Кажется, Радка это почувствовала и мигом напряглась. Хиронид ощутил, как она соскальзывает с его спины. Он напугал ее? Скорее, озадачил. Девушка отерла руки об одежду, прижала пифос к груди и, неловко оглядываясь через плечо, поспешила с берега. Она сама не знала, что испытывает. Если б все происходящее не было столь нелепым, «амазонка», пожалуй, пустилась бы бежать не разбирая дороги. Потому что дрожь кентавра передалась ей, вызвав странное томление.
Девушка знала, что Хиронид и в мыслях не держал ее обидеть. Броситься от него прочь, как от Ганеша, значило смертельно оскорбить благородное животное, которое к тому же не могло причинить ей ни малейшего вреда.
Ветер на склоне изрядно продул Радке голову от нелепых мыслей. Она выругала себя за несуразное поведение. И в этот момент кто-то с вершины дерева окликнул ее. Синдийка подняла голову и увидела среди раскидистых ветвей граба какую-то фигуру. В первый момент ей показалось, будто это Элак взобрался так высоко, чтоб высмотреть дорогу. Но, приглядевшись, она поняла, что существо, имевшее неуловимое сходство с козлоногим слугой Бреселиды, гораздо старше, пузатее и… наделено настоящими копытами. Их можно было хорошо разглядеть, потому что кривые, поросшие шерстью ноги Пана свешивались вниз.
Хозяин Леса оседлал ветку и раскачивался на ней, стряхивая с еще зеленых листьев шапки нападавшего вчера снега. Его меленькие изогнутые рожки то и дело мелькали среди побелевшей кроны. Радка как зачарованная смотрела на настоящего фавна. Почему-то кентавров она воспринимала как нечто само собой разумеющееся. А вот другие чудесные существа казались ей выдумкой.
— Чего уставилась? — обиделся Пан. — Лупоглазая Трусиха! — Он слепил снежок и, размахнувшись, кинул его в Радку. — Никогда не видела Хозяина Леса?
Девушка помотала головой.
— Так посмотри! — Пан фыркнул и стряхнул Радке на голову целый сугроб снега. — Да тебя вообще нельзя растормошить! — обиделся он. — Эй, девушка! Там на берегу кентавр, который любит тебя. И которого любишь ты. Я подумал, что тебе надо это от кого-то услышать. А то сама ты ни за что не догадаешься.
Пан начал таять буквально на глазах. Только тут Радка опомнилась.
— Постой! Но как же… — закричала она, не понимая, к чему разговоры о любви в положении Хиронида.
— Держись поближе к моему сыну, — проблеял над самым ухом козлоногий. — И увидишь, что все устроится.
— А кто твой сын? — озадаченно переспросила синдийка.
— Конечно Элак! Тупица! — возмутился Хозяин Леса. — Такой слепоты я не ожидал даже от тебя!
Элак мыл ноги на берегу ручья. Он утомился за день и хотел, чтобы его оставили в покое. В душе юноши росла уверенность, что он приближается к какому-то важному рубежу. Приближается вместе с караваном царя, но событие это будет иметь значение лично для него. Он не останется сторонним наблюдателем.
Что именно должно произойти, Элак не знал. Но чувствовал, что волшебный срок службы смертной женщине, после которого сын леса станет Царем Леса, истекает. По капле. Как вода в часах.
Кровь Диониса — Великого Ловчего Душ — бродила в нем, словно старое вино в дубовой бочке. Той самой бочке, на которой когда-то восседал его козлоногий родитель Пан. Элак нуждался сейчас в его совете. Он подошел к черте и боялся переступить за нее. Более того — не знал, как это сделать. Если бы боги время от времени давали хоть какие-нибудь пояснения!
Сильный удар в спину сбил Элака в ручей. Он до пояса искупался в ледяной воде и с гневным возгласом обернулся назад.
— Что за шутки! — Готовая сорваться брань застыла у него на губах.
Огромный золотой зверь, чья шкура от загривка до самого хвоста уже была подернута сединой, стоял на берегу, держа в лапах новый снежок и готовясь заткнуть им рот неучтивому сыну.
— Не ждал меня? — осведомился Пан.
Элак очумело мотал головой.
— А должен был чувствовать мое приближение, — укорил Хозяин Леса.
— Я чувствовал… — попытался оправдаться юноша.
— Я знаю, — перебил Пан. — Твое время подходит. Слышишь толчки крови?
— Да, — кивнул Элак, с ужасом ощущая, что в присутствии божественного родителя кровь действительно пошла толчками, останавливая и снова подгоняя его сердце.
— Привыкай, — кивнул Пан. — У нас все иначе, чем у людей. Мы — счастливые порождения Диониса — либо мчимся по лесу в буйном веселье, либо мертвы, как земля под снегом. Чтобы жить, надо умирать.
Элак испытал страх. «Умирать» — это не «умереть». Раз и навсегда. Это уходить и возвращаться, сохраняя надежду на жизнь.
— Мы переходим черту, танцуя, — подтвердил его мысли Пан. — Прыжок туда. Прыжок обратно. Ты меня понял?
— Кажется, — неуверенно кивнул Элак. — Значит, я скоро умру?
— Для тебя это не имеет значения, — тряхнул рожками Хозяин Леса. — Важно другое. Такие, как мы, помогают возрождаться всем остальным. Менять платье. Сбрасывать обветшавшие листья. Мы не зря скачем между мирами. Наша кровь — та нитка, которой они сшиты.
— Я не понимаю…
— Речь о царе, — подсказал Пан. — Он задумал опасное путешествие. Но без тебя ему не завершить круг. Дорогу туда Делайс пройдет сам. У него достанет мужества. А вот ворота обратно ему откроешь ты.
Юноша в испуге смотрел на козлоногого родителя.
— Я объясню тебе, что ты должен сделать, — подбодрил его Пан. — Ты же хочешь наследовать мою Зеленую Корону?
Сны, которые приносит северный ветер, всегда беспокойны. Борей подчинен Аполлону, а лучник из ледяной страны умеет набить его колючими иголками страхов и сомнений. В эту ночь Бреселида видела солнечного бога словно издалека. Он маячил за сплошной пеленой снега, и «амазонка» чаще слышала его голос, чем различала фигуру.
— Не надо бояться за царя, — прежде всего, потребовал гипербореец. — Страх помешает тебе действовать правильно.
— Но он сгорит! — попыталась возразить Бреселида.
— Молчи и слушай, — шикнул на нее Феб. Раньше он никогда не говорил с ней так раздраженно. — Смерть не имеет значения. Он вернется.
— Но…
— Если ты все сделаешь, как надо, — гнул свое Аполлон. — Возьми пепел царя после всесожжения. Не перепутай. Это важно. Жрицы будут стараться всучить тебе чужие останки.
Бреселида прижала пальцы ко лбу. Кожа была раскаленной в самой середине, между бровей, а вокруг ледяной.
— Во время ритуала, — продолжал гипербореец, — не позволяй никому оборвать страдания царя на костре. Сделай это сама. Моим Золотым Серпом. — Он извлек из-под плаща проклятое оружие, которое уже послужило причиной смерти Фарнака. — Если убийство жертвы совершит одна из «милосердных» жриц Долины Духов, она навсегда прикует душу царя к этому месту. Делайс станет камнем. Там много таких валунов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});