— Да я сам, — попробовал возразить Пётр, но был осажен Художниковым:
— Не доводи до греха, Михайлов. Сказано — я этим вопросом займусь, так тому и быть.
— Есть, — вяло козырнул напарник.
— Давайте теперь поразмыслим, что делать дальше: враг у нас наглый, в любую секунду может снова ударить. Какой-то системы в его поступках я не вижу, больше похоже на точечные попытки нанести нам как можно больше вреда.
— Ничего себе точечные, — присвистнул Пётр. — Если бы не Жора, гад с пулемётом хрен знает сколько наших бы положил.
— Не будем спорить о терминологии. Меня вот что волнует, — заговорил я, — враг явно знает адреса сотрудников: Левона подстерегли чуть ли не на пороге его квартиры, дом Петра подожгли... Такие вещи не с кондачка делаются, тут пахнет серьёзной подготовкой: враг явно знал, кто и где живёт, а это не самая доступная информация.
— Предатель? — осторожно произнёс Художников.
— Думаю, да.
Лицо начальника угрозыска стало серым.
— Разберёмся, — прорычал он. — А пока едем ко мне, надо вас помыть и переодеть, а то совсем на людей не похожи.
— Неудобно как-то, — засмущался я.
— Неудобно сотрудникам уголовного розыска в таком виде расхаживать. Давайте в мою машину.
Служебное авто Художникова доставило нас к нему на квартиру, где его супруга сразу заставила нас снять грязное и пропахшее дымом бельё, а чуть погодя принесла две стопки чистых вещей.
— Это вам на первое время.
На кухне нагрели воды, мы быстро сполоснулись в тазиках и переоделись. Фигуры и у нас и Художникова, с чьего плеча были эти вещи, не сильно отличались, разве что начальник угро был немного погрузней нас, так что в итоге получился не ужас-ужас.
— Вид, конечно, не фон-баронский, но девки в обморок падать не будут, — засмеялся Пётр, крутясь перед зеркалом в «обновках».
Супруга же Художникова накормила нас завтраком. В её глазах было столько сердоболия и участия, что мы почувствовали себя крайне неловко, и как только перекусили, сразу же умчались на работу, само собой, не забыв поблагодарить женщину за всё.
В кабинете кое-как распихали прихваченные из сгоревшего дома пожитки, что-то пришлось положить в сейф.
— Буду чувствовать себя как дома, — мрачно пошутил Пётр.
В дверь без стука вошла девушка в строгом тёмном платье, её густые волосы были заплетены в толстую косу.
— Петь, здравствуй, — произнесла она сбивчивым тоном. — Ребята сказали, что у тебя был пожар…
— Привет, Варя, — живо откликнулся он. — Было дело. Хотели живьём нас с товарищем Быстровым спалить. Ну да ничего, не на таковских напали.
Варя ойкнула и поднесла ладошку ко рту.
— Да ладно, в первый раз что ли? — удивился напарник. — С нами всё в порядке. Мы с товарищем Быстровым во всяких переделках бывали, так что нас так просто не возьмёшь. Да, Жора, это наша пишбарышня Варвара, прошу любить и жаловать.
— Георгий, — склонил голову я.
— Вы товарищ из Москвы?
— Он самый, — с некоторых пор я привык, что меня тут стабильно называют «москвичом», хотя я сам всего ничего как прописался в «нерезиновой», и то почти сразу уехал в командировку.
Из коридора донёсся голос Художникова:
— Варвара!
— Ой, мне пора, — девушка извинилась и вышла из кабинета.
— Ты смотри, как она за тебя переживает, — заметил я.
— Варвара у нас девушка хорошая, — похвалил напарник. — И на будущее: не вздумай её забижать!
Я фыркнул:
— Даже в мыслях не было! У меня, между прочим, в Москве любимая жена.
— В том-то и дело, что она в Москве, а ты здесь.
— И что? Для меня это ничего не меняет.
— Да ты у нас практически святой!
— Я не святой, я правильный, — твёрдо объявил я.
Для меня было просто немыслимо изменить любимому человеку.
Петра вызвали в дежурку, вернулся он оттуда просветлевшим.
— Пляши, Жора! У меня для тебя отличные известия.
— Неужели? — не поверил я.
— Представь себе. Только что отзвонились из Еремеевки. Кажется, нашли они место, которое ты искал. Говорят, действовали тихо, никого не спугнули.
— Едем! — вскочил я, разом забыв о всех проблемах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Если найдём место, где убивал своих жертв подлый душегуб, на совести которого жизни далеко не только матери и дочки Яковлевых, появится ниточка, которая приведёт нас к нему.
— Я уже договорился с начальством, Художников дал добро!
Ну вот есть же действительно хорошие новости!
Глава 17
— Тепло ль тебе, девица. Тепло ль тебе, красная?! — пошутил я, глядя на закутавшегося в рогожу Петра.
— Издеваешься? — флегматично спросил он.
Если бы не ветер, не было бы так холодно, а на открытой подводе от него никак не спрятаться. Я и сам порядком закоченел, но ещё находил в себе силы на дружеское подтрунивание.
— Настроение тебе поднимаю.
— Мне бы стопочку или на худой край — чайку с мёдом, оно, глядишь, само бы взыграло…
— Терпи, казак!
— По дороге версты через две чайная будет, — внезапно откликнулся возница Макар — пожилой степенный мужчина, единственным недостатком которого был чересчур малый рост, из-за чего его в своё время не призвали в армию. — Можно заскочить, погреться.
— Ты как? — посмотрел Пётр на меня.
— Я не против.
— Тогда правь к чайной, — сказал напарник.
Мы подъехали к мазанке, над дверями которой висел плакат «Ростовской общество трезвости. Чайная». Надпись была ещё дореволюционная. Возле чайной уже стояли несколько повозок. Лошади, привязанные к ограде, тыкались головами в торбы с овсом.
Пока Макар возился со своей кобылкой, мы вошли в чайную и сели за свободный стол. К нам сразу подскочил проворный мальчишка лет пятнадцати, он смахнул полотенцем крошки со столешницы, накинул его на плечо и с готовностью уставился на нас.
— Чего изволите, господа?
Петра немного покорёжило такое обращение, но он выдержал паузу и спокойным тоном сделал заказ: мы брали три стакана чая с сахаром и бублики по две штуки на брата.
От большой печки, стоявшей в чайной, шло приятное и расслабляющее тепло.
Мальчишка-половой обернулся быстро, через минуту он уже притащил поднос, на котором стояли стаканы с чаем, сахарница с несколькими кусками сахара, щипчики и маленькую связку с бубликами.
— Чай, надеюсь, не Высоцкий? — в лоб спросил Пётр.
Я уже знал, что чай бывшей фирмы Высоцкого считался откровенной гадостью, но по какой-то причине был очень распространён на юге России. В Москве его, к примеру, не пили.
— Что вы?! — заулыбался мальчик. — Чай самый лучший! Да вы сами попробуйте — ещё спасибо потом скажете. У нас солидное заведение.
Публики кроме нас было немного: две небольшие компании по интересам. Они не обратили на нас внимания, да и нам было не до них.
Появился Макар, плюхнулся на лавку и с наслаждением взял в озябшие руки горячущий стакан.
— Ух, хорошо!
Я сделал глоток.
Мальчишка не соврал, чай действительно был хороший: ароматный и крепкий, бодрил не хуже кофе. По старой привычке сдавил бублик в ладони, получив четыре неравномерных кусочка. Выпечка оказалась свежей и просто таяла во рту.
Грохнула дверь, в чайную не вошли — ввалились двое полупьяных мужчин: один с красным рябым лицом, а второй упитанностью и формами, похожий на борца сумо.
Глаза Петра буквально полезли на лоб.
— Мишка Кабанчик! — чуть слышно прошептал он.
— Толстяк? — краем губ спросил я.
— Он. Хорошо, что меня не знает.
За этим самым пресловутым Кабанчиком мы гонялись в первый день моего пребывания в Ростове. Правда, на воровской малине его тогда не оказалось, а теперь вот судьба решила нас свести.
— Будем брать на улице, — решил я.
В чайной есть люди. Не приведи бог начнётся стрельба — можем случайно зацепить мирного гражданина, да и если что-то пойдёт не так, Кабанчик возьмёт заложников, а это дополнительные проблемы.