с ним сочинения Ломоносова; с гувернером Жоли он прочел «Илиаду» и «Энеиду», а также несколько французских сочинений в подлиннике. Впоследствии С.Р. Воронцов намеревался поручить Назаревскому чтение с сыном церковных книг, считая, что в них заключаются основы русского языка. Он радовался тому, с какой легкостью давалось обучение сыну, его любви к чтению и что усиленные занятия не сказывались отрицательно на здоровье юноши, который к тому же ежедневно занимался верховой ездой и постоянно совершал прогулки на свежем воздухе. Еще через год С.Р. Воронцов писал о своем одиннадцатилетнем сыне, что хотя Михаил вынужден общаться с окружающими в основном по-английски или по-французски, говорит он по-русски без акцента. И это особенно радовало отца. Столь пристальное внимание посла к изучению сыном русского языка было связано с тем, что он готовил его к служению Отечеству. Он понимал, что лишь в процессе изучения русского языка и русской литературы Михаил узнавал историю, культуру России, становился русским человеком не только по происхождению, но и прежде всего по духу.
В 1795 году накануне дня рождения Семена Романовича Воронцова австрийский посланник граф Старемберг и его жена подготовили ему сюрприз. Втайне от него они отрепетировали небольшой спектакль, в котором участвовали дети графа Старемберга, а также Михаил и Екатерина Воронцовы. Но свои главные дары дети приподнесли отцу в день его рождения: Катенька сделала перевод с французского языка на русский трагедии с библейским сюжетом «Смерть Адама», а тринадцатилетний Михаил – переводы (также с французского языка) нескольких трактатов Цицерона «нравственно-философского содержания».
Среди ранних воспоминаний М.С. Воронцова была сцена свидания отца с графом Д’Артуа, будущим королем Франции Карлом X. В полурастворенную дверь дети слышали, как отец в горячности сказал ему: «Когда в жилах течет кровь Генриха IV, то нечего попрошайничать, а надо возвращать себе права со шпагою в руке».
Целый ряд фактов и обстоятельств свидетельствовал, что С.Р. Воронцов не был согласен с правительством Российской империи по целому ряду вопросов внутренней и внешней политики, и в последние годы правления Екатерины Великой ее отношение к нему заметно охладело. «В России есть много генерал-губернаторских мест, как, например, вакантное в Москве, где он мог быть полезен военной и гражданской службе; однако не к оным влечет его наклонность, а только быть в местах вне государства», – говорила она о С.Р. Воронцове [6].
Семен Романович считал себя незаслуженно оскорбленным таким небрежительным отношением императрицы. Единственным утешением были успехи детей, мысли о воспитании которых не покидали его даже в самые непростые для него дни. В автобиографии он напишет, что, устав от гонений, хотел оставить службу, но не находил возможности покинуть Англию, так как это могло нанести вред образованию сына. С.Р. Воронцов желал поселиться в окрестностях Бата, где можно было бы найти учителя математики для окончания освоения сыном этой науки, «столь необходимой везде, которую он изучает с охотою и которая нигде на свете так не процветает, как в Англии». Далее он продолжает: «Любовь моя к сыну превозмогла мое отвращение к службе, столь несчастливой, столь несчастной для меня. И я решил пожертвовать собой, остаться на моем месте еще четыре года с целью окончить воспитание и научные занятия моего сына, служащего мне единственным утешением» [7].
Будучи четырех лет от роду прапорщиком Преображенского полка, М.С. Воронцов 8 сентября 1798 года пожалован из прапорщиков в камергеры ко двору вступившего на престол в 1796 году после смерти Екатерины II императора Павла Петровича. По всей вероятности, успехи С.Р. Воронцова в воспитании своих детей дошли до Санкт-Петербурга. В одном из писем граф Ф.В. Ростопчин писал ему: «…не знаю, дошло ли до вас, что на вас имеют виды относительно воспитания великого князя Николая Павловича, и вот еще трудное служение, ожидающее вас через 4 года или через 5 лет?» [8]. В том же 1798 году, по совету Ростопчина, лейб-медик Роджерсон, старый друг графа С.Р. Воронцова, пишет ему письмо, в котором советует не пускать своего юного сына на службу в Россию, хотя бы под предлогом слабого здоровья молодого человека. При посредстве князя A.A. Безбородко совет сей удалось реализовать, и шестнадцатилетний М.С. Воронцов был отчислен из гвардии и назначен в камергеры, минуя звание камер-юнкера, с разрешением жить при отце для служения в посольской канцелярии. На следующий год Семен Романович получает предложение от императора занять пост российского канцлера. Но, отказавшись перед тем от назначения вице-канцлером, он не принимает и это предложение. 27 апреля 1800 года С.Р. Воронцов просит об отставке.
За несколько месяцев до выхода в отставку граф Семен Романович Воронцов спрашивал разрешения на приезд в Россию для посещения дяди, графа А.Р. Воронцова, и личного представления государю. Но предусмотрительный Ф.В. Ростопчин не доложил об этом письме, дабы оно не послужило поводом потребовать Михаила Воронцова на действительную камергерскую службу. 22 июня 1800 года Воронцовы получают от него известие, что император, будучи сердит на весь камергерский корпус, назначил некоторых в судебные учреждения внутри России, а тринадцать человек отставил от службы, в их числе оказался и М.С. Воронцов. «Надеюсь, – пишет Ф.В. Ростопчин, – что вы примете как факт, обеспечивающий пребывание сына при вас, и что ничуть не потревожитесь за его будущность: в 16 лет люди только начинают жить, а обстоятельства так часто меняются, что молодому человеку предстоит еще много времени для службы и возможности быть полезным». Граф Ф.В. Ростопчин оказался прав: вся жизнь Михаила Семеновича будет отдана служению России на военном и государственном поприще.
Портрет А.Р. Воронцова. Копия с оригинала Д.Г. Левицкого
К этому времени С.Р. Воронцов завершает основной курс домашнего обучения сына, последовательность которого была примерно следующей: в десять лет Михаил переводил с английского на русский, читал по-французски (из русских авторов предпочтение отдавал произведениям Ломоносова); в это же время добавилось изучение немецкого языка; через год начались занятия греческим, латынью. Учеба сопровождалась ежедневными прогулками на свежем воздухе и верховой ездой. М.С. Воронцов любил играть в шахматы и ходить в море на яхте. Уже тогда молодой человек свободно говорил по-французски и по-английски. Осваивая в совершенстве русский язык, он в тринадцать лет перевел несколько трактатов Цицерона; участвовал в спектаклях, подготовленных австрийским посланником; к пятнадцати годам закончил курс математических наук.
В. Даниэль. Лондон. Вид на собор Святого Павла
В то же время С.Р. Воронцов, признавая высокий уровень подготовки английских преподавателей и ценя саму систему английского образования, не отправил сына обучаться ни в одну из частных