Читать интересную книгу Тайный советник вождя - Владимир Успенский

Вероятно, сама жизнь ожесточила Николая Сергеевича. На гражданской войне он прошел суровую школу в корпусе Котовского. В тридцать седьмом уволили из армии, и судьба его висела на волоске. Оправдали, вернули звание и возвратили в строй только в сороковом году, когда, как мы помним, при Берии начали исправлять некоторые ежовские перегибы. Сказалось, наверное, и то, что я систематически, настойчиво, при любой возможности предлагал Иосифу Виссарионовичу разобраться в виновности каждого арестованного военачальника и возвратить на посты тех, кого еще можно было использовать. Осликовский оказался среди них, как генералы Горбатов, Рокоссовский, Букштынович и целый ряд других командиров.

К сведению тех граждан, которые не гнушаются односторонне жонглировать цифрами и фактами не ради справедливости, а в корыстных, чаще всего политических целях, карьеры ради. На заседании Политбюро, когда обсуждалось «шолоховское дело», я назвал, отвечая на вопрос Сталина, количество командиров высокого звания, репрессированных после процесса над группой Тухачевского. В сухопутных войсках, в том числе в авиации, примерно сорок тысяч человек. Среди военных моряков — около трех тысяч. Однако эти цифры, ставшие после сталинской эпохи притчей во языцех, сами по себе ничего не определяют.

Затрудняюсь сказать с абсолютной точностью, но могу примерно назвать количество крупных командиров армии и флота, расстрелянных по приговорам. За все годы обоснованных или там необоснованных репрессий тысяча восемьсот человек, во всяком случае, не больше двух тысяч. А всего из сорока трех тысяч арестованного комсостава было расстреляно и погибло (умерло) в лагерях с 1937 по 1954 год около пяти тысяч командиров и политработников. Если учитывать, что люди в основном были немолодые, процент смертности в лагерях (за семнадцать-то лет!) был почти такой же, как на свободе. Почести, разумеется, были другие. Репрессированные, оставшиеся в живых (а это большая цифра), не проявили себя на поле брани, но и в лагерях, добросовестно трудясь, внесли вклад в нашу общую победу над супостатами. Из лагерей потом, при Хрущеве, многие возвратились к своим семьям, благоденствуют до сих пор. А из тех, кто был реабилитирован до сорок первого года, с фронта не возвратился почти никто. Вот такой оборот.

Не помню, подвергался ли Николай Сергеевич Осликовский арестованию или был только удален из рядов армии, во всяком случае незадолго до войны он был полностью оправдан, обрел свое прежнее воинское звание, назначен заместителем комдива, а когда начались бои, сам возглавил 9-ю Крымскую (первые же стычки с врагом показали полную несостоятельность прежнего полуграмотного командира).

Сколь ни различны были по характерам, по образу действий Баранов и Осликовский, но сражались они, каждый по-своему, вполне успешно. И все же прямо скажу: во многом не от них это зависело. Они были обычными хорошими командирами, каких немало имелось у нас в войсках. После перелома войны, после битвы на Курской дуге, подобные командиры довели дело до победы. Но в сорок первом нужен был талант, дар божий, чтобы бить врага, сохраняя свои силы. Этот год выделил воистину талантливых военачальников. Их было немного. И среди них одно из первых мест занимает Павел Алексеевич Белов, чье имя, чьи успехи не пользуются известностью в нашей стране, хотя во многих исторических исследованиях по сорок первому году и у нас, и за рубежом Белов упоминается не реже, чем Жуков, его друг и соперник.

Только один эпизод. Белов получил задачу прикрыть Кривой Рог со стороны населенного пункта Новый Буг. 12 августа повел свои соединения в этот район. Сведениями о немцах Павел Алексеевич не располагал. Знал только, что севернее Кривого Рога танковые и моторизованные части противника движутся к Днепру, не встречая сопротивления советских войск. Идут на Донбасс.

Ни справа, ни слева соседей не было. В степи попадались лишь группы красноармейцев — остатки разбитых или вырвавшихся из окружения подразделений. С удивлением и радостью смотрели эти люди на стройные колонны конницы, двигавшиеся по проселкам и прямо по целине. Марш был организован Беловым особенно тщательно. 5-я Ставропольская имени Блинова дивизия шла по восточному берегу реки Ингул. Командир ее генерал Баранов был предупрежден: противника можно встретить в любую минуту.

Правее блиновцев, уступом назад, следовала 9-я Крымская дивизия. Она составляла резерв командира корпуса и готова была действовать в любом направлении. Постоянная готовность к бою — это стало законом. Далеко на севере слышались редкие орудийные выстрелы. А вокруг — тишина и спокойствие, как в мирное время. Кое-где работали на полях колхозники. Духота разморила кавалеристов, люди подремывали в седлах.

После полудня 96-й Белозерский полк, составлявший передовой отряд корпуса, достиг населенного пункта Новый Буг и прошел через него, не обнаружив противника. Километрах в шести за передовым отрядом двигался штаб Ставропольской дивизии с броневиками. Следом — артиллерийский дивизион.

Получилось так, что в Новый Буг одновременно вступили две колонны. С юга — штаб блиновской дивизии, а с запада — немецкие танки и грузовики с пехотой. Вспыхнул редчайший в военной практике бой — встречный бой в населенном пункте. Неожиданный встречный бой. Тут — кто не растеряется, кто ударит первым — у того и успех.

Броневики с ходу хлестнули из пулеметов по ошеломленным фашистам. Перекрывая стрельбу, гремел бас полковника Баранова. Выполняя его команду, три артиллерийские батареи галопом вынеслись на пригорок и ударили по гитлеровцам беглым огнем. Двенадцать орудий с близкого расстояния.

Командир 96-го Белозерского полка Есаулов, услышав стрельбу позади, ни секунды не колеблясь (выучка!), повернул свои эскадроны на Новый Буг. Артиллеристы белозерцев тоже начали бить по фашистам. Враг оказался под шквалом перекрестного огня.

Немецкие танки и грузовики двигались по дороге густо, в два ряда. И когда голова колонны, охваченная паникой, повернула назад, получилось нечто невообразимое. Машины сталкивались, лезли одна на другую. Черные танки шли напролом, круша грузовики и мотоциклы. А пушки гремели, не переставая: в клубах пыли, в гуще сцепившихся автомашин, среди бегущих толп раз за разом сверкали огни взрывов.

131-й Таманский полк находился в это время километрах в десяти от места событий. Подполковник Синицкий сразу сообразил, в чем дело, как лучше помочь своим. Его полковая батарея ударила в хвост немецкой колонне по мосту через Ингул. Фашисты попали в огненный мешок.

А тут еще появились три советских бомбардировщика и сбросили свой груз на гитлеровцев, которые пытались закрепиться у переправы. Оставив технику, немцы кинулись к реке и начали перебираться на западный берег, кто как умел: вплавь и на бревнах.

Такую панику Павел Алексеевич наблюдал впервые. И очень важно, что бегство врага видели многие бойцы, в том числе новички. Для них это хорошая школа.

Вражескую колонну разгромили полностью. На протяжении двух километров дорога забита была изуродованными, горящими грузовиками, танками и мотоциклами. Валялись сотни трупов. Конники вылавливали спрятавшихся солдат.

Павла Алексеевича радовали не трофеи, не внушительная цифра уничтоженных гитлеровцев, хотя само по себе это было превосходно. Корпус почти не понес потерь — очень хорошо! И все-таки главное было не это. Самое важное — корпус отлично показал себя во встречном бою, проявив зрелость и мастерство. Напряженная схватка продолжалась полчаса. За это время генерал не отдал ни одного приказания. Не понадобилось. Все решали люди, которые непосредственно вели бой.

Думаю, что «танковый бог» немцев генерал Гейнц Гудериан не узнал об этом бое местного значения, а если и узнал, то не обратил внимания на то, как кавалеристы громили танкистов. Слишком упоен был своими успехами, чтобы придать значение какой-то там неудаче. Тем более не в его 2-й танковой группе, прославленной и победоносной, а где-то на юге, в 1-й танковой группе генерала Клейста. Слишком далек был раскат грома, слишком далеко блеснули всполохи той грозы, которая поразит самоуверенного, удачливого полководца и всю его рать. Да и как можно было предположить, что какой-то кавалерийский корпус, действующий в низовьях Днепра, окажется вдруг на пути лучшего воинского объединения Германии, рвущегося к Москве. Но неисповедимы пути Господни. И первый раскат грома уже прогремел.

Я говорил о соперничестве Жукова и Белова на предыдущих страницах этого романа, а сейчас лишь напомню и уточню некоторые подробности. Они — ровесники. Но Жуков из крестьян, из бедняков, что имело значение. А Белов — из служащих, из интеллигентной семьи, успел получить неплохое для своего времени образование, что вообще-то при определенном подходе тоже существенно. Оба к концу мировой войны были унтерами: Жуков, если не ошибаюсь, пехотным, а Белов кавалерийским. Первый таковым и остался и пришел потом бойцом в Красную Армию, а второй перед самой революцией обрел погоны юнкера, учился сначала в Киеве, потом в Ростове-на-Дону. Два месяца — при белогвардейцах, что, безусловно, «не украшало» в дальнейшем его послужной список. Спасало лишь то, что Белов, вернувшись в родную Шую, стал активным участником гражданской войны. Обучал, кстати, перед отправкой в чапаевскую дивизию легендарный Иваново-Вознесенский полк. Возглавлял эскадрон в борьбе с Деникиным. Дослужился в Первой Конной армии до командира полка: каково было обрести такое доверие среди бывалых, закаленных в боях, полуанархичных вояк-кавалеристов? Выделялся не только командирскими способностями, но и лихостью, этаким романтизмом, что особенно ценилось в коннице. Уже после гражданской умыкнул супругу своего комбрига Дмитрия Ивановича Рябышева. Посадил на коня, увез на всю ночь, а наутро Павел Алексеевич Белов и Евгения Казимировна объявили, что отныне они — муж и жена. И прожили потом всю жизнь вместе, родив двух дочерей, старшая, увы, очень рано скончалась. Счастливы были или нет — это другой разговор, у каждого свое представление о счастье. А вот что ни он, ни она не убоялись ни осуждений, ни взысканий, ни ломки карьеры — это показатель характера. «Да, были люди в наше время». Что-то не слышно теперь, чтобы движимые любовью офицеры похищали жен у своих генералов. Мужчины, что ли, не те стали или женщины изменились?..