Читать интересную книгу Подручный смерти - Гордон Хафтон

А соотношение историй, написанных живыми, и тех, что вышли из-под пера не-мертвых, составляет примерно 10 000 000:1. Однако у этой повести есть неоспоримое преимущество перед соперницами.

Она правдива.

Самый невезучий человек на свете

Он был ходячим несчастным случаем.

Он запнулся на пороге и ввалился на кухню. Потеряв равновесие под тяжестью покупок, едва избежал столкновения с выдвинутым ящиком буфета, но ему удалось взмахнуть пакетами и шлепнуть их на кухонный стол. Бормоча себе под нос, он оторвал от рулона бумажное полотенце и протер очки. Когда он водружал их на нос, дужка выскользнула, и очки упали, при этом разбилась левая линза.

– Едрена в жопу матерь.

Не сдаваясь, он вытащил из шкафа под раковиной сковородку, плеснул в нее масла и включил газ, который стал выходить, пока он искал спички. Я слышал легкое шипение и сладковатый запах. Он перерыл три ящика, залез в комод, заглянул под газету, почесал подбородок, проверил карманы пиджака. А газ все выходил. Он осмотрел хлебницу, прошелся взглядом по полкам, пошарил за посудомоечной машиной, надул щеки, залез в цветочный горшок. А газ все выходил. Он обследовал полку с цветами, изучил сушку, прохлопал карманы брюк, постучал по зубам, заглянул в микроволновку. А газ все выходил.

Он выключил конфорку.

Внезапное воспоминание озарило его лицо. Он потянулся к ближнему пакету и вытащил коробок «Суон Веста». Чиркнул спичкой, поднес к конфорке, снова включил газ – и тот полыхнул кольцом холодного голубого пламени. Масло стало нагреваться. Он достал из другой сумки длинную связку сосисок, положил ее на стол, подхватил первый пакет и понес к холодильнику.

На подступе к агрегату он зацепил пакет за открытый ящик. Пытаясь его высвободить, прорвал дыру и в сердцах дернул сильнее. Ручка оторвалась.

Содержимое пакета вывалилось на пол.

Яйца разбились, копченая грудинка выпачкалась в пыли, молоко разлилось. Банка с медом разбилась, мед растекся.

– Господи Иисусе…

Он нагнулся, чтобы прибраться, и стукнулся лбом об открытый ящик буфета.

– Дьявол раздери.

Он отступил и поскользнулся в лужице из молока и меда. В попытке смягчить падение он напоролся ладонью на разбитое стекло. А вторая рука приземлилась на единственное целое яйцо.

– Япона мать, да что ж это!

Он выбежал из кухни, дуя на руку. Весь его костюм пропитался молоком. Я слышал, как он взбегал по лестнице.

За это время он ни разу не посмотрел в нашу сторону.

– Пошел за бинтами, – пояснил Смерть. – И до его прихода нам надо подогреть масло.

– А это разве не вмешательство?

– Естественно, это вмешательство. «Мы обязаны вмешиваться».

– Неужели вам это не претит?

– У меня нет выхода.

Он пожал плечами и повернул вентиль до упора. Масло задымилось.

Через пять минут наш клиент с перебинтованной кистью спустился по лестнице. Он переоделся в черные тренировочные штаны, черную трикотажную фуфайку и черные теннисные туфли. Шнурки не завязал.

Только он переступил порог, дым, клубящийся над сковородкой, задействовал пожарную сигнализацию.

Громкие проклятия заглушил резкий прерывистый писк.

Он выбежал в прихожую, тут же вернулся с табуретом в руках и установил его под датчиком сигнализации. Выключил горелку, залез на табурет, чертыхнулся, слез на пол, выхватил из открытого ящика отвертку и опять вскарабкался на табурет. Отклонившись, он отвинтил болты на блоке сигнализации, подхватил его корпус и медленно извлек батарейку.

Писк прекратился. Он облегченно вздохнул и начал поворачиваться.

Стоял он на шнурках.

Он потерял равновесие, свалился спиной на плиту, задел затылком ручку сковородки, основательно приземлился на задницу и крепко пустил газы. Потревоженная столкновением сковорода опрокинулась и залила дымящимся маслом лысину клиента.

Он с воплем вскочил и помчался к двери. Шнурки болтались – но, самое удивительное, он так и не споткнулся.

– Давай за ним, – повелел Смерть. – Если что – действуй. Только осторожно.

Мне было жаль нашего клиента. Конечно, сейчас он как никогда близко подошел к самому спокойному этапу своего существования и, наверное, предпочел бы свалиться в гроб, чем пытаться из него выбраться, – однако я ничего не мог с собой поделать. Я вышел на улицу, следя за каждым его движением, будто надеялся, что его мучениям скоро придет конец, и старался не вмешиваться. Просто наблюдал, как он свернул вправо мимо лужи черного машинного масла и ощупью стал искать бочку с водой.

Я отчаянно боролся с желанием повести его за руку.

Его пальцы ударились о край бочки. Он обхватил ее, погрузил пылающую голову в холодную жидкость и отчаянно ею замотал. Вода пошла волнами, расплескалась на стоявший рядом могильный камень. Спустя несколько минут он вынул голову и сделал три глубоких вдоха. Вся его кожа покрылась небольшими розовыми волдырями. Очки отсутствовали. Я тихонько обошел его. Он вытер глаза и неровной походкой побрел к дому.

– Господи Иисусе!

Все еще пошатываясь от ожога и без очков практически слепой, он ступил в масляную лужу, потерял равновесие, поскользнулся и тяжело приземлился на левую руку. Рукав фуфайки испачкался маслом.

Он со стоном поднялся и потащился к дому. Не отставая ни на шаг, я проследовал за ним на кухню.

Он придерживал ушибленную руку и жалобно скулил от боли.

Окинув полуслепым взглядом хаос на полу, он начал проклинать всех, кого только знал. Потом успокоился, открыл шкафчик возле холодильника и достал из него полупустую пачку сигарет. Сунул сигарету в рот, нашарил коробок, вытащил спичку, чиркнул ею, зажег сигарету. Глубоко затянувшись, он оглядел разруху и снова крепко выругался. Потом прикрыл глаза руками, забыв, что в одной из них держит все еще горящую спичку, и опалил себе правую бровь. Возопив от боли, он выронил спичку. От крика изо рта выскочила горящая сигарета и упала на его левую руку.

Промасленный рукав медленно, но неотвратимо заполыхал.

Он опять выскочил из кухни и повторил свой рейд к бочке. Рука его пылала, как факел, языки пламени тянулись к голове, облизывали и ласкали тело. Смерть, наблюдавший его бегство, подобрал коробок спичек, открыл дверцу буфета под раковиной и бросил спички в мусорное ведро.

Я снова вышел за клиентом на улицу. Он стоял у кадки с водой, погрузив туда руку по самое плечо, лицо исказилось от боли и облегчения. Все его тело содрогалось от страха и холода. Я ощутил неудержимое стремление утешить его, как давным-давно меня утешала в болезни мама. Но долг требовал совсем иных действий.

Когда мы вернулись на кухню, Смерти на месте не оказалось. Наш клиент окончательно выдохся. Он присел на табурет, с которого свалился пару минут назад, и поставил ноги прямиком в лужу из молока, яиц, меда и масла. Преисполненный досады на собственное невезение, он стянул с себя обгоревшую фуфайку, отшвырнул ее и принялся мыть под краном руки и голову.

Потянувшись за полотенцем, чтобы вытереть лицо, он совершил три роковые ошибки:

Оставил кран невыключенным.

Ненароком повернул вентиль газа.

Уронил на пол длинную цепочку сосисок.

И тут зазвонил телефон.

– Кого это черт дернул? – взревел он.

Я наблюдал за ним с порога кухни.

– Кто это?… Говорите же!… Нашли время шутки шутить, ублюдки… Так. Через пять секунд я кладу трубку… Четыре, три, два…

Он швырнул трубку на место и вернулся на кухню. Запах газа был уже довольно ощутим. Но он этого не заметил, потому что его внимание привлек шум льющейся воды. Он кинулся выключать кран, пока не полилось через край, поскользнулся в луже из остатков еды и подцепил крючками для шнурков связку сосисок.

Телефон зазвонил опять.

– Твою-то мать…

Клиент и его сосисочный хвост вместе поплелись к телефону.

– Если это опять ты… Ох… Привет. Нет, я как раз думал, что это ты… Нет, нет, все нормально… Да… М-мм… Полсотни на три тридцать? Да, конечно… Ничего, правда… Просто у меня тут небольшая авария… Да… Подожди, кажется, газом пахнет.

Он метнулся обратно на кухню, а следом за ним разъяренной гадюкой мчались сосиски. Выключив газ, он оставил кухню открытой и толкнул входную дверь, чтобы проветрить дом.

За дверью сидел пес Цербер.

Цербер был голоден. И он любил сосиски.

С трех красных языков текли слюни.

Смерть спустился по лестнице в тот самый момент, когда его питомец ухватился зубами за связку сосисок с маленьким вопящим толстяком на конце.

– Кто ему сейчас позвонил?

– Не знаю, – ответил я. – А кто ему звонил тогда?

Он позволил себе печальную улыбку.

– Кто вы, черт подери? – Клиент уставился на нас со смесью паники и ужаса. Он яростно дергал ногой, тщетно пытаясь стряхнуть с себя три пары цепких челюстей.

– Я Смерть, – представился Смерть, протягивая ему руку.

Мужчина с диким воплем выбежал на дорогу. Цербер не отставал, угрожающим рычанием подтверждая, что не намерен упускать добычу. Невинный участник этого действа, гирлянда из фарша, оказался распят между незашнурованной туфлей и пастью голодного пса.