Стало совершенно очевидно, что экспансия гитлеровской Германии в Европе неизбежно приведет к военному конфликту с Англией и на совещании высшего командного состава 23 мая 1939 года Гитлер определил свои цели: «Необходимо готовиться к борьбе. Англия видит в нашем развитии опасность возникновения господствующей державы, которая подорвет ее могущество. Поэтому Англия — наш враг, и борьба с ней будет не на жизнь, а на смерть». Здесь ж, на совещании, Гитлер определил и последовательность выполнения своей завоевательной политики: «Союз Франции, Англии и России против Германии, Италии и Японии потребует сначала напасть на Англию и Францию, нанеся им быстрые уничтожающие удары» [126]. Объективные условия, по мнению фашистского руководства, не позволяли Германии начинать борьбу против главных противников с нападения на Советский Союз. В войне на Востоке фактор пространства действовал против фактора времени.
Немалую роль для выбора удара по Франции сыграл и тот факт, что на западе Германии располагался один из ее ведущих промышленных районов — Рурская область, с потерей которого серьезно нарушалась бесперебойная работа промышленных предприятий других регионов станы, и это вело к подрыву военной экономики и всей мощи вермахта. В одной из своих директив Гитлер писал, что «…поскольку эта слабость известна Англии и Франции также хорошо, как и нам, англо-французское руководство, если оно захочет уничтожить Германию, попытается любой ценой добиться этой цели». [127]
Стратегические основы предстоящей военной кампании против Франции и Англии были изложены Гитлером 9 октября 1939 года в его «Памятной записке и руководящих указаниях о ведении войны на Западе». Цель этой кампании заключалась в «окончательном военном сокрушении Запада, то есть, в уничтожении сил и способностей западных держав воспрепятствовать еще раз государственной консолидации и дальнейшему развитию немецкого народа в Европе». [128]
Париж и Лондон в течение восьми месяцев ведения «странной» войны ничего не предпринимали, чтобы обезвредить Италию, чего можно было достичь, предложив ей выбор между угрозой вторжения на ее территорию с одновременной блокадой с моря и рядом уступок за ее нейтралитет. Перед Первой мировой войной такая угроза со стороны Франции и Англии заставила итальянское правительство придерживаться нейтралитета и заявить германскому послу, «что война, начатая Австро-Венгрией… носит агрессивный характер, который не соответствует оборонительному характеру Тройственного союза, и Италия не может участвовать в этой войне» [129]. Надо сказать, что влиятельные круги во Франции и Англии «усматривали врага скорее в Сталине, чем в Гитлере. Они были больше озабочены тем, как нанести удар России». [130]
Значительно ухудшилось по сравнению с Первой мировой войной общее политическое и стратегическое положение Англии и Франции на Европейском континенте. Не было русского Восточного фронта, который во время Первой мировой войны отвлекал значительную часть армий противника. Своей политикой попустительства агрессору и сговора с ним, Англия и Франция избавили Германию от опасности одновременной войны на два фронта и тем облегчили гитлеровцам осуществление их агрессивных замыслов. Система французских союзов в Европе также оказалась разрушенной; преданные Англией и Францией Чехословакия и Польша утратили свою независимость и попали под иго фашистских захватчиков. Румыния фактически впряглась в колесницу фашистской «оси». Югославия и Греция были слишком слабы, чтобы оказать какую-либо помощь Франции и Англии. Они старались изо всех сил сохранить своей нейтралитет и больше всего опасались дать Германии или Италии повод для нападения на них. Во французском тылу находилась враждебная франкистская Испания, и никто не мог заранее предсказать, как поведет себя испанский диктатор Франко. Правительства Бельгии и Голландии хотя и давали публичные заявления, что они не возражают против вступления в военный союз с Францией и Англией, тем не менее, опасались официально это подтвердить обоюдными соглашениями. Во-первых, события предвоенных лет убедили их в том, что Англия и Франция склонны к сговору с фашистскими державами, что их обещания помощи малым странам остаются лишь на бумаге, а когда дело доходит до выполнения этих обещаний, то гарантированные государства оказываются наедине с хорошо вооруженными и во много раз превосходящим их по силам фашистскими агрессорами. Судьбы Эфиопии, Австрии, Чехословакии и Польши были достаточно наглядными для них примерами. Во-вторых, они опасались, что даже если они войдут в соответствующие секретные соглашения с Францией и Англией, то это немедленно станет известно Германии и явится поводом для нападения на них. Таким образом, Англия и Франция перед нападением фашистской Германии в значительной степени находились в состоянии политической изоляции на Европейском континенте.
К началу боевых действий, то есть к 10 мая 1940 года, французская армия в своем составе имела примерно 115 дивизий, объединенных в 35 армейских корпусов. Таким образом, количество дивизий, отмобилизованных к началу войны, почти в четыре раза превышало количество дивизий мирного времени. Из этих 115 дивизий только 67 составляли полевую армию, 21 дивизия были использованы для обеспечения театров второстепенного значения, таких, как Северная Африка, Сирия и Ливия, а еще 27 дивизий составляли резерв французского командования, главнокомандующего французской армии, которыми никто не руководил из-за измены Франции ее главнокомандующего генерала Гамелена. [131]
Армия Германии за зиму 1939/40 г. выросла с 103 дивизий до 156, и большая часть этих дивизий была сосредоточена в западных землях Третьего рейха. Количество танковых дивизий было увеличено до 10 и моторизованных — до 7. В целом немецко-фашистским войскам, состоявших из 135 дивизий и одной бригады противостояли силы союзников в количестве 142 дивизий, в том числе 99 французских, 10 английских, 22 бельгийских, 10 голландских и одной польской. [132]
Основные силы Франции и Англии были направлены на северо-восток Франции, где располагалась первая группа армий под командованием генерала Бийота в составе четырех французских армий и английского экспедиционного корпуса. Эти войска занимали фронт от Ла-Манша до Лонгви, и в случае германского наступления через Бельгию они, как и в Первую мировую войну, должны были немедленно вступить в эту страну на линию Антверпен — Намюр и во взаимодействии с бельгийской и голландской армиями в оборонительных сражениях разгромить вторгшиеся немецкие войска. Составив ложное представление о планах немцев, союзное командование не только не препятствовало, но, наоборот, содействовало своим организационными мероприятиями осуществлению замыслу германской армии, наносившей главный удар через Арденны.
На фронте от Лонгви до Селеста (Эльзас) находилась группа армий под командованием генерала Претала в составе трех французских армий, а южнее оборону до швейцарской границы держала еще одна группа армий под командованием генерала Бессона, в состав которой входило две французские армии. Оценивая прошлые события и весь ход боев, можно сделать вывод, что германское командование владело информацией о стратегическом плане обороны Франции и сполна учло все его просчеты и ошибки. Имитируя удар в направлении Бельгии, ударные дивизии вермахта в это же время форсированным маршем прошли через территорию Люксембурга, осуществив глубокий прорыв через Арденны и Северную Францию, и к 12 мая вышли к р. Маас. В течение трех дней они взломали оборону французов на фронте протяженностью 100 км, куда стремительно хлынули немецкие танковые и моторизованные дивизии, имеющие задачу выйти к побережью Ла-Манш.
Потрясенные силой танковых ударов и подавляющим господством в воздухе немецкой авиации, французские армии начали отступать к Парижу и на запад к морю. Главная группировка французских и английских войск была втянута в Бельгию, где они вскоре оказались отрезанными от других армий. Но катастрофы армии можно было избежать, если бы она не поразила сначала умы и волю правительства Франции и ее высший командный состав, откуда действующая армия в течение первых десяти дней не получила ни одного приказа или распоряжения. Главнокомандующий союзными войсками генерал Гамелен, выполняя волю профашистских кругов в правительстве и влиятельных кругах Франции, самоустранился от руководства вооруженными силами, а премьер-министр Рейно рано утром 15 мая связался по телефону с Черчиллем, возглавившем 11 мая новый кабинет Великобритании, и взволнованным голосом заявил: «Нас разбили, мы проиграли сражение» [133]. По словам Черчилля, Рейно говорил так, как будто вся война уже проиграна, и сражаться дальше нет никакого смысла.