопросом: «Почему у нас ничего не вышло?», — и не желала в этом признаться даже себе. Я по-прежнему замирала, внезапно вспомнив его, и дрожь проходила по сердцу, хотя в целом я научилась контролировать свои чувства. Самое худшее осталось позади — время сгладило мою боль и помогло мне, как оно помогает всем и всегда. Я научилась думать о Лео объективно — как о прошлом, которое никогда не вернется. Потери сделали меня лучше и мудрее. Иначе говоря, я созрела для новых, лучших отношений. Я была готова к Энди.
Глава 8
Прекрасно помню тот момент, когда поняла, что значу для Энди больше, чем просто подруга сестры или даже его подруга. Самое интересное, что это произошло не в Нью-Йорке, где мы постоянно с ним сталкивались — чаще всего в барах или на вечеринках.
Мы тогда прилетели в Атланту, к родителям Энди и Марго, на День благодарения. Подошел к концу праздничный ужин, над которым собственноручно потрудилась Стелла — мама Марго (у Глории, старинной экономки Грэмов, был выходной). Общими усилиями посуду собрали и уложили в посудомоечную машину, а я вызвалась перемыть хрусталь и серебро, отметив с удовольствием, как благосклонно принято мое предложение. Энди тут же сказал, что будет мне помогать; я сочла это особенно милым, учитывая, что традиционно мужчин оберегают от любой домашней работы.
Мы с Энди пошли на кухню, а родители, Марго и ее брат Джеймс направились смотреть «Побег из Шоушенка» по телевизору в гостиной. Впрочем, среди многочисленных комнат особняка имелись еще и библиотека, бильярдная, кабинет, и любое из этих помещений, как мне казалось, могло бы служить гостиной. Огромный дом Грэмов наполняли изящные предметы обстановки, картины, восточные ковры и антикварные безделушки, полученные по наследству или привезенные из заграничных поездок. Интерьер был выдержан в строгом классическом стиле, но атмосфера в доме представлялась удивительно уютной. Я приписывала это выбору правильного, мягкого освещения и обилию мягких кресел, в которых так и хотелось свернуться калачиком. Хозяйка дома, Стелла, имела некоторые стойкие предубеждения, например, против готовых салатных заправок или двойных фамилий. Она считала, что передаривать неудачные подарки нельзя, а сидеть нужно непременно с удобством. «Худшие враги званого обеда — жесткие стулья», — как-то заметила она. Подобные житейские мудрости мне всегда хотелось занести в записную книжку в назидание потомкам.
Больше всех удобных и прекрасных комнат дома мне нравилась чудесная кухня: карамельного цвета стены, солидная кухонная стойка, медные кастрюли и сковороды, развешанные на крючьях. Венецианское окно выходило на заднюю террасу, а у камина собирались все обитатели дома. Именно такие просторные и светлые кухни показывают в кино. По сценарию их населяют большие дружные семьи: всем заправляет волевая, но добрая мать, красавец отец души не чает в домочадцах, дочь скромна и блестяще воспитана. Полагается еще пара добряков братьев, которые мимоходом снимают пробу из кастрюлек и сотейников, попыхивающих на огромной плите, и вовсю нахваливают кулинарное искусство дорогой мамы. Или домработницы — кто уж там у них готовит. Кухня Грэмов была идеальна, так же как и их жизнь.
Вот о чем я думала, погружая руки в мыльную пену и выуживая оттуда серебряные ложечки. Как хорошо, что я здесь, в этом доме, мне легко и комфортно — именно так и должно быть на День благодарения. Если бы еще было не жарко — шестьдесят по Фаренгейту…
В тот год мои родные меня снова разочаровали, что после смерти мамы случалось все чаще и чаще. Папа первое время старался сплотить нас, но с появлением Шэрон это ему редко удавалось. Не то чтобы Шэрон была против, просто у нее имелись собственные дети и свой семейный уклад. В тот год они с моим отцом поехали на День благодарения в Кливленд, к сыну Шэрон, который недавно женился на Лесли, бывшей участнице группы поддержки спортивной команды Университета Огайо, — факт, которым Шэрон так гордилась, что не могла говорить ни о чем другом. Пришлось ним с Сюзанной взять на себя заботу о семейных традициях. Мне казалось, у нас это плохо получится — будучи девушками одинокими, мы не блистали кулинарными способностями, а в День благодарения все вращается вокруг стола. Тем не менее, я готова была рискнуть — в отличие от Сюзанны, которая недвусмысленно дала понять, что «ничего не празднует в этом году». Что именно это означало, так и осталось неясным, но приставать с Днем благодарения я к ней не стала: жизнь научила меня уважать настроения сестры. Так что, когда Марго пригласила меня погостить, я была более чем рада.