“Або” попал в ад.
“Нельзя заставлять исполнить невозможное”, — говорили древние римляне. Экипаж выполнил невозможное: сохранил корабль. Выполнил, должно быть, потому, что понуждения не было и в помине. Отчаяние либо отнимает, либо удесятеряет мужество.
В пятом часу развиднелось.
Сложное, но четкое сооружение, подчиненное законам точных наук, трехмачтовый военный парусный корабль теперь казался воплощением хаоса. Парусиновые лохмы полоскались по ветру; бегучий такелаж походил на сотни гордиевых узлов; такелаж стоячий обратился в обломки. Всё, куда ни глянь, было искорежено, перевернуто, громоздилось как попало.
Теперь нужны были двужильность, стиснутые зубы, способность действовать, когда досуха исчерпаны силы физические и силы душевные…
Только бы устоять, не дрогнуть…
Но вот один дрогнул, сник. Этот был первым. Первым после бога, как издавна величали моряки полновластных хозяев кораблей — капитанов. Господин Юнкер, любимчик светлейшего князя, бесстрашный картежник и лихой бражник, Андрей Логгиныч Юнкер, его высокоблагородие, капитан-лейтенант, эполеты с “висюльками”, удалился, замкнулся, сокрылся ото всех и от всего. Будто дал обет молчания, принял послух.
Не знаю, что он там делал, в своей щегольской каюте. Не сомневаюсь в одном: он знал, что наделал! Денежный сундук разевал пасть. Звон золота и серебра давно — в Петербурге и Копенгагене, в Портсмуте и Кейптауне — слился со звоном бокалов, а шорох бумажных купюр — с шорохом игральных карт.
В ближайшем порту, в роскошном Сингапуре, никто задаром не поможет “Або”. Хочешь новые стеньги? Плати, сударь. Хочешь ремонта? Тряси мошной, сударь. Хочешь свежих припасов? Раскошеливайся, сударь.
Очевидно, старший лейтенант имел крупное объяснение с капитан-лейтенантом. Очевидно, в кают-компании вынесли ему приговор. О нет, никакого плаща и кинжала. Молчаливое презрение.
Но можно было презирать негодяя. Нельзя было избавиться от саднящего чувства своей причастности к растрате казенных денег. Пусть невольной, пусть легкомысленной. Проклятые три тысячи! Этот господин Юнкер рассчитал дьявольски. Три тысячи вылетели в трубу, гулял “весь Кронштадт”, шампанское пенилось, как бурун, тосты взлетали, как сигнальные флаги. О, конечно, лейтенанты и мичманы возвратят деньги. Однако лишь в отечестве. А сейчас, а нынче… И вот это обидное, досадное, гнетущее, оскорбительное сознание своей причастности к тем бедствиям, которые обрушивает на матросов уже не стихия.
Живи в Сингапуре русский консул, смотришь — и пособил бы. Увы, император Николай Павлыч не держал дипломатов в далеком Сингапуре. А до первого русского порта, до Петропавловска, оставалось… Черт подери, “оставалось” как до Луны, как до звезд!
Может быть, Никобары? Богатые лесом Никобарские острова — притонувшая горная цепь от берегов Суматры к берегам Бирмы… Никобарские и Андаманские острова, где пальмы, бананы и жемчуг… Никогда русский флаг не показывался у Никобар. Увидеть земли, не виданные соотечественниками, — в этом есть нечто заманчивое, отрадное. Да только не при таких печальных обстоятельствах.
4Прошу, читатель, поближе. Вот “Памятная книжка” Алексея Иваныча Бутакова.
Итак:
“25-го апреля противный ветер, не пустивший нас засветло на Нанковрийский рейд, принудил встать на якорь около входа, против острова Корморта. На другой день, рано утром, послали шлюпку для промера входа и обозначения его вехами, а после полудня, при тихом ветре, снялись и начали лавировать к якорному месту.
Миновав низменный, покрытый пальмами остров Трункутти, мы вскоре очутились на превосходнейшем рейде, образуемом островами Нанковри и Кормортой. Оба острова покрыты пышными мангровыми деревьями, тиком, железным деревом и проч.; между ними возвышаются обремененные плодами кокосовые пальмы и панданусы.
Местами, между лесом, проглядывают лужайки прелестнейшей зелени, а на чистом песке взморья выстроены на легких сваях хижины дикарей.
Вода гладка, как зеркало; каждый мыс казался корзинкою с цветами; вдали, в бухточках, видны челноки дикарей, которые сидят в них на корточках, и на одном челноке стройный дикарь бронзового цвета прицеливался острогою в рыбу.
Лавируя, мы подходили близко к берегам, и, по-видимому, приход наш значительно встревожил дикарей. В одном селении на Корморте все жители уселись в кружок и, как кажется, держали между собою совет, как поступать в отношении пришельцев…
Вечером, часов около пяти, мы стали на якорь; дикари приехали и решились взойти. Один из них, имевший лакированную палку красного дерева с серебряным набалдашником, подал мне запачканную бумагу, на которой было написано по-английски, что датский резидент на Никобарских островах, какой-то г. Розен, назначил предъявителя бумаги, никобарского жителя по имени Тетуй, старшиною деревни Малага на острове Корморта.
Тетуй высокого роста, крепкого сложения, сутуловат, с плоским дурным лицом и совершенно черными от жевания бетеля зубами: физиономия его выражала недоверчивость и скрытность. Он говорил несколько по-английски.
Через полчаса наехало к нам множество лодок, в том числе некоторые со старшинами других деревень, назначенными также г. Розеном и вооруженными палками своего сана, как и Тетуй. Дикари привезли нам бананов, ананасов, кокосовых орехов.
Мы пригласили их к себе в гости, потчевали их водкой, которую христианские миссионеры выучили их уважать, и мы скоро сделались совершенными приятелями…
На другое утро после нашего прихода, мы с Б.[29] съехали на берег, вооружившись для предосторожности пистолетами и взяв с собою запас ситцевых платков, ножей и разных безделиц для подарков диким. Мы входили в их шалаши, были везде встречаемы с радушием и угощаемы бананами, сахарным и кокосовым молоком.
Хижины их построены на взморье на легких сваях; они конусообразные, бамбуковые стропилы оплетены снаружи камышом. Пол настлан из тонких тиковых досок, а вход, куда надобно взлезть по бамбуковой лестнице, завешивается циновкою. Вместо окон проделаны небольшие отверстия, которые в случае нужды тоже закрываются; вообще внутри довольно темно.
На взморье, против середины деревни, воткнуты две огромные бамбуковые тростины и между ними — деревянный столб, на верху которого грубо вырезано человеческое лицо. Не знаю, кого должен был изображать этот идол.
Женщин мы вовсе не видали; на все наши расспросы мы получали один ответ: что они далеко, за три дня пути отсюда.
В деревне довольно много домашних птиц и откормленных кокосовыми орехами свиней, которые составляют главное богатство жителей. На них они выменивают у заходящих сюда европейцев и малайцев табак, водку, полотно, ожерелья и проч.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});