Юнкер играл в карты и в службу. Карточные “маневры” вел на зеленом сукне, служебные — в адмиральских передних. Андрей Логгиныч играл, а не отыгрывался, не служил, а выслуживался. Ему благоволил светлейший князь Меншиков, глава флота…
У слова “транспорт” есть и военное, морское значение: фрегат, назначенный для мирной перевозки грузов.
В 1840 году капитан-лейтенант Юнкер получил транспорт “Або”. Но и тут для господина Юнкера была перемена ставки. “Або” шел в кругосветное. А кругосветное сулило многое, ежели под многим понимать увеличенное денежное содержание и увесистый сундук со звонкой монетой на двухгодичные корабельные нужды…
Надо вам сказать, что снарядить корабль в дальний поход — работа ломовая, страдная. Все хлопоты Андрей Логгиныч любезно уступил подчиненным.
Сам же обретался на бережку. И не в Кронштадте, а в Санкт-Петербурге.
В столице господин Юнкер не скучал. Я забыл сказать, что Андрей Логгиныч не только любил распечатать колоду, но и бутылку. Получив “Або”, он получил изрядные суммы. Конечно, казенные. Да ведь известно: казенное — страшно, подержал — и за пазуху.
В столице господин Юнкер пил вино. Его подчиненные в Кронштадте лили пот. Юнкер знал, кому довериться. Старший офицер лейтенант Бутаков? Потомственный моряк, хлебнувший соленой воды едва ль не с пеленок. У Бутакова ревностные помощники: Петр Бессарабский и Павел Шкот, Евгений Голицын и Николай Фредерике. Штурман Клет? Разумеется, черная кость, но в навигации смыслит достаточно. (Андрею Логгинычу не худо было б добавить, что “черная кость” смыслила в навигации куда больше его высокоблагородия.) Господин Юнкер знал, на кого положиться. И кутил напропалую.
В исходе августа “Або” изготовился к плаванию. Припасы для Камчатки наполнили трюмы.
Пришла пора вытянуться из гавани на рейд и при добром ветре поднять якорь.
Обычно капитанов дальнего плавания в такие дни одолевает печаль: прощай, родные берега, прощай, родные гнезда! А господин Юнкер и бровью не повел.
Тут, кстати, вспоминается мне один моряк. Он говаривал, что видел на своем веку лишь одного капитана дальнего плавания, “который взошел на палубу танцующей походкой и весело отдал первую команду”. Оказалось, пенитель океанов “оставлял позади лишь кучу долгов и грозивший ему судебный процесс”.
Андрей Логгиныч легкой стопою обошел транспорт — трехмачтовый, восемьсот тонн водоизмещения. Старший офицер сопровождал командира.
— Ничего не забыто? — осведомился господин Юнкер.
— Все по реестрам, — отвечал Бутаков. — Не забыто, Андрей Логгиныч.
“А рояль? А бочки с вином? — ухмыльнулся про себя господин Юнкер. — А все заказанное Страннолюбским?” Но вслух капитан-лейтенант ничего не сказал ни про рояль, ни про вино.
В пятый день сентября 1840 года военный транспорт “Або” оставил Кронштадт. День был вёдреный, ветер свежий.
2“Або” строился в Финляндии. Финские сосны раскачивал балтийский ветер. Теперь он раскачивал сосны, принявшие вид фрегата.
Погода стояла погодливая. Море ходило ходуном. Но моряков не уходило, никто не страдал морской болезнью, и господин Юнкер мог бы полюбоваться ладным экипажем.
Однако господин Юнкер отлеживался в каюте. Санкт-петербургские развлечения взяли-таки много энергии. Андрей Логгиныч, как и прежде, надеялся на старшего офицера. Э, лейтенант Бутаков отлично справится со своими обязанностями. А сверх того и с обязанностями командира. Андрей Логгиныч не страдал избытком самолюбия. Он мельком думал, что скоро будет страдать от недостачи особого рода. Но покамест гнал мрачную мысль. Авось как-нибудь образуется.
Говорят, дружба испытывается пудом соли. Служба на море солона и без соли, у нее иные мерки. Уже за Толбухиным маяком, первым на вест от Кронштадта, Бутаков смекнул: Андрей Логгиныч — командир по штату, а он, Бутаков Алексей Иваныч, командир со штатом. На него, Бутакова, легла ответственность и за людей, и за корабль. За всех и за каждого.
Бутакову недавно исполнилось двадцать четыре. Полжизни носил он форменное платье: кадет, гардемарин, мичман, лейтенант. Черное море было купелью: отец-моряк брал сына в крейсерства. Балтика была практической школой: фрегаты, корвет, линейные корабли. Однако Черное и Балтика — лишь заводи Мирового океана. И теперь лейтенанта ждали гром и вихрь Атлантики, Индийского, потом — Великого или Тихого.
Алексей Бутаков рвался в дальние просторы. Но он не собирался командовать “Або”, а предполагал как можно лучше исполнять генеральные повеления капитана. Выходило иначе: ему, Бутакову, командовать генерально. В глубине души он все же надеялся, что господин Юнкер, отлежавшись в каюте, примет “бразды”.
Близость Копенгагена исцелила господина Юнкера. Капитан вышел на палубу приветливый, оживленный, нетерпеливо поглядывая на шпили и башни датской столицы. Едва якорь забрал, то есть зацепился за грунт, как командир велел спустить гичку и был таков.
Был он “таков” во все дни копенгагенской стоянки. Изволил поселиться в шикарной гостинице. Поразил бережливых датчан истинно барским размахом.
Собутыльников и партнеров хватало. Дым стоял коромыслом.
“Або” давно мог бы продолжить плавание, да капитан, видите ли, отговаривался каким-то неотложным делом. Бутаков с офицерами опасливо прикидывали, каково будет в дальнейшем: ведь кораблю надо запасаться водою и дровами в Портсмуте, в Кейптауне… А в Англии и на мысе Доброй Надежды тоже, поди, капитан — разудалая головушка — захочет потешиться вдосталь.
Увы, они не ошиблись. Так и повелось: команда несла нелегкую палубную службу, а командир “облегчал” корабельный денежный сундук.
Впрочем, моряки “Або” еще не догадывались, какие беды караулят их в Индийском океане.
3Не буду описывать Атлантику и переход экватора, этот праздник Нептуна, описанный бессчетно. И не стану рассказывать об утренних и вечерних зорях в тропических широтах: нужны не слова — оратории.
Перо бежит, обгоняя “Або”, обгоняя пассатный ветер, цепляясь о прибрежные камни Южной Африки. Альбатросы провожают от мыса Доброй Надежды, от порта Кейптаун…
В тот год (восемьсот сорок первый) пасха пришлась на конец марта и застала наших моряков в Индийском океане. Пять недель они уж не видели ни клочка суши.
Пропели “Христос воскресе” и разговелись солониной. Светлое воскресенье было последним светлым днем экипажа “Або”.
В тот же вечер внезапная духота стеснила грудь. За полночь ветер рвал паруса, обретая ураганную силу. Вдруг все как провалилось в мягкую пропасть сажи. Ее внезапно распарывали — ослепительные молнии. Гром не был слышен, он тонул в грохоте океана. Стеньги трещали и рушились. Голубоватые огоньки хищно метались по изорванным вантам. Корабль развил чудовищную скорость. Он мчался сквозь смерч, вместе со смерчем. Гибель настигала его гигантскими валами. Валы катились по верхней палубе, крушили надстройки, ломали кованые железные шлюпбалки, срывали люки и захлестывали жилую палубу, где уж было по пояс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});