Принятые в Париже в январе 1920 года решения о признании де-факто Азербайджана и оказании ему помощи означали как раз не рост интереса к нему со стороны союзников и тем более не крупный успех азербайджанской дипломатии, имевшей к этому весьма далекое отношение. Скорее они свидетельствовали об обратном – об окончательном отказе от военного присутствия в регионе, признании нецелесообразным вступать в столкновение с большевиками из-за Кавказа. Отказав в военной помощи, союзники фактически сдали Закавказье Советской России, которая не преминула этим воспользоваться, менее чем за два года восстановив полный контроль над регионом.
Таким образом, политическое признание Азербайджана в Париже нельзя оценивать «как результат успешной дипломатической деятельности азербайджанских делегатов, возглавляемых А. Топчибашевым», как пишут местные авторы, а скорее как результат серьезного изменения кавказской политики союзников, направленной на поиск или создание новых, пусть временных, преград на пути большевиков. Просто поворот оказался благоприятным для закавказских республик, не предполагавших скорого конца. Тем более что в отношении Азербайджана было принято только половинчатое решение, не сделавшее его субъектом международного права, что не позволяет говорить об огромном, прорывном успехе. Скорее это событие, на которое уходили все усилия, как человеческие, так и крупные финансовые, можно занести в актив делегации, но не как ее главную заслугу.
Кроме того, в актив делегации следует занести налаживание связей с индийскими мусульманами и нормализацию дипломатических контактов с Ираном. Топчибашев в конце 1919 года с восторгом писал, что «как и остальные персидские представители, Фируз Мирза (министр иностранных дел Ирана. – Примеч. авт.) подчеркивал необходимость существования независимого Азербайджана на Кавказе и категорически подтвердил заявление членов персидской делегации о том, что Иран не имеет никаких посягательств на какую бы то ни было часть Кавказского Азербайджана, которому они, персы, готовы помочь всячески во имя общих интересов.».
У делегации, судя по письмам Топчибашева, постоянно возникали проблемы материально-организационного характера, чувствовалась нехватка денежных средств для реализации всех проектов и задумок делегации (особенно в рамках пиар-направления), частенько отсутствовала регулярная связь с Баку, откуда приходили небрежно оформленные документы, не позволявшие публиковать их в таком неприглядном виде в европейской прессе, да и просто демонстрировать представителям других дипмиссий. В нескольких посланиях из Франции Топчибашев повторяет, что «к сожалению, мы совершенно не осведомлены о положении дел в Азербайджане». Все это позволяет говорить о крайней неразберихе в деятельности азербайджанского МИДа и слабой, еще незрелой организации всей внешнеполитической линии молодой республики. Надо признать, что МИД, в отличие от военного министерства, где находился целый ряд кадровых военных старой школы, не мог похвастаться наличием в своих рядах профессиональных дипломатов, имевших опыт работы в различных странах Европы и тесного сотрудничества с зарубежными коллегами. Бесспорно, что это не могло не сказаться на результатах активной, но часто не выверенной и даже самостоятельной деятельности дипработников Азербайджана.
ОТНОШЕНИЯ С СОВЕТСКОЙ РОССИЕЙ. Помимо проблемы международного признания республики перед ней стоял вопрос установления дипломатических и экономических отношений с бывшей метрополией, являвшейся одним из основных игроков в регионе, главным потребителем и одновременно традиционным поставщиком Закавказья. Сложность решения заключалась в диаметрально противоположных позициях сторон, которых в этом вопросе было явно не две, а как минимум три. Имеется в виду шедшая в России ожесточенная борьба за власть между Советской Россией и Белым движением. Априори азербайджанские лидеры не могли симпатизировать лидерам Белого движения, выступавшим за воссоздание «единой и неделимой России» и не признававшим новые государственные образования на территории бывшей империи.
Действительно, отношения с Добровольческой армией, соприкасавшейся с границами Азербайджанской Демократической Республики, были далеки от идеала, скорее гораздо ближе к открытой конфронтации, однако помощь союзников и ухудшение ситуации на фронте заставила руководство Добровольческой армии, в частности Деникина, согласиться на временное перемирие и признание де-факто независимого Азербайджана, дабы иметь безопасный тыл. Это было прямо сказано на единственной личной встрече Деникина с дипломатическим представителем Азербайджана на Кубани Дж. Рустамбековым, организованной британской военной миссией в Екатеринодаре. «Можете заверить свое правительство, что у меня никаких агрессивных намерений против Азербайджана нет и не может быть. Меня интересует всецело вопрос борьбы с большевиками», – заявил главнокомандующий Вооруженными силами юга России.
Правительство Азербайджана под британским давлением вынуждено было пойти на переговоры с Деникиным и подписать 11 сентября 1919 года акт предварительного соглашения с ним. По нему предусматривалось открытие регулярного почтового, телеграфного и радиосообщения между Ростовом и Баку вместе с восстановлением железнодорожного и водного сообщений. Добровольческая армия обязывалась вывести свои войска из Дагестана, который превращался в нейтральную зону, а азербайджанское правительство начинало подготовку торгового и финансового соглашений с Вооруженными силами юга России, заинтересованными в материальной помощи из Баку.
Тем не менее угроза вторжения Добровольческой армии существовала на всем протяжении 1919 года. Ликвидация Горской республики, являвшейся основным буфером между пылающей Россией и мирным Азербайджаном, передача судов Каспийской военной флотилии Деникину и регулярная материально-техническая помощь приближавшейся Добровольческой армии не могли не настораживать лидеров Азербайджана и не добавляли симпатий в отношении Белого движения.
Изменение ситуации произошло в конце 1919 – начале 1920 года, когда Красная армия нанесла ряд серьезных поражений Деникину, что заставило пересмотреть нейтральную позицию Азербайджана. В начале 1920 года в военных кругах республики разрабатывался план совместного удара по Деникину вместе с отрядами Нури-паши и большевиками [8] , однако руководство страны, реально оценив свои силы, решило не рисковать, тем более что аскеры срочно понадобились в разгоравшемся вооруженном конфликте с Арменией.
Аналогичное отношение складывалось и к Советской России, столкновение с которой еще при рождении республики чуть не стоило ей существования. Напомним, что Бакинский Совнарком прямо позиционировался как представительство советской центральной власти, которое проводило в жизнь «все декреты и распоряжения рабоче-крестьянского правительства России – Верховного Совета Народных Комиссаров». Ликвидация Бакинского Совнаркома и захват Баку в сентябре 1918 года не могли добавить теплоты во взаимоотношениях между новыми властями – советской и азербайджанской.
Советская Россия продолжала считать этот регион неотъемлемой частью России, что в этом вопросе сближало с ее принципиальным противником – лидерами Белого движения. Однако в отличие от Деникина большевики смогли проявить некую политическую гибкость, что и позволило им одержать убедительную стратегическую победу – к 1921 году все Закавказье оказалось под жестким контролем Москвы и вскоре вошло в состав единого союзного государства.
Советская дипломатия стояла на позиции непризнания закавказских республик, однако в начале 1920 года в связи с изменением ситуации на фронтах она решила использовать сходное отношение азербайджанского руководства к Добровольческой армии, предложив ей и Грузии совместно с Красной армией добить общего врага. Первым приглашением к диалогу стала радиограмма главы внешнеполитического ведомства Советской России Чичерина от 2 января 1920 года [9] . «Правительство РСФСР обращается к Азербайджану с предложением вступить в немедленные переговоры с Советским правительством о заключении военного соглашения между обоими военными командованиями, имеющего целью ускорить и добить белогвардейские армии юга России» [10] , – писал Чичерин.
Аналогичное послание было направлено и в грузинский МИД. Как справедливо отмечает Р.С. Мустафа-заде, «важным и неожиданным результатом данного обращения стало то, что занятая НКИД позиция привела к крайне выгодному для АДР политическому эффекту. Ужесточение военного и дипломатического давления Советской России на АДР, связанная с ним угроза оккупации Азербайджана и выхода Красной армии к передовым рубежам зоны европейских интересов (Ближний и Средний Восток) – все это стало последним аргументом, склонившим заседавших в Париже западных лидеров и дипломатов к признанию Азербайджана. 11 января Верховный Совет Антанты признал АДР де-факто» [11] .