Жаль, что тут не было Эльфина, который ответил бы за Кимри, — я знал, что такие слова взбесили бы его. Все же я слышал, как похвалялись на пиру молодые князья, и потому ответил так, как, думаю, ответил бы Эльфин (Руфин ни слова не понял в этой перебранке):
— Королям и князьям Придайна, что стоят в этой могучей крепости со своими войсками, твои угрозы как кукареканье петуха на навозной куче, — ответил я тем грубым голосом, который кто-то по злобе уподобил крику сойки — Ты подстрекаешь и оскорбляешь нас, поносишь непотребно, но это лишь распаляет наш гнев и злобу. Нищей шайке из-за моря, что стоит у тебя за спиной, Кинуриг, я скажу, что вскоре те, кто еще останется в живых, будут умолять, и просить, и льстить нам! Что же до тебя, наглый хвастун из дальних краев, то здесь есть король, который снимет с тебя голову и наступит на нее ногой!
Кинуриг устремил прямо на меня свой змеиный взгляд, но, прежде чем он успел раскрыть рот, огромный воин из его свиты крикнул громовым голосом:
— А, так это ты, одноглазый обманщик рода людского? Сдается мне, теперь ты сам угодил в ловушку, из которой ты не сможешь выбраться даже со всем своим коварством! Ты не знаешь меня? Думаю, еще не кончится день, как тебе представится случай. Я Беовулъф, сын Эггтеова, владыка гейтов, и мало кто может похвалиться тем, что вышел живым из моих объятий!
Воитель снял свой шлем с личиной и оскалился в усмешке, обнажив медвежьи клыки и взмахнув над головой огромным мечом.
— С этим добрым клинком Нэглингом выследил я злобную хищницу с болот и убил ее в ее же логове. И рукоять это го меча еще уткнется в твою грудину! Я не потомок Водена, как Кинрик, тень чьего меча Хунлафинга лежит на всей этой земле, но сдается мне, что, прежде чем солнце отправится отдыхать в океан, я стану Воденоубийцей! А еще отыщу я князя, что зовет себя Драконом Острова, и не девичьи объятия ждут его на этот раз! Славная битва грядет — мы будем стоять на телах убитых бриттов, на грудах убитых, насытивших собой мечи, восседать, как орлы на скалах. И велика будет наша слава, сгинем ли мы сегодня или завтра! Никто не переживает того дня, который предназначен для того, чтобы обрезать нить его вирда!
Этими словами закончил Беовульф свою боевую похвальбу, раздув грудь так, что его тяжелая кольчуга едва не лопнула, и злорадный хохот прокатился по рядам бесчисленного воинства дикарей, словно глубокий рев океана во время прилива.
— Ты поносишь меня за мой единственный глаз! — насмешливо крикнул я вниз, хотя и был весьма доволен тем, что меня и того храбреца, над кем я издевался, разделяли крутой вал и высокий частокол. — И все же я достаточно хорошо вижу, чтобы понять, что отважный болтун больше побеждает на словах, чем на деле. Как говорится, «за высокомерием обычно идет смерть». Я не воин, я бриттский бард, который говорит от имени великого короля Мэлгона Высокого, сына Кадваллона Ллаухира, правителя Гвинедда и вождя племен Кунедды. Мое ясеневое копье — вдохновение. И вот что я должен тебе сказать: думаю, после этого наши войска поговорят друг с другом оружием поострее языка — пока скалы стоят на берегу, пока текут реки, пока солнце поднимается по сверкающей дуге своего пути, пока меняется луна, пока земля прочно стоит на своих опорах, мы не уйдем отсюда!
Великан, называвший себя владыкой геатов, зарычал в бороду при этих словах, и, признаюсь, я очень надеялся, что мне не придется в этот день изведать его объятий. Казалось, он собирается ответить, но король Кинуриг взмахнул копьем над головой и сказал то, что было у него в мыслях:
— Море гневается, океан бушует. Вскоре волны в ярости набросятся на скалы, и тогда посмотрим, насколько крепко они стоят. Копьеносцы ангель-кинн и вы, отважные воины из-за Вест-сэ, посмотрите вверх — ворон, черный и мрачный, чертит круги! Оглянитесь — серый бродяга болот не прячет рун побоища! Высоко поднимите Белого Дракона, тууф наследников Этлы, Разорителя Мира! Идите за отважным пожирателем пчел, храбрым сыном Эггтеова, убийцей Гренделя и его родительницы, на стены и ворвитесь в крепость! Я же ныне хочу совершить блот, чтобы боги даровали нам обещанную победу. Но прежде я призываю Скрытого и посвящаю ему врага как кровавую жертву, чтобы топтал он их копытами своего восьминогого скакуна!
С этими словами старый король отвел назад свое копье и метнул его со всей силой, так что оно со свистом пролетело над головой у нас с Руфином и упало в крепости где-то сзади.
— Вы все отданы Водену! — вскричал он страшным голосом, который отозвался громогласным воплем, вырвавшимся из ста тысяч глоток дикарской орды, собравшейся под стенами. С нарастающим страхом в сердце я ощутил, что это был клич победоносного воинства.
Но почти в то же самое мгновение надвратная башня, на которой мы стояли, дрогнула от внезапного громкого звона, раздавшегося внизу, слева от нас. За ним последовал тяжелый удар, от которого вздрогнули ворота, и ликующий вопль дикарей оборвался так внезапно, как будто бы их накрыли плащом, а взгляды их как один устремились вверх.
Словно в ответ на бросок Кинурига, что-то молнией сверкнуло над их головами, пролетело над всем воинством высоко, как жаворонок в погожий безветренный день. По слегка изогнутой дуге оно вмиг исчезло где-то далеко за темным холмом.
— Уроды! — в гневе заорал Руфин. — Кто приказал стрелять?
Это был один из воинов, прежде показывавших мне, как управлять той машиной. Не в силах удержаться от представившейся возможности, он выпустил снаряд в осаждавших. Вслед за трибуном я поспешил на стену и услышал его яростный рык:
— Чурбаны! Но чего же еще ожидать от людей, никогда не видевших настоящей войны? У них же молоко на губах не обсохло, они думают, что фульминалис — это им рогатка такая, из которой можно пулять когда в голову взбредет! Они что, не понимают, зачем нужна тяжелая артиллерия? Теперь, может, вы скажете мне, кто отдал приказ стрелять и кто дернул за веревку? Если вы считаете, что должны взять дело в свои руки, то, может, припомните мои наставления насчет того, как поднимать и опускать кохлэ махина? Помните — когда сомневаетесь, поверните колесо вниз. Снаряд, нацеленный слишком высоко, уйдет впустую, а вот пущенный низко по крайней мере поднимет пыль и даст атакующим пищу для размышлений.
Воины с дурацким видом стояли вокруг, покуда Руфин, любовно наклонясь над своей машиной, проверял, как ока работает, и время от времени поднимал взгляд, чтобы по ходу дела сделать замечание, совершенно непонятное для слушателей. Я же стоял у частокола и с удовольствием наблюдал за неожиданным воздействием, какое это случайное зрелище оказало на врага. Послышались испуганные крики, у многих на лицах был ужас, и в смятении воины попятились назад. Воспользовавшись случаем, я перегнулся через ограду и громко крикнул Кинуригу:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});