Чем объяснить это молчание? Румянцев рекомендовал императрице князя как ревностного к службе генерала. И вот молчит… Потемкин тоже молчит. Ну, этот давно ждал своего случая, этот не пропадет. Но что же случилось с Василием Долгоруковым? Неужели он обиделся за брата Юрия Долгорукова, генерал-поручика, который столь неудачно возглавлял поиск против Шумлы, за что получил выговор от фельдмаршала? Но как же было его не отчитать, если он, в сущности, сорвал успешное завершение кампании 1773 года? Правда, князь Юрий Долгоруков пытался объяснить свою трусость и беспомощность тем обстоятельством, что Унгерн отступил от Варны и что ее гарнизон мог бы преследовать его и отрезать от корпуса Унгерна… Детские объяснения, недостойные опытного генерала, командовавшего таким корпусом, который самостоятельно мог действовать против Шумлы! И когда завершилась кампания и генералы возвратились для объяснений с фельдмаршалом, то Румянцев высказал им все, что долгие дни носил в своем сердце.
Много лет спустя, в 1817 году, престарелый Юрий Долгоруков, вспоминая свой поход за Дунай в «Записках», написанных для дочери, решил «отомстить» Румянцеву за этот выговор. Читатель сам разберется в сложных взаимоотношениях фельдмаршала со своими подчиненными, прочитав один отрывок из «Записок»: «…Казалось, что сие (Унгерн и Долгоруков захватили только что Базарджик. – В. П.) должно быть концом нашей экспедиции, но в это время мы получили от фельдмаршала ордера, в коих он, по обыкновению своему, точного повеления не давал, а писал: нет ли возможности сделать покушение на Шумлу, где сам визирь?» (И здесь автор «Записок» делает очень важное примечание, все пронизанное незатухшей обидой на фельдмаршала: «Сей великий предводитель своего времени мастер был войска расставлять и пропитать: в сих частях он не имел себе подобного. Но по несчастию для подчиненных, все их удачи относил к себе, а неудачи падали на подчиненных. Например, вся армия знает, что в Кагульской баталии, когда янычаре рассеяли каре Племянникова, то брат мой с тремя эскадронами в них ударил, гнал их в ретраншемент и сам, будучи ранен, туда вскакал. В реляции о сей атаке ничего не сказано; а говорится, что победа была потому выиграна, что фельдмаршал закричал первому гренадерскому полку: стой! И вся слава отдана гренадерскому полку, к которому и на ружейный выстрел турки не подходили». И эта неправда о фельдмаршале широко распространилась в литературе того времени, в частности в сочинении Полевого о Суворове. Но в то время еще живы были современники Румянцева, воспоминания которых опровергли распространение домыслов обиженных. – В. П.)
Но продолжим цитирование «обиженного»: «Я объяснился с Унгерном. Он сказал, что сего предпринять не может, ибо сие отдалит его от квартир, но что он намерен идти к Варне, посмотреть, не удастся ли ему сделать какого поиска. Я отвечал, что если он пойдет к Варне, то усерднейше прошу его этой крепости не атаковать: крепость довольно важная, а корпус его большею частию из легких войск, и неудача может быть большая. Он обещал следовать моему совету и только мимоходом Варну рекогносцировать. О своем же корпусе я ему объявил, что, видя желание фельдмаршала, коему по службе всячески должен угождать, снабдя себя в Базарджике провиантом на десять дней, думаю сим временем дойти до Шумлы. Мы отправили наши рапорты к фельдмаршалу, упомянув о нашем выступлении. На другой день фельдмаршал приказал Потемкину и графу Салтыкову перейти за Дунай. Мы так удалены были от главной квартиры, что все его расположения до нас доходили (здесь явно пропущено слово, допустим: поздно. – В. П.), и один из моих курьеров захвачен был турками.
Накануне нашего выступления пошел дождик и шел всю ночь; не знаю, к счастию или несчастию? Когда я выступил, то во всех дефилеях такая сделалась дорога, что, отошед пятнадцать верст, и люди и лошади замучились. Я, себе представив, что если сие продолжится, то с таким малым провиантом не только делать операцию, но даже и до Шумлы дойти нельзя, притом боясь войско, изо всей армии лучшее, вовсе изнурить, решился возвратиться и потом обратно перейти Дунай.
Барон Унгерн не сдержал своего мне обещания: подошел к Варне и штурмовал крепость, но так несчастливо, что много потерял людей, был отбит и принужден ретироваться».
Эти «Записки» были напечатаны в 1840 году. И отрывок я привел лишь для того, чтобы дать понять читателю, какими непростыми были отношения Румянцева даже со своими ближайшими помощниками, которые, чуть что, тут же подавали рапорты по болезни и отбывали из армии. И никто им ничего сказать не мог, тем более удержать в армии.
Расположившись на зимние квартиры, многие генералы, сославшись на болезни и необходимость восстановления здоровья, отбыли в свои имения, в Москву и Петербург. Среди них – князья Долгоруковы, Потемкин, Суворов. Таковы были обычаи того времени. В Яссах по-прежнему руководил всеми делами, гражданскими и военными, фельдмаршал Румянцев, которого своими «своеручными» письмами ободряла Екатерина II.
В привычных хлопотах и заботах проходила зима 1774 года.
Часть седьмая
Оливковая ветвь мира
Глава 1
Перемены в Константинополе
Наступила весна 1774 года. Шестой год шла война с Турцией, тяжким бременем давившая на трудовое население воюющих стран. В России и Турции мечтали о мире, особенно в Петербурге. Все шире охватывало империю пламя народного восстания под водительством Пугачева. Посланные против него карательные войска терпели поражения. И Петербург всерьез забеспокоился, устремив все помыслы свои на подавление восстания. Александр Ильич Бибиков, назначенный командующим правительственными войсками, просил прислать в помощь ему опытного генерала, явно намекая на Суворова, успешно действовавшего вместе с ним в Польше против конфедератов. Но Суворов нужен был на Дунае, куда посланы новые полки для того, чтобы скорее завоевать мир в успешных баталиях.
Не раз совет в присутствии императрицы приходил к выводу, что заключение мира целиком и полностью зависит от действий армии Румянцева за Дунаем. Президент Военной коллегии 3. Чернышев, министр иностранных дел Н. Панин да и сама Екатерина II не раз высказывались, что необходимо предоставить полноту военной власти фельдмаршалу Румянцеву и «отдать ему на волю, где и каким образом признает он лучше производить за Дунаем действия для доставления отечеству того, столь ожидаемого им, блага». Вместе с тем Румянцеву было предписано, «чтоб он в будущую кампанию, по взятии Варны и разбитию визиря в Шумле, не полагал Балканы пределом военных действий»…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});