Люси перелистнула страницу.
Что там за вирши читал Стивенхоуп?
«Сочные вишни на мраморной коже…Жемчужные зубы стыдливо впились…»
– Ты в порядке, Люсинда?
Люси вздрогнула и закрыла страницу ладонью.
– Да, конечно.
– Что это? Дневник? Как интересно. – Присмотревшись повнимательнее, Клара вдруг воскликнула: – Люси, это поэзия? Так ты поэтесса? И молчишь… Что за дела, сестричка?
Люси обнаружила, что не успела полностью закрыть страницу. Что же ответить? Как объяснить, зачем она записала этот бред?
Это ужасно, но деваться некуда: уж лучше признаться в склонности к сочинению стихов, чем в том, что это действительно дневник.
– Ну признаю. Только я очень плохая поэтесса. Прошу тебя, не требуй, чтобы я читала свои сочинения.
Собственные слова показались Люси полнейшей чушью, но Клара, к ее удивлению, восприняла их вполне серьезно.
– Конечно, не буду! Мы с мамой знаем, как капризна муза.
– Вот как?
– Себастьян Росситер, – напомнила ей Клара.
– Ах да… – произнесла Люси, хотя ничего не поняла.
– Он жил недалеко от нас в Суррее, в основном тихо, со своей обожаемой семьей, но время от времени появлялся на светских мероприятиях и удостаивал присутствующих чести послушать его стихи. Его часто приглашали, но он говорил, что муза нуждается в тишине и покое.
Люси мысленно поискала в этой истории ловушку, но так и не нашла.
А Клара тем временем попятилась и прошептала:
– Оставляю тебя в тишине и покое, сестричка…
Спустя мгновение Люси услышала, как та бежит по коридору и кричит:
– Мама! Мама! Люсинда поэтесса!
Люси уронила голову на руки и расхохоталась, да так, что потекли слезы.
Наконец приступ смеха прошел, девушка вытерла глаза и задумалась. Если она поэтесса, будет ли ей дозволено проводить время в одиночестве? Избежит ли вторжения тех, кто вбил себе в голову дикую идею, будто она на пороге смерти?
Люси открыла записную книжку и тут сообразила, что с первого взгляда понятно: это проза, – а надо, чтобы были стихи: мало ли кто может неожиданно войти и увидеть.
Может, записывать свои наблюдения и мысли как стихи? Ну, более короткими строчками?
Для пробы Люси переписала то, чтобы уже было записано, в новом виде:
Здесь есть гостевая спальня,Так что это несправедливо.Не представляю, что порочного в том,Чтобы спать в одиночестве.Но если все же порочное в этом есть,То кузен Джереми уже давно под его влиянием.
Получается!
Кузен Джереми так же своеобразен,Как тетя Мэри и Клара, но реже бывает дома.Он наряжается в полосатый жилетИ чудовищный галстук и делает глупости.Тетя Мэри обожает скандалы —Наверное потому, что они позволяют ейЧерез неодобрение показывать свое превосходство.Лорд Кардус оказался не таким, каким должен бы быть.Как много узнаешь,Когда живешь с людьми под одной крышей.
А что, если попытаться свои мысли зарифмовать?
Надеюсь, удалось найтиУловку, чтобы хоть час спокойно провести.
Получилось коряво, но Люси понимала: оттачивать свои сочинения надобности нет – главное, что метод работает.
С помощью перочинного ножичка Люси аккуратно отрезала первую страничку, сложила и спрятала в стол. Все ее записи теперь будут выглядеть как стихи.
– Спасибо тебе, Себастьян Росситер. Надеюсь, сейчас ты с ангелами.
Раздался осторожный стук в дверь, и вошла Клара.
– Извини, что прерываю, но нам пора готовиться к утренним визитам.
Люси вполне доброжелательно улыбнулась ей.
– Да, конечно, к тому же муза уже покинула меня.
Она заперла дневник в стол, а ключ положила в карман. Надо будет потом найти надежный тайник: хоть родственники и преклоняются перед поэтами, наверняка – тут она готова поставить на кон все свои деньги – не устоят против искушения хоть одним глазком взглянуть на ее сочинения.
* * *В тот вечер Люси удалось урвать еще один коротенький миг уединения.
Все готовились к баллу у Чаррингтонов, и прибыл парикмахер. Волосы Люси особого внимания не потребовали, так что мастер просто собрал их в высокий узел и закрепил греческой диадемой. Справиться с волосами Клары было гораздо сложнее: их пришлось смазать помадой, прежде чем укладывать щипцами. Пока парикмахер в комнате тети Мэри занимался дамами, Люси улучила минутку, чтобы записать пикантные новости и собственные наблюдения в свой дневник.
Чтобы исполнить свои светские обязательства,Тетя Мэри обычно устраивает раут.В этом году придется для Клары устраивать бал,Так что зал для приемов уже зарезервирован.Не в «Олмаке», хотя там тоже можно арендовать залНа любой день, кроме священных сред.Интересно, допустят ли меня на какую-нибудь из сред,Если я все время буду изображать из себя Глупышку Люсинду?Наверное, нет, я же простолюдинка —Слышала, как меня так называли,Несмотря на происхождение моей мамыИ покровительство тетки.«Простолюдинка» – когда здесь произносят это слово,Оно напоминает плевок.
Люси почувствовала, что писать не хочется, и поняла, что сердится. Нет, она не доставит им такого удовольствия! Девушка подправила карандаш, убрала дневник в стол и предалась более приятным размышлениям.
Она отправляется на великосветский бал, который устраивает не кто-нибудь, а настоящая графиня, та самая, что когда-то вдохновила поэта. Скоро ей предстоит увидеть олицетворение баснословного богатства и безграничной расточительности, а также сказочные драгоценности.
Для своего светского дебюта Люси выбрала платье из переливчатого шелка, которое расшили золотистым бисером и украсили бахромой. Кроме того, портниха перешила плечи, и теперь они стали более широкими, как того требовала мода.
У Люси были великолепные драгоценности тонкой работы, унаследованные от матери: та редко их надевала, так как родители старались не кичиться своим богатством. Девушка вполне обоснованно предполагала, что сегодня все будут пристально разглядывать ее в поисках признаков вульгарности, поэтому выбрала золотую парюру с топазами и мелкими бриллиантами, недорогую, но очень изящную, которая будет выгодно смотреться в свете свечей. Греческую диадему, что украшала ее прическу, очень любила мама. Люси прикоснулась к широкому металлическому обручу – на счастье и убедиться, что он на месте.
В комнату ворвалась Клара и, оглядев сестру с ног до головы, воскликнула:
– Выглядишь потрясающе!
– Спасибо! Ты тоже чудо как хороша, – сказала Люси и не покривила душой.
Волосы Клары были забраны в плотный узел, что очень ей шло. В темно-зеленом платье из тончайшего газа на шелковом чехле, с жемчугом в ушах и на шее, она просто светилась от возбуждения.