Синий «Форд» притормозил у моей калитки ровно через сорок минут. Семен был сегодня бледнее обычного, его удивительные глаза казались темными из-за расширенных зрачков. «Неужели он волнуется?» — подумала я, садясь в машину.
— Поедем в ресторан «Кавказская пленница», это в двадцати километрах отсюда, в горах? — предложил он.
Я кивнула. В машине мы оба молчали. Голова моя была занята одной мыслью. Я думала о том, что в присутствии Семена всегда слишком отвлекалась на переживания: «Ах, какая я неловкая!», «Что он обо мне подумает?», «Не по-дурацки ли я выгляжу в этих шортах?» и так далее. А что чувствует он? Если моя сумасшедшая версия верна и он не человек, то ему, наверное, нелегко сказать мне об этом?
Семен периодически отрывал взгляд от дороги и внимательно смотрел на меня, но я была настолько погружена в свои идеи, что осознавала его внимание словно в полусне.
Мы подъехали к живописному замку, расположенному на самом краю высокой скалы. Его терраса, увитая плющом, выходила на море. Только вот само море плескалось далеко внизу. «Кавказская пленница» — прочитала я вывеску.
Нас встретил молодой улыбчивый мужчина, одетый в черкеску: «Салам алейкум, брат, салам алейкум, сестра». Он усадил нас за столик у самого края террасы. Меню было самое что ни на есть кавказское, я даже растерялась от названий блюд и, чтобы не попасть впросак, заказала шашлык. Радушный кавказец принял заказ и торжественно заверил меня: «Шашлык самый мягкий в мире, сестра!» Но мне было не до еды. Пока мы ехали, у меня созрел план того, как начать разговор. И лишь только дружелюбный горец отошел, я произнесла как можно более нейтральным тоном:
— Мне всегда казалось, что кое-кто слишком прекрасен для человека… — Я искоса взглянула на Семена и поразилась его реакции: он... улыбался!
— А кое-кто слишком догадлив для простой школьницы, — парировал он, и мы оба с облегчением засмеялись. — Как же с тобой, оказывается, легко.
Я удивилась:
— Легко? А разве Морские знают, что такое человеческие чувства?
— Красная книга у тебя на чердаке? Там не совсем точные сведения... — ухмыльнулся Семен вместо ответа.
Я оторопела:
— Откуда ты знаешь?
— Ну вообще-то я сам ее туда положил.
— Ты был на нашем чердаке?
— Опустим это. Как еще объяснить москвичке, что не все, кто похож на людей, на самом деле ими являются.
— А то, что бабушка именно сегодня попросила меня отнести на чердак эти дурацкие журналы…
— Да, ты угадала. Я обладаю даром внушения, — спокойно ответил Семен на мой невысказанный вопрос и снова улыбнулся. — К тебе это, к сожалению, не относится. Мы можем внушать что-то лишь тем, кто долго живет у моря. Если годами засыпать под шум волн, то рано или поздно мозг настроится на определенный ритм и сможет воспринимать исходящую от морских существ информацию.
Я молча смотрела на него, не в силах произнести что-то внятное. Семен тем временем продолжал:
— Ты обещала не подходить к воде без меня! — В его голосе послышался упрек. Я сделала вид, что не услышала последней фразы, и переменила тему:
— А в Сочи — это был ты?
— Да, я не очень поверил в твое обещание, решил на всякий случай посмотреть, как ты там себя ведешь.
— Почему так важно, чтобы я не подходила к воде?
— Кое-что в Красной книге — правда. Морские действительно опасны.
— И ты?
— Да. — Семен смотрел на меня в упор, но я не отвела взгляда. Если я чего и боялась, так это разочаровать его.
— А что насчет контактов Морских с людьми? Это правда, что рано или поздно у них появляется желание утопить человека?
— И да, и нет. Это желание присутствует у Морских всегда. — Семен говорил очень серьезно и очень тихо. — Ты, наверное, не можешь понять: как это мы общаемся с людьми, а потом… Это очень долгая история, она тянется уже несколько веков подряд. Мы ведь и сами не знаем, откуда произошли. Сколько я себя помню, мы странствовали вдоль побережья...
Кавказец в черкеске принес нам заказ, но кусок «самого мягкого в мире шашлыка» не лез мне в горло. Я не могла поверить, что лучший парень на земле может быть для меня опасен.
Семен продолжил:
— Так вот... мы странствуем уже очень давно. Без грусти, без радости, движимые одной целью — стать вами. Да, не смотри так удивленно, мы хотим выйти на сушу, прожить обычную земную жизнь и закончить свой цикл. Тебе не приходило в голову, что обреченные на бессмертие могут хотеть умереть?
— Нет, — ответила я ошарашенно, — но я могу понять тех, кто хочет прожить земную жизнь с ее радостями и горестями...
— За это наше стремление и расплачиваются люди. Те, с кем мы входим в контакт. Морской должен некоторое время быть в контакте с человеком — у вас это называют «общаться», — чтобы получить часть его души, обрести способность чувствовать. Когда контакт закончен... В общем тот, у кого взяли часть души, должен умереть в воде. Каждый контакт приближает нас к перевоплощению, с каждым разом мы все больше времени можем проводить на суше. Всего каждому из нас, чтобы окончательно выйти на сушу и стать человеком, требуется тринадцать контактов — это число трансформации и перерождения. Тебе страшно?
— Нет, — мотнула я головой, не сводя взгляда с его глаз, казавшихся в полумраке синими, как море. Похоже, мое спокойствие его удивляло. Он явно ожидал от меня бурных эмоций, может быть, слез или чего-то вроде того. Но у меня было иное настроение — я совсем не боялась, сейчас как будто сама судьба бросала мне вызов: «Что, Полина Романова, ты струсишь и перестанешь общаться с этим существом или будешь с ним, несмотря ни на что?»
Уже совсем стемнело, небо было беззвездным, а воздух влажным, кажется, собирался дождь. Я смотрела на прекрасное лицо Семена как зачарованная. Все, что я чувствовала сейчас, — это грусть. Мне было очень грустно и очень больно за него. Я представляла себе, как это ужасно: веками странствовать по побережью с пустотой в душе и желанием закончить наконец свой жизненный цикл.
— Сколько тебе осталось до тринадцати? — спросила я после паузы.
— Один контакт, — спокойно ответил Семен и снова засверлил меня взглядом. — Меня удивляет твоя реакция — ты не боишься. И так странно глядишь на меня, — сказал он.
На улице поднялся сильный ветер, и в раскрытое окно хлынул поток прохладного воздуха. Я вся сжалась от этой неожиданной свежести и от нахлынувших чувств.
— Мне жаль тебя, — только и смогла вымолвить я.
Семен отпрянул от стола, откинулся на резную спинку стула. Такого он от меня не ожидал, это точно! Но выражение спокойствия вскоре вновь вернулось на его лицо.