Наконец, дополнительно утеплившись, мы вышли на улицу. После почти трёх недель, проведённых в помещении, воздух был невероятно вкусный. Пах холодом, машинами, каким-то дымком, асфальтом, сухими листьями и чем-то ещё, незнакомым, но приятным. Кажется, специями. Но не успел я с удовольствием несколько раз вздохнуть полной грудью, как к нам уже подъехало такси. Надышаться не вышло. Сун Ок быстро усадила меня в машину и закрыла за мною дверь. Вот, едем теперь по городу, "к себе домой".
— Юн Ми, как ты себя чувствуешь? — спрашивает, развернувшись ко мне, Сун Ок — ничего не болит?
— Хорошо. Ничего.
— Тебе не жарко?
— Нет.
— Тебе не холодно?
— Нет — отрицательно качаю головой я, и односложно отвечаю — всё хорошо.
— Эх — сокрушённо говорит она, качая головой, при этом сморщившись и слегка скалясь, так, как это умеют делать корейцы — я так переживаю за твоё здоровье! Наверное, нужно было тебе ещё побыть в больнице!
— Нет, всё хорошо — вновь говорю я.
Это она уже третий раз спрашивает. Очень беспокоится. По-моему впечатлению, мне кажется, что у Юн Ми хорошая, дружная семья, в которой люди действительно любят друг друга. Мама и сестра Юн Ми искренне волнуются и заботятся о ней. Отца, как я знаю, в семье нет. Умер двенадцать лет назад. С тех пор они живут без мужчины в доме, втроем — мама, Сун Ок и Юн Ми. Сун Ок старше Юн Ми. Учится в институте. В каком именно и на кого — я ещё не спросил. Знаю, что семья живёт где-то на окраине города, в доме с магазинчиком, который принадлежит матери Юн Ми. Больше ничего о семье мне неизвестно. Не расспрашивал. Решил разузнать обо всём в более подходящей обстановке.
— Скоро уже приедем — вновь обернулась ко мне Сун Ок — немножко уже осталось. Ты счастлива, что едешь домой, Юн Ми?
— Да — односложно говорю я, стараясь выглядеть воодушевлённо.
— Мама, дома, тебе столько вкусного приготовила! И твоё любимое пулькоги[12]!
— А… хорошо…
— Ты не рада?
— Почему? Рада. Просто я не помню, что такое — пулькоги. Прости…
Сестра Юн Ми несколько секунд молчит, затем кивает и разворачивается в кресле, садясь прямо. Замечаю внимательный взгляд водителя такси, смотрящего на меня через зеркало заднего вида. Я отворачиваюсь и снова смотрю в окно.
За окном — современный город. Широкие улицы, высокие здания из стекла и стали.
Много магазинных витрин. Много ярких рекламных щитов. Много машин. Много людей на скутерах и небольших мотоциклах. Много больших автобусов. Много пешеходов. Короче говоря — столица.
Машина въезжает на мост через широкую реку. Вдали, на горе, замечаю тонкий серый шпиль телевизионной башни с толстой "нахлобучкой" недалеко от верхушки.
Наверное, оттуда — потрясный вид на город… Нужно будет как-нибудь сходить, посмотреть…
Переезжаем мост, гора и телебашня скрывается слева за домами. Едем дальше. Дома потихоньку становятся ниже, дорога пошире… Водитель поворачивает направо, съезжая с автотрассы. Теперь путь пролегает по неширокой улице, вдоль которой, за каменными и металлическими заборами, выстроились в ряд невысокие, в два-три этажа, дома. Причём дома, по степени своей крутизны, идут вразнобой. Шикарные домики-котеджи современного европейского дизайна, спокойно соседствуют с домами попроще, а то и с постройками откровенно "халупистого" вида. Появилась лёгкая холмистость. Дорога "заиграла" вверх-вниз, вверх-вниз…
Когда такси забирается на верхушку холма, в окно видно уходящее вдаль море таких же небольших домиков, мимо которых мы сейчас едем. Похоже, это уже край города. Наконец, сворачиваем налево, в проулок, и заехав в какой-то малюсенький дворик, машина останавливается.
— При-еехали! При-еехали! — дурашливым голосом радостно прокричала Сун Ок, открывая дверь — Юн Ми, выходи!
Послушно вылезаю из машины. В некоторой растерянности озираюсь по сторонам, не зная чего дальше делать.
— Юн Ми! Ты чего стоишь? А ну, давай, пошли! Мама уже, наверное, совсем заждалась!
Куда идти-то?
— Пойдём, пойдём! — позвала Сун Ок, направляясь к дверям в стене дома, в которой кроме двери не было больше ничего. Одна голая стена. До того, как меня позвала Сун Ок, я стоял к ней спиной.
Вздохнув, я пошёл за нею следом, зашёл в открытую ею дверь и попал в небольшую, слабо освещённую электрическим светом, прихожую. Огляделся. Слева, у стены — аккуратный деревянный шкафчик с обувью, вешалка для одежды с тумбочкой-сидением под ней. Справа — стена. Вкусно пахнет едой.
— Ма-ма! Мы дома! — громко закричала Сун Ок, нагнувшись и стягивая с себя уличную обувь — Мам! Юн Ми вернулась!
— Раздевайся! — скомандовала она, оглянувшись и увидев, что я просто стою.
Я расстегнул и снял с себя пуховичок, повесил на вешалку. Снял шапку, провёл ладонью по чуть вспотевшей голове, чувствуя, как коротенькие волосы колют ладонь. Сун Ок, не сняв уличной куртки, убежала куда-то вперёд, видно к маме Юн Ми. Я, не торопясь, снял ботинки, аккуратно поставил на полочку в шкафчик. Надел стоявшие задниками ко входу розовые тапочки и вздохнув, сделал несколько осторожных шагов по полу из светлого дерева, думая при этом об одной "штуке", внезапно пришедшей мне в голову.
Сестры у меня нет. Поэтому, обратится к Сун Ок — "сестра", ничего сложного. Это не вызывает в моей душе антагонизма. Но как быть с мамой Юн Ми? Несомненно, мне следует называть её мамой. Но ведь у меня же есть своя, настоящая, мама. Мысль о том, что я буду говорить чужой женщине — "мама", мне неприятна. Такое чувство, словно я какое-то предательство совершу… И как быть?
— Юн Ми, доченька! Ты приехала! Я так тебя ждала! Бедная ты моя девочка!
Не успел я и как говорится "мявкнуть", как меня крепко сжали в объятиях. Дальше, меня обнимали, целовали, прижимали, говорили, что я — "бледная", с синяками под глазами, отощавшая, уставшая… Короче, со мною делали всё то, что обычно делают женщины, встречая после разлуки своих детей. Я стойко