Читать интересную книгу Творения и Гимны - Симеон Новый Богослов

Да, этот божественный муж (Симеон), вконец очистившись душою, о чем громче сильнозвучащей трубы вопиют уже писания его, удостоился великих откровений, неизреченных созерцаний, таинственной беседы и божественных гласов, свыше чудным образом провозглашенных ему, — вкратце сказать, удостоился апостольской благодати, весь возжегшись от Божественнаго Духа, от божественнаго огня. Поэтому, и не вкусив вполне внешняго знания наук, красноречием слов, обилием (божественных) имен и разсудительностью он выше всякаго ритора и мудреца возвысился до высоты премудрости, как поистине мудрый в божественных вещах и богослов весьма сведущий в догматах. И не диво. «Ибо премудрость Божия, по словам Премудраго, по чистоте своей сквозь все проходит и проникает. Она есть дыхание силы Божией и чистое излияние славы Вседержителя… Она — одна, говорит он, но может все и, пребывая в самой себе, все обновляет и, переходя из рода в род в святыя души, приготовляет друзей Божиих и пророков; ибо Бог никого не любит, кроме живущаго с премудростию» (Прем. Сол. 7:24–25; 27–28). По этой причине, возжелав премудрости, он возлюбил доброту ея, и возлюбив по Соломону, взыскал трудами любомудрия и подвижничества, и обрел ее. Найдя же, умножил со слезами и не без труда, поэтому и дано было ему разумение. Он призвал ее с твердою верою, и сошел на него Дух премудрости; отсюда он в продолжение всей жизни имел от нея неусыпаемый безыскусственный свет. А чрез него и пришли к нему все вместе блага жизни вечной и неисчислимое богатство премудрости и ведения. Подлинно, безхитростно научившись от Бога неизреченным таинствам, он без зависти сообщил о них всем чрез свои писания для духовной радости вместе и пользы. Он не уподобился неразумному рабу, скрывшему данный ему от Бога талант, но, как верный домоправитель, благоразумно не зарыл, по писанному, богатства неисчерпаемой мудрости, которое получил от Бога. «Без хитрости, говорит он, я научился, и без зависти преподаю, не скрываю богатства ея» (Прем. Сол. 7:13). Поэтому язык его — разженное сребро, душа его полна правды, уста его, как истиннаго праведника, ведали возвышенныя речи, и гортань его изливала благодатные токи и неизреченную Божию премудрость. Происходило же это от великаго поистине смиренномудрия его и чистоты. «Ибо уста смиренных, говорит Соломон, поучаются премудрости; и в добром сердце мужа почиет премудрость, в сердце же неразумных она не познается» (Притч. 11:2; 14:33). Будучи действительно исполнен смиренномудрия, он непрестанно имел сердечное попечение о премудрости Божией, которая, по сказанному, познается вообще смиренными сердцем, а не неразумными мудрецами мира. И свет Божий поистине всегда был дыханием его. Имея последний в уме, как бы светильник, он говорил и весьма ясно со знанием писал о том, что умно, как оракул, видели очи его. Я то говорю, говорит он, что видели очи мои. И говоря это, он весьма ясно от существующих вещей воспевал Божество, как являющееся общим достоянием для всего сущаго. Так как «благо вообще не пребывает несообщимым ничему из существующаго, как говорит великий в божественных вещах Дионисий, но оно само по себе постоянно благоприлично является в то время, когда осенит сверхсущественный свет чрез соответствующия озарения каждой из существующих вещей, и к возможному созерцанию себя, сообщению и уподоблению простирает умные токи, как обычно ему и священноприлично ниспадающие».

Итак, следуя во всем предшествовавшим ему богословам, Симеон не изследовал в гимнах и священно–благоговейных размышлениях того, что сокровенно в Божестве превыше ума и естества, как говорит о богословах Дионисий, а всецело почитая неизреченныя таинства благоразумным молчанием, в священных помышлениях простирался к озарявшим его лучам. И ими обильно просвещаемый и освещаемый, проникался от них премирными образами и впечатлениями для богоначальных и богоприличных гимнов и священных песнословий, делался способным к созерцанию даруемаго чрез них соответственно его состоянию богоначальнаго Света и с любовию воспевал благоподателя Господа, как виновника всякаго священноначалия и светоявления. Таков древний вид проявления родоначальной Премудрости. Ибо свыше нисходящая благодать Духа, которая сопребывала с древними верными мужами, издревле любомудрствовавшими отеческою философиею, возбуждала таким образом умы их к исполненным любви божественным гимнам и разнаго рода стихословиям. Чрез это она дивным образом показывала их для современников поэтами — составителями песней, гимнов и божественных мелодий. Они же обычно соделывались таковыми и премудро достигали этого не от обучения познаниям и совершеннаго упражнения в науках, но от философии, которая изследует свойства души, от высшаго подвижничества и хранения главных добродетелей. Кто расположен к сказанному, тот пусть убедится в том из письменнаго документа, обратившись к Филону Иудею, как–то к сочинению его, надписанному таким образом: «О жизни созерцательной или о молящихся»; из него он узнает достоверность наших слов. Для подтверждения сказаннаго мы возьмем оттуда некое краткое изречение, где он так говорит: «Таким образом, они не созерцают только возвышенные предметы наблюдением чистаго ума, но и составляют в различных стихах и мелодиях песни и гимны, необходимо начертанные наиболее священными числами».

Итак, что богоглаголиво воспето этим Отцом в божественных наименованиях, то говорит и Дионисий великий, посвященный в таинства божественных речений. Но всякое как бы сказать священное песнословие богословов, вырабатывающее выразительныя божественныя наименования для благодетельнаго прояснения Божественной природы, никто не обретет без душевнаго, разумеется, усилия и не изследовав божественных Писаний чистым умом. Да и тот же самый Отец, будучи весьма твердо уверен относительно наших слов, так ясно прибавляет в пользу сказаннаго, говоря в другой раз: «Боговидные умы, подражая Ангелам, насколько возможно, и соединяясь с ними, то есть с божественными ангельскими силами (так как у обоженных умов во время прекращения всякой умственной деятельности бывает такое же единение с пребожественным Светом, как и у тех), воспевают его совершеннейшим образом чрез обнажение от всех существующих вещей. Это поистине — умы сверхъестественно озаренные по причине блаженнейшаго единения с ним, потому что он есть виновник всего существующаго, сам же — ничто из существующаго, как сверхсущественно изъятый от всего». Итак, зная это, божественный отец Симеон, как премудрый богослов, воспевал Божественную, сверхъестественную природу то как безымянную, то как причину всякого имени именуемаго, богословствуя о ней, как о безымянно пребывающей превыше всего. С одной стороны, собирая из различных богословских учений то, что является предметом настоящаго сочинения, и пользуясь для своих целей сказанным, как бы некоторым образцом, он выступил на путь развития умных божественных наименований. С другой стороны, разсматривая богозрящим умом богоявленные образы и созерцания, удостоверяемый божественным преданием Апостола, он приложил «святая святым». И священно усмотренныя им божественныя видения он без зависти показал тем, которые волею судеб следовали за ним, как первый — вторым и слабейшим, соразмерно с их состоянием, преподав по достоинству священные предметы сознательно и всецело участвующим в священническом совершенстве. «Шуток же и насмешек не посвященных в таинства тех предметов он удалялся, лучше же сказать тех самых людей, когда некоторые оказывались таковыми, будучи сам свободен от такого богоборчества». Правда, это удаление он позволял себе делать не для многих, пока был и являлся в живых, хотя и доверял тому великому Дионисию, который так пишет к Тимофею: «Смотри, говорит, как бы не обратить тебе в посмешище Святое Святых. Будь же богобоязлив и таинства Божии почитай умным и незримым ведением, храня эти не подлежащия сообщению и непорочныя таинства от несовершенных и священноприлично сообщая их одним только посвященным из иереев со священным просвещением. Так предало нам — богопочитателям богословие». Поэтому и мы, научившись у него этому и зная высоту и глубину и широту его мудрости, чрез сказанное и настоящее (свое) слово отлучаем совершенно тупых и не посвященных в таинства, не желая износить им этих предметов, и ясно раскрывая их одним тем, разумеется, которые имеют уши священно отверстыми по причине попечения их о нравах и о божественном разумении, просто сказать — святым по жизни и высшему ведению. Ведь этого и божественный Павел желает, пиша так к Тимофею: «сия предаждь верным человеком, иже довольни будут и иных научити» (2 Тим. 2:2).

Итак, восшедшие от любомудреннаго деяния к созерцанию и пришедшие в глубину богословских мыслей пусть с верою обратятся к этому исследованием души, и я вполне уверен, они трижды получат великую пользу. Прочие же, ум которых разсеян по многим разным предметам и омрачен тьмою неведения, которые не знают, что означает иногда деяние и созерцание и откровение божественных таин, те пусть воздержатся от чтения здесь написаннаго. Ибо имеющие ум, не вмещающий возвышенных речей и откровений, попирают обычно и оскверняют божественные предметы, не будучи в состоянии возвести взор ни к чему из того, что превышает нас. Тогда как до ангельской жизни всякая душа, будучи безсмертной и умной, возвышается не иначе, как хорошо, наконец, очистившись помощию Божественной силы, согласно словам священнотаинника Дионисия, который говорит таким образом: «Подобно тому, как в некотором круге бывает неблуждающее тело, так и для нея самой (то есть души) во всяком кругообразном движении и единовидном собрании отвне умных сил ея проявляется богодарованный ей благодетельный закон, который, обращая ее от многих внешних предметов и собирая сначала в себя саму, а затем в состояние простоты, соединяет чрез соединенныя воедино ангельския силы. Ибо чрез них, как добрых руководителей, души с их добрыми свойствами вслед за священными и святыми умами возводятся к тому же самому благодетельному закону всех вещей, и соответственно очищению их, приобщаются изливаемым оттуда озарениям, по мере силы обильно участвуя в даре Добровиднаго». Не думаю, чтобы справедливо было возвышенныя созерцания ея (то есть души) подвергать опасности и исполненное любви богословствование передавать недоверчивому слабому слуху, заткнутому от зависти и неверия, или лучше сказать, душам, покрытым густою тьмою неверия и попираемым лошаками и ослами или драконами и змеями, нечистыми, говорю, и гибельными страстями, потому что святые предметы несообщими для всех, ведущих жизнь собакообразную и свинообразную. Таковым они не даются, как оракул; им, конечно, и не бросают жемчужин слова. Восходящим же чрез крайнюю чистоту до подобнаго состояния святости, предметы эти сообщаемы бывают с несказанным и божественным наслаждением для них, и так как они суть ясные светы и порождения Божественнаго огня, то и усвоиваются направленною к ним мудростию и возвышенностию. Да будет так.