– Если у нас оно будет, это завтра, – сказал Бурхан. – Ты ничего не видишь?
– Где?
– Левее горы. Зюйд-зюйд-вест, как говорят моряки.
Кэйр приложил ко лбу ладонь.
– Вот черт! Паруса, – сказал он. – Господа! Нужно предупредить адмирала.
* * *
Первым к портовому домику, где остановился Мак-Магон, прибежал Ждан. Как ни странно, известие адмирал нисколько не огорчило. Напротив, он вроде бы даже обрадовался. Но когда Ждан ушел, Мак-Магон выразил неудовольствие тем, что сообщение поступило не от морского наблюдательного поста, а от случайного человека.
– Виноват, герр адмирал, – сказал Мориц. – Это не так. Сообщение от постов поступило раньше. Не хотели вас будить, экселенц.
– Вот как! Вы так уверены, что это фон Бистриц?
– Совершенно, герр адмирал. Бригантина. Под флагом Альбаниса.
– Мало ли…
– Ни один корабль добровольно к Абораварам не сунется.
– А по приказу? Не грех проверить, Мориц.
– Так точно. Корвет «Сифарис» уже снялся с якоря.
– А! Вот это правильно. Ветер?
– Устойчивый вест-норд-вест. В бухте – слабый, в проливе – умеренный. Через полчаса все выяснится, экселенц. Быть может, вздремнете еще?
– Уже не смогу. На меня плохо действуют белые ночи. Прикажите заварить кофе. И запросите информацию о состоянии кораблей. Думаю, что времени для ремонта осталось совсем мало. Да, и как себя чувствуют наши раненые? Многие ли из них уже способны вернуться в строй?
* * *
…стены незнакомой комнаты покачивались. В ней был очень низкий потолок и лишь одно маленькое оконце необычной формы – в ширину больше, чем в высоту. Сквозь него проникал мягкий сумеречный свет. Оттуда, из-за окна, доносились крики чаек.
Пахло лекарствами. Над головой кто-то разгуливал тяжелыми шагами. Будто чугунные гири переставлял. От буханья этих гирь-шагов егер-сержант Неедлы и очнулся.
Он попробовал повернуться на бок, но тут же невольно застонал – болело левое плечо.
– Эге! Кажется, очухался, – сказали сбоку.
Иржи скосил глаза и увидел в соседней койке человека с забинтованным животом. Он был очень бледен, худ, под его запавшими глазами темнели круги, но сами глаза посмеивались.
– Ну, и как себя чувствуешь, приятель? – спросил обладатель забинтованного живота.
Иржи прокашлялся.
– Пожалуй, сегодня не лучший день моей жизни.
Сосед усмехнулся.
– Совсем наоборот, не самый худший. Ты очнулся все еще на этом свете, дорогой мой.
– Простите… А вы кто? – спросил Иржи.
Сосед удивился.
– Привет! Прошка я. Прохор Петрович. Секретарь Обенауса. Неужто не признаешь?
– А, – сказал Иржи. – Извините. Вы порядком изменились.
– Изменишься тут, – проворчал Прошка. – Если брюхо прострелено. Хорошо еще, что навылет. Пуля, знаешь ли, сзади ударила и через живот улетела.
Иржи прикрыл веки. Перед глазами заплясали лошадиные морды, вспышки выстрелов, мелькающие кусты, орущие бубудуски…
– Урс Паттени жив?
– Это кто, капрал твой?
– Да.
– Ну, к скампавею живой добрался. Он тебя даже с лошади снимал. Ты уже никакой тогда был.
– А барон?
– Тоже уцелел, только ногу ему поцарапали. Собирался назад скакать, в Муром.
– Ускакал?
– Вот этого не знаю. Обеспамятовал я. Только здесь и очнулся.
– А где мы? – спросил Иржи.
– На «Поларштерне».
– На чем?
– На «Поларштерне».
– На яхте курфюрста?
– Ну да. Она там неподалеку проплывала.
– Как проплывала? Одна?
– Ну, ты и сказал. Одна! Да курфюрст целую армаду отрядил, свои лучшие линкоры. Там же покаянцев было полно, выход в море стерегли. Ваш адмирал с разбегу в них и ударил.
– Прорвались?
Прошка удивился.
– А как же иначе? Башковитый у вас, говорят, адмирал. Бубудусков как котят расшвыривает. Неужто пальбы не слышал? Даже у нас все тряслось, хотя сам «Поларштерн» почти что и не стрелял.
– Да нет, вроде слышал. Только ничего не понял. Голова совсем не работала.
– Это с непривычки. Тебя, видно, в первый раз подстрелили?
– В первый.
– Понятно. Есть, конечно, хочешь?
Иржи подумал.
– Да. И даже очень.
– Это хорошо. Это на поправку, значит, идешь. Сейчас.
Прохор взял с тумбочки бронзовый колокольчик и позвонил.
Прошло немного времени. Отворилась дверь. Через высокий порог шагнула полная женщина в чепце и белом халате.
– Андреевна, сестричка, – сказал Прошка. – Сержантик тут вот проголодался.
Женщина всплеснула пухлыми руками.
– Что, ожил? Ну, слава богу, слава богу! Нет, золотые руки у нашего доктора… Вы так ужасно бредили, сударь. Все драконов вспоминали. И еще какого-то проконшесса ругали страшно.
– Это точно, – кивнул Прошка. – Крепко ты его припечатывал, егер. Даже я кой-что впервые слышал. Особенно про чешуйчатую, э… ну, эту самую. Тригонометрию, в общем.
Иржи смутился:
– Простите, сударыня.
– Ничего, голубчик. Вы ведь больше не будете ругаться?
– Нет, нет, что вы! Я вообще не понимаю…
– Вот и ладно. Сейчас я принесу вам обед.
Андреевна вышла.
– Кормят тут, должно быть, хорошо, – мечтательно сказал Прошка. – Прямо завидую. Мне вот полтора метра кишок оттяпали, так что теперь один только бульончик дают. С чайной ложечки! И это на яхте самого курфюрста, где чего только нет. Досадно, понимаешь.
– А кто нас на яхту доставил? – спросил Иржи.
– Да свои, муромские мужики. Фрегат у базилевса еще отбили. Ну, и нам крепко подсобили. Без этого лазарета плавучего мне бы давно каюк пришел. Да и тебе, пожалуй. Крови ты порядком потерял. Спасли нас, в общем.
– А кто? Боярин Стоеросов?
– Он самый, Свиристел Палыч. Должники мы теперь у него. Я так – особенно.
Внезапно по палубе над госпитальной каютой пробежало несколько человек. Прошка насторожился.
– Что-то случилось? – спросил Иржи.
Прошка качнул головой.
– А бес его знает. Слушай, глянь-ка в иллюминатор. Если сможешь.
Придерживая больную руку, Иржи сел. Голова закружилась, перед глазами поплыли пятна. Отдышавшись, он все же встал на покачивающийся пол, но колени подогнулись, плечо резануло.
– Эй, эй, – встревоженно сказал Прошка. – Лучше поворачивай в гавань, парень. Тебе недавно еще кровь переливали.
Иржи стиснул зубы и поднялся с колен. Держась за стену, сделал шаг, второй, третий.
– Упрямый, – заключил Прошка. – Ну, и что там?
Снаружи было весьма прохладно. От дыхания стекло запотело. Протерев иллюминатор рукавом халата, Иржи уперся в него лбом, чтобы не упасть. Сначала перед глазами плясали все те же разноцветные пятна. Потом под зеленоватым небом он различил скалистые берега, а между ними – широкую бухту.
В бухте медленно покачивались корабли с голыми мачтами. Все они либо стояли на якорях, либо были ошвартованы у свайного пирса. Лишь небольшая, низко сидящая в воде бригантина двигалась. Она огибала крутой, увенчанный ледником мыс. Судно, по-видимому, очень спешило, шло с полным набором парусов.
– Какой-то новый корабль приплыл, – сказал Иржи.
– Померанский?
– Нет.
– А чей?
– Не знаю. На нем флаг с красным крестом.
Прошка тихо присвистнул.
– Во как! Альбанец, значит. Похоже, что нашей стоянке приходит конец.
– А где это мы стоим?
– У островов Абораварских. Слыхал про такие?
– Они же… Где-то на севере?
– На севере, на севере.
– Интересно, зачем это мы здесь, – сказал Иржи.
Прошка усмехнулся.
– Ну, адмирал Мак-Магон мне не докладывал. Но я так подозреваю, что прячемся. Вишь ли, Иржи, из устья Теклы в открытый океан две дороги – либо на юго-запад, мимо Магриба, либо на северо-восток, мимо Покаяны. И там и сям эскадру могли подстеречь. Вот Мак-Магон и надул покаянцев. Они-то, небось, вдоль побережья мечутся, в оба направления, а мы вот сидим на севере и спокойно починяем рангоут.
Иржи еще раз взглянул в иллюминатор.