Сначала я задавала эти вопросы себе, потом они начали звучать вслух — чаще, когда мы ссорились или когда я обижалась и разражалась слезами. Я донимала Лео подозрениями, засыпала вопросами, припирала к стенке, затевала беспочвенные споры. Один раз даже обшарила квартиру в отсутствие хозяина, нашла дневник Лео — священную книжечку, под завязку набитую фотографиями и вырезками, — и прочла несколько страниц. Лео обычно не расставался со своим дневником, и каждый раз, когда он что-то записывал туда, я чувствовала прилив нежности. Не следовало мне читать чужой дневник. Нет, ничего криминального я там не обнаружила, но сам поступок оставил по себе сосущую боль и сожаление: я оказалась из «таких» девиц. Мы оказались «такой» парой. Я пыталась выбросить эпизод с дневником из головы, но не смогла. Мысли о том, что я сделала — что он меня вынудил сделать, — были невыносимы, и через несколько дней я сдалась и рассказала об этом Лео. Последовала яростная ссора, в ходе которой он признал, что не готов к серьезным отношениям — ни со мной, ни с кем-либо еще.
— Почему? — убитым голосом спросила я.
— Семья не для меня, — сказал он, небрежно пожимая плечами.
— Но почему, почему? — вопрошала я. Я хотела еще объяснений. Мне всегда было мало.
Со вздохом он пояснил, что женитьба не что иное, как он контракт между двумя сторонами. Люди подписывают контракт, когда не доверяют друг другу.
— Совсем как ты, — ответил он, свалив, таким образом, всю вину на меня.
Я в слезах попросила у него прощения, сказала, что полностью доверяю ему, что не знаю, что на меня нашло. Заявила, что вовсе не нужно на мне жениться. Я просто хочу быть рядом с ним, всегда.
С непроницаемым лицом он отчеканил:
— Мне двадцать девять. Я не хочу даже слышать слово «всегда».
— Хорошо, — безвольно согласилась я, чувствуя подступающую слабость. — Прости меня.
Он кивнул и сказал:
— Ладно, давай просто забудем об этом.
Я кивнула и притворилась успокоенной. Потом мы занялись любовью, и мне удалось убедить себя, что все наладится. Просто в наших отношениях сейчас сложный период и все, что мне нужно, — проявлять терпение и не придираться к Лео по пустякам. Я напомнила себе, что любовь надо беречь и бороться за нее, а это в моих силах. Я так люблю Лео, что моей воли хватит на нас двоих.
А через несколько дней мы окончательно поссорились. На сей раз без драматических деталей, кроме одной: день был особый — новогодняя ночь, канун нового тысячелетия.
— Новогодняя ночь — развлечения для любителей, а я к ним не отношусь, — твердил Лео в ответ на просьбу пойти со мной на вечеринку к Марго.
Разговор повторялся каждую неделю: Марго пригласила меня уже давно, и я обещала быть.
— Ты знаешь, меня раздражает шумиха по поводу миллениума. А уж эти разговоры о грядущем компьютерном сбое — просто идиотизм! Подумаешь, начинается очередной год.
— Пойдем, ну, пожалуйста, — ныла я. — Марго так просила!
— Вот пусть Марго и празднует.
— Я тебя тоже прошу.
— А я тебя прошу — дай мне спокойно посидеть дома.
Я пробовала торговаться:
— Пойдем ненадолго, всего лишь на пару часов. А потом вернемся домой.
— Посмотрим, — сказал он в заключение, что почти всегда означало «нет».
В новогоднюю ночь я продолжала цепляться за соломинку и верить, что Лео придет, решив удивить меня. Представлялся залитый мерцающим светом зал, глаза Лео, расступившаяся толпа и поцелуй ровно в полночь. Точно как в фильме «Когда Гарри встретил Салли». Всю праздничную ночь я не сводила взгляда с часов. Сердце щемило, но надежда не покидала меня вплоть до того момента, когда до наступления нового, 2000 года осталась одна минута. Я стояла в углу одна и слушала ремикс старой песни Принса «1999-й», потом финальный отсчет секунд. Внутри все переворачивалось. Через несколько минут на мне повисла хохочущая Марго с бокалом в руке и восторженно поведала, как она меня любит и как счастливы мы будем в новом тысячелетии. Потом она вернулась к своему парню, а я… Я пошла домой и легла спать, положив телефон рядом, на подушку. Перед сном я, кажется, молилась.
Но Лео не позвонил мне в новогоднюю ночь. Я прождала его звонка все следующее утро и поняла, что не выдержу больше ни одной минуты. Тогда я собралась и поехала к нему на метро. Он был дома — читал газету и смотрел МТВ.
— Ты так и не пришел, — горестно констатировала я свершившийся факт.
— Извини, — сказал он без малейшей вины в голосе, — я хотел пойти, но заснул в половине одиннадцатого.
— Я встретила Новый год совсем одна! — обвиняющим голосом воскликнула я.
— Я тоже, — засмеялся он.
Туг я рассердилась:
— Это не смешно!
Лео ощетинился:
— Я тебе ничего не обещал.
Я сразу же пошла на попятную и села смотреть футбол, прильнув к плечу Лео. Потом он приготовил свое фирменное блюдо — омлет по-гречески, и мы занялись любовью на кушетке. Когда он встал и сказал, что ему надо работать, я опять расстроилась.
— Но ведь сегодня праздник, Новый год, — захныкала я, так что самой стало противно от звука собственного голоса.
— Мне нужно успеть к определенному сроку, — равнодушно сказал он.
Я безнадежно смотрела на него. Голова кружилась — так мне было горько. Наконец я открыла рот и произнесла те самые злосчастные слова.
— У нас с тобой ничего не получается, — бросила я, просто чтобы проверить его реакцию. Эта тактика должна была подстегнуть Лео к действию; по крайней мере, я так считала. — Нам надо расстаться.
Я думала, он возмутится и начнет протестовать или потребует объяснений. Но Лео не раздумывая согласился. Он нежно, почти любовно ответил, что я права, и обнял меня. Облегчение в его голосе чувствовалось безошибочно, и это было гораздо хуже, чем гнев.
Пришлось доигрывать взятую на себя роль до конца. Предложение ведь исходило от меня.
— Пока, Лео! — бодро сказала я.
— Всего тебе хорошего, Эллен. — Лео изобразил печаль.
Я сама отрезала все пути к отступлению. Оглушенная, отвергнутая, я вышла от него и поймала такси, не в силах думать о метро.
Когда я добралась до дому, Марго сидела в общей комнате с журналом на коленях.
— Что с тобой? — встревожилась она.
Я ответила, что не знаю, и, когда она спросила, что случилось, выдавила:
— Мы с Лео расстались.
Можно было бы рассказать обо всем, включая все ужасные подробности, но я против воли ушла в себя, отгородившись от подруги.