Я с самого начала знал, что Он здесь. Он больше не был бесформенным, туманным — часть чего-то неизмеримо большего, живущего в космосе и вне космоса. Собиратель высвобождался… принимал форму. Маленькие алые огоньки пробегали в нем, как частицы злой крови. Он конденсировался, становился материальным.
Купель перед Пирамидой опустела. Де Керадель вновь наполнил ее из чана… и вновь… и вновь. Собиратель пил из купели и питался тенями и дымом костров, которых подкармливали кровью. И становился все более четким.
Я отступил, закрывая глаза.
Рикори спросил: «Что вы увидели? Я вижу там, далеко, только людей в красном, они поддерживают костры… и еще один стоит перед каменным сооружением… а вы что видите, Каранак?»
Я прошептал: «Я вижу вход в ад».
Затем буквально заставил себя еще раз взглянуть на то, что рождалось в каменном чреве Пирамиды… и стоял, не в силах отвести взгляд… услышал собственный голос, кричащий:
— Дахут!.. Дахут!.. пока еще не поздно!
И как бы в ответ море стихло. На хребте слева от нас появился яркий зеленый свет… далеко ли до него, я не мог сказать. Ведь это колдовское зрение, которое дала мне Дахут. Свет стал овальным изумрудом.
Он стал… Дахут!
* * *
Дахут… одетая в бледно-зеленые морские огни, глаза ее как фиолетовые морские бассейны, широкие, такие широкие, что их окаймляет белок; ее стройные черные брови — как брус над ними; лицо белое, как пена, жестокое и насмешливое; волосы как серебряная морская пена. Она казалась так же близко от меня, как и де Керадель. Как будто она стоит прямо над Пирамидой… может дотянуться до нее и коснуться де Кераделя. Для меня этой ночью, как и в теневой земле, не существовало расстояний.
Я схватил Рикори за руку, показал и прошептал:
— Дахут!
Он ответил:
«Я вижу там далеко какую-то светящуюся фигуру. Мне показалось, что это женщина. Когда вы меня держите за руку, я вижу ее яснее. Что там, Каранак?»
— Я вижу Дахут. Она смеется. Глаза ее не похожи на женские… лицо тоже не женское. Она смеется, говорю я… разве вы не слышите этого, Рикори? Она кричит де Кераделю… голос ее сладок и жесток… как море! Она кричит: «Отец мой, я здесь!» Он видит ее… Существо в Пирамиде знает о ней… де Керадель кричит ей: «Слишком поздно, дочь моя!» Он насмешлив, презрителен… но Существо в Пирамиде нет. Оно напрягается… торопится завершить свое формирование. Дахут снова кричит: «Родился ли мой жених? Выполнена ли работа? Успешно ли действовала повитуха? Получу ли я спутника в постель?» Разве вы не слышите этого, Рикори? Она как будто стоит рядом со мной…
Он сказал: «Я ничего не слышу».
— Мне не нравятся эти шутки, Рикори. Они… ужасны. И Существу в Пирамиде они не нравятся… хотя де Керадель смеется. Существо высовывается из Пирамиды… оно тянется к чану и камню жертвоприношений… Оно пьет… растет… Боже! Дахут! Дахут!
Как будто услышав, сияющая фигура подняла руку… протянула ко мне… я почувствовал прикосновение ее пальцев к своим глазам и ушам, губы ее коснулись моих. Она посмотрела на море и широко развела руки.
Выкрикнула Имя, негромко… ветер на море стих… Снова, как будто имела право вызывать… волны стихли… и в третий раз — торжествующе.
Крик волн, гром прибоя, рев ветра, шум моря и воздуха смешались в могучем диапазоне. Все смешалось в хаотическом вопле, первобытном, страшном. Неожиданно море покрылось гривами белых морских коней… армией белых морских коней… белых коней Посейдона… ряд за рядом кони устремлялись из глубины океана и обрушивались на берег.
Над более низкими возвышенностями, между скалой, на которой стояла Дахут, и вершиной, на которой стоял я, выросла стена воды, она поднималась, быстро и целеустремленно. Постепенно она меняла форму… набирала силу. Все выше и выше, на сто футов, двести футов над скалами. Остановилась, вершина ее стала плоской. Она превратилась в гигантский молот…
А сзади показалась гигантская туманная фигура, голова ее скрывалась в облаках и была увенчана молниями.
Молот обрушился, ударил по Существу в Пирамиде, по де Кераделю и одетым в красное людей с пустыми глазами, по монолитам.
Пирамиду и монолиты скрыла вода, кипящая, бьющая струями, разбивающая камни. Она переворачивала эти камни, бросала их.
На мгновение послышался нечеловеческий вопль из глубины Пирамиды, и я увидел, как Чернота, укутанная алыми огоньками, извивается под ударом молота воды. Мириадами рук бьется она в воде. И исчезает.
Вода устремилась назад. Она завихрялась вокруг нас, уходя, мы стояли по колено в воде.
Она уходила… со смехом.
Снова поднялась гора, увенчанная молотом, снова обрушилась на Пирамиду и стоячие камни. В этот раз воды зашли так далеко, что под их напором падали дубы… и снова они отступили… и снова поднялись и ударили… и я увидел, как исчез старый дом со всеми его призраками.
И все это время морская Дахут стояла неподвижно. Ее безжалостный смех покрывал рев моря и удары громящего молота.
Назад устремились последние воды. Дахут протянула ко мне руки, крикнула: «Ален… иди ко мне, Ален!»
И я ясно увидел тропу между нами. Как будто Дахут была рядом. Но я знал, что это не так, что это колдовское зрение, которым она меня наделила, позволяет так видеть.
Я сказал: «Удачи, Мак-Кенн… удачи, Рикори… Если я не вернусь, скажите Элен, что я ее любил».
— Ален… иди ко мне, Ален!
Рука моя упала на ручку длинного ножа. Я крикнул: «Иду, Дахут!»
Мак-Кенн схватил меня. Рикори отбросил его руки.
Он сказал: «Пусть идет».
— Ален… иди ко мне…
Воды стремились назад, через скалы. Водоворот обернулся вокруг Дахут. Поднял ее высоко… высоко…
И вдруг со всех сторон на нее набросились тени… били ее, толкали назад… в море.
Я видел, как на лице ее появилось изумление, затем гнев, потом ужас… и отчаяние.
Вода неслась в море, и с нею Дахут, а тени топили ее…
Я услышал собственный крик: «Дахут! Дахут!»
Подбежал к краю скалы. Сверкнула яркая молния. В её свете я увидел Дахут… лицо поднято, волосы раскинулись, как серебряная сеть, глаза широкие и полные ужаса… умирающие.
А тени топили ее, толкали под воду, вглубь… вглубь…
* * *
Колдовское зрение быстро слабело. Но колдовской слух все еще был со мной.
Прежде чем зрение совсем ушло, я увидел де Кераделя. Он лежал на пороге Пирамиды, раздавленный ее камнями. Камни распластали грудь и сердце де Кераделя, как он это производил с жертвами. Видны были только его руки и голова… лицо смотрит вверх, мертвые глаза полны ненависти… мертвые руки протянуты в… проклятии или мольбе…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});