Жуков оставил воспоминания о Тоцких учениях: "Когда я увидел атомный взрыв, осмотрел местность и технику после взрыва, посмотрел несколько раз киноленту, запечатлевшую до мельчайших подробностей все то, что произошло в результате взрыва атомной бомбы, я пришел к убеждению, что войну с применением атомного оружия ни при каких обстоятельствах вести не следует... Но мне было ясно и другое: навязанная нам гонка вооружений требовала от нас принять все меры к тому, чтобы срочно ликвидировать отставание наших Вооруженных Сил в оснащении ядерным оружием. В условиях постоянного атомного шантажа наша страна не могла чувствовать себя в безопасности". Маршал наблюдал последствия ядерного взрыва на киноэкране, а солдаты - в буквальном смысле слова на собственной шкуре. Но у Георгия Константиновича не нашлось нескольких слов помянуть погибших. Ведь при его жизни все, что было связано с Тоцкими учениями, имело гриф "совершенно секретно".
Никита Сергеевич вспоминал: "С огромным уважением и по-дружески я относился тогда (в середине 50-х годов. - Б. С.) к маршалу Жукову. Нас сблизила война. К тому же у меня с ним не происходило никогда никаких столкновений. Когда Сталин после войны распространил на него опалу, я Жукову сочувствовал. Он на меня производил сильное впечатление умом, военными знаниями и твердым характером". Как свидетельствует Хрущев, они с Жуковым были на "ты", и маршал поддерживал все начинания первого секретаря.
В феврале 1955 года Георгий Константинович стал министром обороны. О событиях, предшествующих этому назначению, вспоминает адмирал Кузнецов: "За несколько дней до утверждения Жукова министром обороны мы с маршалом Василевским сидели на расширенном пленуме ЦК в Большом Кремлевском дворце. Из президиума одновременно получили записки тогдашнего министра обороны Булганина одного содержания:
"Прошу зайти ко мне в кабинет в 13 ч. 15 м.". Прочитали и спросили друг друга, пока не зная ничего: "По какому поводу нас приглашают в кабинет министра?" Принимал нас Булганин по очереди: сначала Василевского, потом меня. От имени Президиума ЦК он информировал нас о принятом предварительном решении освободить Маленкова с поста Предсовмина и вместо него назначить Булганина. На пост же министра обороны уже был назначен Жуков, и теперь спрашивали мнение маршалов, одобряют ли они кандидатуру. Мне потом стало известно, что некоторые высказывались за Василевского (в частности, Соколовский), некоторые - за Жукова... Когда же такой вопрос был поставлен мне, я ответил: "Товарищ министр, мы, моряки, не претендуем на такой общевойсковой пост, и кого из Маршалов Советского Союза сочтут нужным назначить министром - я не берусь даже высказывать свое мнение. Однако если будет назначен Жуков, то мне казалось бы правильным указать ему на необходимость впредь более объективно относиться к флоту". Такое опасение с моей стороны было не случайным. За последнее время я слышал ряд весьма нелестных отзывов со стороны Жукова в адрес флота, к тому же ни на чем не основанных...
На деле получилось плохо. Заняв пост министра обороны, маршал Жуков закусил удила. Ему показалось, что теперь "сам черт ему не брат". Мне думается, никогда честолюбие Жукова не было удовлетворено в такой степени, как тогда. Не зная, что моя конфиденциальная беседа стала буквально в тот же день известна Жукову, я старался найти с ним общий язык... Минут 15-20 маршал меня слушал, потом начал демонстративно зевать... и неожиданно задал вопрос, перейдя на другую тему: "Так вы, стало быть, выступали против меня?" Я догадался, о чем идет речь, и буквально повторил мой разговор с Булганиным. Но больше всего меня поразило беззастенчивое заявление, что "это вам так не пройдет". И не прошло".
Жуков сдержал свою угрозу. Хотя перенесший инфаркт Кузнецов еще 26 мая 1955 года подал рапорт с просьбой освободить его от должности заместителя министра обороны и главкома ВМФ по состоянию здоровья, маршал адмирала в почетную отставку не отпустил. В октябре появился подходящий повод: катастрофа линкора "Новороссийск". Вот тогда фактически уже находившегося не у дел Кузнецова (врачи запретили ему на несколько месяцев работать) сняли с поста "за неудовлетворительное руководство Военно-Морскими Силами". А 18 февраля 56-го Николая Герасимовича уволили в отставку, снизив в звании до вице-адмирала.
И с начальником Генштаба маршалом Соколовским у Жукова были постоянные трения, о которых Василий Данилович поведал на пленуме в октябре 57-го. Вероятно, Жуков не мог простить, что в феврале 55-го Соколовский предлагал не его, а Василевского на пост министра обороны.
Личная неприязнь со стороны Жукова стала только одной из причин унизительной отставки Кузнецова. Другой явилось не скрываемая Николаем Герасимовичем в целом положительная оценка личности и деяний Сталина, за которым адмирал готов был признать ошибки, но не преступления. Недаром Кузнецова уволили в дни работы XX съезда партии. Жуков же полностью поддержал антисталинскую кампанию, начатую Хрущевым. По рассказу бывшего командующего Туркестанским военным округом генерала армии Петра Николаевича Лащенко, приводимым писателем Владимиром Карповым, после хрущевского доклада о культе личности в кулуарах съезда "вдруг к нам (группе генералов и маршалов делегатов съезда. - Б.С.) подошел Жуков, веселый, глаза сияют, и радостно говорит: "Наконец-то эту рябую п... вывели на чистую воду!"... Именно так, я точно помню. Да он и другие, не менее крутые слова говорил про вождя народов".
"Рябая п..." - куда уж круче! Но вот в "Воспоминаниях и размышлениях", даже в первоначальном тексте, маршал отзывался гораздо более мягко: "Сталин не был трусливым человеком..."; "Конечно, ошибки у Сталина, безусловно, были, но их причины нельзя рассматривать изолированно от объективных исторических процессов и явлений..."; "Сталин был волевой человек и, как говорится, "не из трусливого десятка"... После 22 июня 1941 года, почти на протяжении всей войны, Сталин твердо управлял страной, вооруженной борьбой и международными делами". Видно, в период работы над рукописью маршал употреблял образные русские выражения, главным образом, в адрес "друга" Хрущева, так подло отправившего его в отставку.
Правда, в полководческом мастерстве Жуков Сталину отказал:
"Когда... пришлось столкнуться с трудностями войны, мы поняли, что наше мнение по поводу чрезвычайной осведомленности и полководческих качеств Сталина было ошибочным". Настоящим полководцем Георгий Константинович считал себя самого.
В июле 1955 года на советско-американских переговорах в Женеве в рамках совещания глав правительств СССР, США, Великобритании и Франции произошла последняя встреча Жукова с Эйзенхауэром, ставшим к тому времени президентом США. Чарльз Болен полагал: "Советы захватили с собой старого солдата Жукова, очевидно, в качестве дружеского жеста по отношению к Эйзенхауэру... Жуков был большевик, неуклонно следующий партийной линии, но, в первую очередь, он был русским патриотом. Он верил в независимость армии, и одной из причин его конечного падения стала попытка упразднить систему политических комиссаров. Свойственная ему чистота помыслов резко контрастировала с неискренностью других большевистских вождей. Он проявлял толерантность и даже уважение по отношению к Соединенным Штатам, и я не сомневался, что его привязанность к генералу Эйзенхауэру искренняя, а не вызванная преходящими обстоятельствами".
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});