Из оставленных здесь нами растений погиб только виноград. Лагедиак показал мне то место, где мы его посадили. Я обнаружил лишь засохшие лозы, но зато получил еще одно доказательство удивительного плодородия здешней почвы: эти лозы достигали верхушек самых высоких деревьев.
Я не был удивлен тем, что Каду вскоре после нашего отплытия женился на обитательнице острова Ормед. В самом деле, девушки там исключительно красивы. Посетив вместе с Шамиссо упомянутый остров, Каду вдруг отказался от своего намерения отправиться с нами в Россию; это заставило нас уже тогда предполагать, что он влюбился. Ну что ж, его счастье, что он предпочел простую жизнь с любимой под прекрасным небом тропиков жизни у нас, где холодный климат мог быстро его погубить. В выигрыше остались и земляки Каду, ибо он, возможно, научит их скотоводству и земледелию.
Поскольку Рарик все еще оставался печальным, я вновь спросил, какой камень лежит у него на сердце. Тогда он, весь дрожа, взял меня под руку и подвел к кокосовой пальме, к которой я восемь лет назад прибил медную пластинку с названием корабля и датой открытия нами острова Отдиа. Я предупредил в тот раз островитян, что строго накажу виновных, если по возвращении не найду пластинку на месте. Теперь ее не было. Рарик и Лагедиак, сопровождавшие нас с толпой не менее удрученных островитян, легко могли бы отделаться ложью, сказав, что пластинку захватил Ламари во время своего грабительского набега. Однако они были слишком для этого честны, а потому сознались, что пластинка недостаточно строго охранялась. Она была украдена, причем вора найти не удалось.
После столь откровенного признания оба воззвали к моему милосердию. Обрадованный тем, что горе моих друзей не имеет более важных причин, я заключил их в свои объятия, и они со слезами приникли к моей груди.
Женщина с одного из островов цепи Радак
Рисунок художника Л. Хориса
Теперь радость опять стала всеобщей. Мы возвратились к жилищу Рарика, где островитяне устроили эб — мимическое представление с пением. В песнях говорилось обо мне и моих спутниках с «Рюрика». Каждая песня славила одного из нас, а заключительный хор чествовал нас всех. Я очень сожалел, что далеко не все смог разобрать. Чаще всего встречались слова «милль» (железо), «айдара» (друг), «тамон» (вождь), «оа эллип» (большая лодка), а также имя Каду.
Островитяне Радака сохраняют свои легенды и предания в песнях. По вечерам они собираются вместе и развлекаются пением и плясками. Дети, которые присутствуют на этих увеселениях, знакомятся таким образом еще в юные годы с историей своей родины. Так, в песнях, эта история передается из поколения в поколение.
По окончании эба я роздал островитянам маленькие подарки и, взяв с друзей обещание посетить меня еще сегодня, вернулся на корабль. Я приказал теперь спустить на воду все наши шлюпки, чтобы перевезти на берег палатки и маятниковый прибор. Островитяне встретили их с большим радушием, угостили наших людей кокосовыми орехами, а затем, присоединившись к матросам, приняли деятельное участие в выгрузке и установке палаток. Они были, по-видимому, в восторге от нашего намерения обосноваться на берегу.
Первыми посетили нас в послеобеденное время Рарик и Лагедиак. Они прежде всего объехали в своем маленьком челне вокруг корабля и очень внимательно его осмотрели. Во время осмотра они восклицали: «Эрико! Эрико!» Этот возглас выражает удивление и соответствует нашему «ого». Потом Рарик и Лагедиак взобрались на палубу, где я их приветствовал. Однако наши гости были так поражены всем здесь увиденным, что как будто окаменели и забыли ответить на мое приветствие. В течение целой минуты лишь протяжное «о-о!» выражало их состояние.
Я провел обоих по кораблю, показывая все, что могло их интересовать. Каждый новый предмет усиливал их изумление. Лагедиак спросил, действительно ли все это сделано в России, и, когда я ответил утвердительно, он воскликнул: «Тамон руссиа эллип, эллип!» Моим читателям это выражение должно быть теперь понятно без перевода.
Затем Лагедиак стал измерять корабль во всех направлениях шнуром, который он привез с собой специально для этой цели. Покончив с корпусом судна, он стал взбираться на мачты, причем измерил даже все реи. Мои друзья выражали большое удивление по поводу многочисленности команды и несколько раз пересчитывали людей, находящихся на корабле. Дойдя до десяти, они каждый раз завязывали на шнурке узелок и начинали счет опять с единицы. По сравнению с экипажем «Рюрика», состоявшим из двадцати человек, наша нынешняя команда не могла не показаться им удивительно многочисленной.
Тем временем на корабль стали прибывать все новые и новые группы островитян. Никто из гостей не испытывал страха или недоверия. Все они чувствовали себя как дома, держались весело и непринужденно, но вместе с тем достаточно скромно и прилично. Островитяне смешались с матросами; из кубрика почти непрерывно доносился смех.
Матросы и гости пели и плясали попеременно. При этом они подтрунивали друг над другом, но весьма добродушно, так что никто не обижался. Происходил обмен подарками. Объятиям и другим проявлениям дружбы не было конца.
Ни один из гостей не приехал с пустыми руками: островитяне захватили с собой множество плодов и всевозможные мелкие изделия собственной работы. Все это было привезено не на продажу, а в качестве подарков. Каждый посетитель выбрал себе друга и высыпал на него весь свой рог изобилия.
Лагедиак, покончив с измерением корабля, не отставал от меня ни на шаг. Его любознательность не имела границ. Он требовал объяснения каждой мелочи, причем далеко не всегда бывал удовлетворен. Узнав, что я пробуду на Отдиа лишь несколько дней, Лагедиак очень огорчился и стал настоятельно просить меня остаться здесь навсегда. Он старался привлечь на помощь все то, что, как ему казалось, могло меня убедить: любовь, тщеславие, властолюбие. По его словам, мне следовало жениться на самой красивой девушке, убить тирана и узурпатора Ламари, как тот убил своего предшественника, и сделаться тамоном всего Радака. Я слушал болтовню Лагедиака, ничего ему не отвечая. Поэтому ему показалось, что я согласен с этим планом. Обрадованный, он, как дитя, запрыгал по каюте.
С заходом солнца островитяне покинули корабль, обещав вновь посетить нас на следующий день. Лагедиак уезжал в радостной уверенности, что сумел убедить меня поселиться на Радаке. Он просил ничего не говорить об этом плане Рарику.
Рано утром Лагедиак опять появился на корабле. Он привез мне к завтраку печеную рыбу, плоды хлебного дерева и свежие кокосовые орехи. Я, в свою очередь, угостил его кофе; он пил его с явным удовольствием. Лагедиак представил мне своего сына, мальчика 13–14 лет. Этот милый подросток, казалось, унаследовал добрый нрав отца. Скромное и рассудительное поведение мальчика, а также умное выражение его лица свидетельствовали о том, что из него вполне можно было бы воспитать человека нашего, наиболее утонченного круга.