Читать интересную книгу "Реформация - Уильям Джеймс Дюрант"

вторую страницу ариями благочестия.

То, что Маргарита должна была наслаждаться или собирать эти истории, указывает на настроение эпохи и предостерегает нас от того, чтобы считать ее святой до ее преклонных лет. Хотя сама она, по-видимому, была очень чиста, она терпела большую распущенность в других, не высказывала никаких возражений против распределения королем своих полномочий и поддерживала интимные дружеские отношения с его последовательными любовницами. По всей видимости, мужчины, да и большинство женщин, думали о любви между полами в откровенно сексуальных терминах. В то легкомысленное время у француженок был очаровательный обычай делать подарки из своих подвязок воображаемым мужчинам.25 Маргарита считала физическое желание вполне допустимым, но в своем сердце она оставляла место для платонической и религиозной любви. Культ платонической любви пришел к ней из средневековых «дворов любви», усиленный такими итальянскими песнопениями, как паремия Бембо в конце «Придворного» Кастильоне. Маргарита считала, что это хорошо, что женщины должны принимать, помимо обычной сексуальной страсти, преданность мужчин, которые должны быть вознаграждены только нежной дружбой и некоторыми безобидными интимными связями; эта связь воспитает в мужчине эстетическую чувствительность, усовершенствует его манеры и научит его моральной сдержанности; таким образом, женщина цивилизует мужчину. Но в философии Маргариты существовала более высокая любовь, чем сексуальная или платоническая, — любовь к добру, красоте или любому совершенству, а значит, прежде всего, любовь к Богу. Но «чтобы любить Бога, нужно сначала в совершенстве полюбить человеческое существо». 26

Ее религия была такой же сложной и запутанной, как и ее представление о любви. Как эгоизм брата не мог ослабить ее преданности ему, так и трагедии и жестокости жизни оставили ее религиозную веру чистой и горячей, пусть и неортодоксальной. У нее были моменты скептицизма; в книге «Мир Фаме» (Le miroir de Fâme pécheresse) она признается, что временами сомневалась и в Писании, и в Боге; она обвиняла Бога в жестокости и задавалась вопросом, действительно ли Он написал Библию.27 В 1533 году Сорбонна вызвала ее для ответа на обвинение в ереси; она проигнорировала вызов; один монах сказал своим прихожанам, что она заслуживает того, чтобы ее зашили в мешок и бросили в Сену;28 Но король велел Сорбонне и монахам оставить его сестру в покое. Он не мог поверить обвинениям против нее; «она так любит меня, — сказал он, — что поверит только в то, во что верю я».29 Он был слишком счастлив и уверен в себе, чтобы мечтать о гугенотстве. Но Маргарита могла; у нее было чувство греха, и она делала горные вершины из своих проступков. Она презирала религиозные ордена, считая их бездельниками и пустозвонами; реформа, по ее мнению, давно назрела. Она читала лютеранскую литературу и одобряла ее нападки на церковную безнравственность и алчность. Франциск был поражен, когда однажды застал ее молящейся вместе с Фарелем.30 — Иоанном Крестителем Кальвина. В Нераке и По, продолжая с доверчивым благочестием молиться Деве Марии, она расправила свои защитные юбки над беглыми протестантами, включая самого Кальвина. Однако Кальвин был сильно оскорблен, обнаружив при ее дворе таких вольнодумцев, как Этьен Доле и Бонавентура Деперье; он упрекал ее за терпимость, но она продолжала ее проявлять. Она с радостью составила бы Нантский эдикт для своего внука. В Маргарите Ренессанс и Реформация на мгновение стали единым целым.31 Ее влияние распространялось по всей Франции. Каждый свободный дух смотрел на нее как на защитницу и идеал. Рабле посвятил ей «Гаргантюа». Ронсар и Жоаким дю Белле то и дело следовали ее платоническому и плотинскому мистицизму. Переводы псалмов Маро дышали ее полугугенотским духом. В восемнадцатом веке Бейль воспел ей оду в своем «Словаре». В XIX веке протестант Мишле в своей великолепной, бесконечной, неутомимой рапсодии под названием «История Франции» выражает ей свою признательность: «Давайте всегда помнить эту нежную королеву Наваррскую, в чьих объятиях наш народ, спасаясь от тюрьмы или костра, находил безопасность, честь и дружбу. Наша благодарность вам, любящая мать нашего Возрождения! Твой очаг был очагом наших святых, твое сердце было гнездом нашей свободы». 32

IV. ФРАНЦУЗСКИЕ ПРОТЕСТАНТЫ

Никто не сомневался в необходимости религиозной реформы. Здесь, как и везде, встречались добро и зло: верные священники, благочестивые монахи, святые монахини, то тут, то там епископ, преданный религии, а не политике; и невежественные или бездеятельные священники, праздные и развратные монахи, жадные до денег монахи, притворяющиеся нищими, слабые сестры в монастырях, епископы, которые брали земные деньги, а небесные кредиты упускали. По мере роста образования падала вера; а поскольку большая часть образования приходилась на духовенство, то своим поведением оно показывало, что больше не принимает близко к сердцу некогда страшную эсхатологию своего официального вероучения. Некоторые епископы присваивали себе роскошные многочисленные бенефиции и виллы; Так, Жан Лотарингский владел епископствами Меца, Туля и Вердена, архиепископствами Реймса, Лиона, Нарбонны, Альби, Макона, Агена и Нанта, аббатствами Горзе, Фекамп, Клюни, Мармутье, Сент-Уан, Сен-де-Лаон, Сен-Жермер, Сен-Медар в Суассоне и Сен-Мансуй в Туле и пользовался доходами от них.33 Этого было недостаточно для его нужд; он жаловался на бедность.34 Монахи осуждали мирскую сущность епископов; священники осуждали монахов; Брантом цитирует фразу, популярную в то время во Франции: «Скупой или развратник, как священник или монах». 35 В первом же предложении «Гептамерона» епископ Сеэс описывается как человек, у которого руки чешутся соблазнить замужнюю женщину; в дюжине историй в книге рассказывается о подобных предприятиях различных монахов. «Я испытываю такой ужас от самого вида монаха, — говорит один из героев, — что не могу даже исповедоваться им, считая их хуже всех остальных мужчин».36 «Среди них есть и хорошие люди», — признает Эйсиль — так в «Гептамероне» Маргарита называет свою мать, — но та же Луиза Савойская пишет в своем дневнике: «В 1522 году… я и мой сын, по милости Святого Духа, начали узнавать лицемеров, белых, черных, серых, дымчатых и всех цветов, от которых Бог в своем бесконечном милосердии и благости хранит и защищает нас; ибо если Иисус Христос не лжец, то среди всего человечества нет более опасного поколения». 37

Однако корыстолюбие Луизы, многоженство ее сына, анархические нравы двора не давали вдохновляющего примера духовенству, которое в значительной степени подчинялось королю. В 1516 году Франциск добился от Льва X конкордата, дававшего ему право назначать епископов и аббатов Франции; но поскольку он использовал эти назначения в