Когда-то Алан увлекался съемками фильмов. Он даже представления не имел, скольким людям надоел до смерти бесконечной демонстрацией своих киношедевров на белой простыне, повешенной на стену гостиной: дети в ползунках и распашонках, ползающие по комнате без видимой цели, купающая их в ванне Энни, вечеринки по случаю дней рождения, семейные пикники. Во всех этих фильмах люди смотрели в камеру, улыбались и махали руками. Как будто по неписаному закону, если объектив камеры направлен на тебя, ты должен обязательно помахать, улыбнуться или состроить гримасу. Если ты этого не делал, то подвергался аресту по обвинению в равнодушии ВТОРОЙ степени, что предполагало десятилетнее заключение и насильственный просмотр в течение всего срока бесконечного количества роликов с домашними кинофильмами.
Пять лет назад он переключился на видеокамеру, что было и дешевле и проще… и теперь он мучил домашних и гостей не десяти-пятнадцатиминутными фильмами, снятыми на восьмимиллиметровой пленке и занимавшими не более указанного времени, если прокрутить три-четыре ролика кряду, а долгими часами, не заботясь при этом даже о том, чтобы сменить кассету.
Теперь он достал кассету из футляра и осмотрел. Никакого ярлыка.
«Ладно, – подумал Алан, – очень хорошо. Могу же я в конце концов просто выяснить, что там? Кто мне запретит?». Он потянулся к кнопке включения на магнитофоне и застыл в нерешительности.
Внезапно перед мысленным взором снова возник групповой портрет Энни, Тодда и Шона Раска. Их сменило бледное, растерянное и измученное лицо Брайана Раска, такое, каким он видел его во время последней встречи.
«Ты неважно выглядишь, Брайан».
«Да, сэр».
«Тебя что-то тревожит?».
«Да, сэр, и если вы включите этот магнитофон, то вам тоже будет не до смеха. Он хочет, чтобы вы посмотрели ее, но не для того, чтобы оказать вам любезность. Мистер Гонт на такое не способен. Он просто-напросто хочет вас отравить. Так же, как отравил всех остальных».
И все же Алан должен был посмотреть. Его палец коснулся кнопки, погладил ее гладкую поверхность… Затем он оглянулся по сторонам. Без сомнения, Гонт все еще здесь. Где-то здесь. Алан чувствовал его присутствие-угрожающее и подзадоривающее одновременно. Он вспомнил о записке, оставленной мистером Гонтом.
«Я знаю, что Вы давно и страстно желаете узнать, что случилось в последние мгновения жизни Вашей жены и сына…».
«Не делайте этого, шериф, – упрашивал Брайан Раск. Алан отчетливо представлял себе его бледное лицо, отрешенный взгляд самоубийцы над сумкой-холодильником, заполненной бейсбольными карточками. – Пусть прошлое останется в прошлом, – уговаривал Брайан, – так будет лучше для всех. И, к тому же, он лжет. Вы ведь сами знаете, что он лжет».
Да. Он это знал. И все же должен был посмотреть. Палец Алана нажал кнопку.
На магнитофоне сразу загорелся зеленый огонек, обозначавший включение.
Магнитофон работал, подключенный к сети или нет, как Алан и предполагал с самого начала. Он включил огненно-красный телевизор, и экран вспыхнул белым светом, осветив лицо Алана и придав ему нездоровый цвет. Он нажал кнопку.
«Не делайте этого», – продолжал шепотом повторять Брайан Раск, но Алан его уже не слышал. Он вставил кассету, подтолкнул и слушал, как с тихим шорохом заработал мотор, вращая пленку. Тогда он глубоко вздохнул и нажал кнопку ВОСПР. Белое освещение экрана сменилось на полную тьму, затем экран посерел и на нем появился ряд цифр:
8… 7… 6… 5… 4… 3… 2…
Следом возникло слегка подрагивающее изображение загородного шоссе.
Впереди смазанный, но вполне различимый дорожный указатель. На нем стоял номер 117, но Алану не надо было его разглядывать, он проезжал мимо этого места сотни раз и выучил номер наизусть. Он узнал небольшой сосновый бор на повороте – это был именно тот бор, куда занесло их «скаут»: он воткнулся в одну из самых больших сосен.
Эти деревья не были повреждены, хотя, сколько раз он там ни останавливался, выбоины были настолько глубоки, что сразу бросались в глаза. Недоумение и ужас неумолимо пробирались в душу Алана по мере того, как он понимал: пленка отснята именно в тот день, когда произошел несчастный случай с Энни и Тоддом. Об этом говорило все: нетронутые стволы деревьев, спокойный пейзаж на повороте дороги и, главное, его собственная интуиция.
Теперь он должен был увидеть, как все произошло. Это невозможно, но так оно и есть. Он сейчас увидит своими собственными глазами, как погибли его жена и сын.
«Выключите!!! – Брайан Раск уже не шептал, а кричал во весь голос. Выключите немедленно, это ядовитый человек и он торгует отравой. Выключите, пока не поздно!».
Но Алан сделать этого не мог так же, как не в силах был сдержать бешеный стук собственного сердца. Он смотрел на экран словно завороженный.
Теперь камера повернулась влево по ходу дороги. Поначалу ничего не произошло, но затем что-то блеснуло на солнце. Их «скаут». Показался их «скаут». Он приближался к той сосне, около которой люди, сидящие в машине, расстанутся со своей жизнью. «Скаут» приближался к конечной точке земного шара. Скорость, с которой двигалась машина, была совсем не велика, машина шла спокойно и не ощущалось никаких признаков того, что Энни потеряла контроль над управлением.
Алан напряженно склонился к экрану, по лицу его струился пот, кровь стучала в висках, к горлу поднималась тошнота.
Нереально. Монтаж. Он мог вполне это сделать каким-нибудь образом. В машине наверняка сидят актриса и мальчик-актер, загримированные под его жену и сына. Это не могут быть они. Не могут.
И все же он понимал, что это именно они. Что еще можно увидеть на экране телевизора, подключенного к магнитофону, который не включен в сеть и все же работает? Что можно там увидеть, кроме правды?
«Ложь! – послышался голос Брайана Раска, но донесет он издалека и можно сделать вид, что не слышишь. – Это ложь, шериф! Ложь!».
Теперь он уже мог различить номерной знак на приближающемся «скауте».
24912 V. Номер, указанный в водительском удостоверении Энни.
И вдруг позади «скаута» Алан увидел еще один металлический проблеск.
Их «скаут» догоняла на большой скорости другая машина.
В это время за окном послышался оглушительный грохот, с которым взлетел на воздух Тин Бридж. Но Алан не обернулся и даже не услышал его.
Все его внимание было сосредоточено на Энни и Тодде, которые приближались к той самой сосне, вставшей между их жизнью и всем остальным земным существованием.
Машина, ехавшая следом, делала никак не менее семидесяти-восьмидесяти миль в час. К тому моменту, как «скаут» подъехал к засаде невидимого кинооператора, вторая машина, о которой никогда не было ни слова ни в одном из следственных отчетов, догнала его. Энни, по всей видимости, тоже заметила преследователя – она прибавила скорость, но машина их была слишком мала и маломощна, и к тому же Энни сделала это слишком поздно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});