Джек наклонил голову и быстро чмокнул ее в лоб – легко, едва коснувшись. Через минуту он уже отвернулся и сел, стоически рассматривая ровный ряд карандашей и бормоча себе под нос что-то неразборчивое.
Лайза не сомневалась, что Харрис еще и посмеивается про себя над ее замешательством, а вот ей самой оно совсем не нравилось. Девушка обреченно вздохнула, скинула свитер и, словно на Голгофу, прошла в другой конец студии. Там она приняла позу, показанную ей Харрисом, ругая себя последними словами за трусость, а его – за ехидный смешок, сопровождавший, как ей показалось, каждое ее движение.
А потом воцарилось молчание, очень странное – казалось, оно громом разносилось по всей комнате. Стук ее сердца, словно морской прибой, отдавался в ушах Лайзы. Она сидела в предложенной позе и ждала.
Ожидание затягивалось. Молчание становилось все более напряженным, и Лайзе стало казаться, что она слышит дыхание Харриса. Ни шуршания карандашей по бумаге, ни одного движения стоявшего сзади мужчины – только легкие вдохи, иногда прерывавшиеся, как показалось девушке. Наконец издерганные нервы Лайзы не выдержали.
– Что вы делаете? – прошептала она, но в напряженной тишине этот шепот прозвучал неестественно громко.
– Жду, когда вы расслабитесь, – отозвался спокойный, невозмутимый голос. – Нет смысла делать этюды, когда вы так скованны. У меня не получится то, чего я хочу.
Харрис замолчал, а Лайза не нашлась что ответить. Снова воцарилось гулкое молчание. Она чувствовала, что при упоминании о скованности напряглась еще больше.
Лайза обвела глазами диван, разглядывая знакомую фактуру обивки, скользнула взглядом по журнальному столику, по стоявшей на нем лампе, отметила пятно – результат ее небрежности во время недавней уборки, и хуже того – паутину в углу комнаты.
Вздох. Затем еще один, тяжелый.
– Вы, конечно, не курите.
– Конечно нет, – отозвалась Лайза. И, в свою очередь вздохнув, продолжила: – Должна признаться, сегодня мне впервые захотелось закурить. Вы думаете, это поможет мне справиться с собой?
– Это могло бы помочь вам расслабиться.
– Да незачем мне расслабляться, – запротестовала Лайза, зная, что это ложь. Девушка сама уже чувствовала, как одеревенели ее плечи, спина, рука, на которую она опиралась. – Мне всего лишь нужно, чтобы вы занялись наконец своими набросками.
– Закройте глаза, – скомандовал Харрис, и Лайза повиновалась, но тут же снова в панике открыла их, почувствовав, как он уселся позади нее и обхватил руками ее плечи. Большие пальцы скульптора сомкнулись у верхнего позвонка, и он произнес: – А теперь снова закройте глаза и доверьтесь мне. Я не сделаю вам больно. Сидите тихонько. Я лишь хочу немного ослабить ваше напряжение.
Удивленный вскрик Лайзы утонул в этих словах. Сильные, чуткие пальцы уже разминали затекшие мышцы у основания шеи девушки движениями совершенно нейтральными и одновременно очень интимными.
«Доверьтесь мне» – эти слова снова и снова отдавались в мозгу Лайзы, и девушка полностью отдалась во власть магии массажа. Она позволила себе слегка наклониться вперед и расслабиться.
Массаж не был ни мягким, ни грубым, зато, бесспорно, умелым. Харрис разминал мышцы с уверенностью профессионала, знающего, что делает. Он еле слышно шептал теперь ей в ухо – иногда слова можно было различить, а иногда они звучали совсем неразборчиво.
Впрочем, то, что он говорил, не имело значения: это был просто набор повторяющихся слов и звуков – так успокаивают испугавшегося ребенка. Или слабонервную женщину, подумала Лайза и пробурчала:
– Я ведь вам не пугливое дитя.
– Знаю, – отозвался Харрис, продолжая массировать ее напряженные мышцы. Теперь его руки свободно скользили вдоль спины Лайзы от талии к плечам, очерчивая их линии, выбивая дробь на позвонках. Однако теперь все проделывалось в молчании, и это молчание неожиданно совершенно изменило атмосферу в комнате.
Это уже был не просто массаж. Теперь пальцы мужчины скользили по телу девушки, запоминая его, изучая фактуру кожи, строение уже расслабленных мышц, очертания фигуры, впадинку внизу спины, изгиб ребер.
Когда Лайза снимала свитер, лента в волосах ослабла, и теперь она ощутила, как пальцы мужчины довершили начатое: он одним движением распустил ей волосы и расправил их на плечах и спине. Лайза скорее догадалась, чем почувствовала, как он поднес одну прядку к ноздрям под предлогом того, что расправляет ее гриву.
Почувствовала? Да нет, ей, наверное, показалось. И тут его голос прошептал еле слышно:
– Прекрасно.
– Что именно?
Лайза задала этот вопрос спокойно. Впрочем, она и прежде не боялась его по-настоящему, ее лишь смущала ситуация, необычная обстановка. Но сейчас… Его прикосновения вселяли в нее уверенность, умиротворяли. Все, как он и хотел.
– Ты… твои волосы… твоя кожа. Теперь Лайза уже реально ощутила горячие губы Харриса на своих волосах, его слова лаской коснулись ее слуха, а затем губы Джека скользнули по ее коже, расслабленной умелыми пальцами.
Лайза вздохнула и машинально откинулась так, чтобы спиной чувствовать его грудь, чтобы быть поближе к нему. Ибо прикосновение Джека было уже другим – сейчас оно казалось чувственным, он гладил не натурщицу, а женщину.
Кончиком языка Харрис дотронулся до мочки уха Лайзы, затем провел им огненную черту до основания шеи. Его палец в это время скользил по ее спине, затем остановился на чувствительной точке у ее основания, вызвав у Лайзы бурю желания.
Она вздохнула: на ее вздох эхом отозвались губы мужчины, теперь ласкавшие ее шею. Жаркое дыхание шевелило волосы Лайзы, всколыхнув в ней такие ощущения, что, казалось, она сейчас растает. Сильные руки сомкнулись на ее талии, разворачивая девушку. И Лайза была готова ответить на его ласки. Трепетные пальцы сгибались, гладили, ласкали…
Неожиданно те же самые руки оттолкнули ее, да так резко, что зубы ее щелкнули.
– Так никаких этюдов не получится, мисс Нортон.
Голос Харриса прозвучал хрипло, угрожающе, срываясь от раздражения. Лайза не успела ничего сказать, как он уже встал и отошел в угол комнаты, оставив ее лежать головой на коленях, уже не напряженную, а дрожащую от возбуждения.
Он стал ворчливо приказывать девушке немного поднять правую руку, слегка повернуть голову вправо, передвинуться в другую сторону.
Шуршание карандашей, быстро порхавших по бумаге, тихим шорохом разносилось по комнате, а Лайзу продолжали пронизывать ощущения от прикосновения пальцев скульптора, приводя ее в полное смятение, в то время как она механически выполняла его указания.
Наконец с громким и удовлетворенным смешком Харрис кинул карандаш и этюдник и решительно направился к двери, даже не удостоив Лайзу взглядом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});